В инструкции приводились диаграммы, и я занялся делом. Слуховые и модуляционные схемы особой проблемы не представляли — всего лишь транзисторы на батарейках, размеры которых легко можно уменьшить. Но вот микроволновый блок…

Микроволновые схемы штука сложная, требующая специальной обработки; одно неверное движение руки может нарушить выходное сопротивление и нарушить математически рассчитанный резонанс.

Что ж, я попробовал. Необходимые мне платы можно по дешевке купить в магазинах, торгующих списанными товарами, а некоторые транзисторы и другие компоненты я выдрал из собственных приборов. И после адских трудов я все-таки заставил блок работать. Но в шлем проклятая штуковина не лезла, хоть плачь.

Если хотите, считайте этот блок моей моральной победой — в жизни мне не доводилось мастерить ничего лучшего.

В конце концов я купил готовый блок — вакуумной обработки в пластиковом чехле. Купил там же, где раньше покупал микросхемы. Как и скафандр, к которому он был когда-то изготовлен, блок устарел настолько, что взяли за него смехотворно мало. Надо сказать, к тому времени я уже был готов заложить хоть свою душу, до того мне хотелось наладить «Оскара».

Главной сложностью в работе с электрооснасткой стало то, что все ее детали должны были быть безотказными и безопасными. Человек, работающий в космосе, не может, в случае неполадки, заскочить в первый попавшийся гараж и попросить механика помочь. Либо оснастка его скафандра будет нормально функционировать, либо ему остается только молиться. Потому-то и установлены на шлеме двойные фары, вторая автоматически зажигается, если гаснет первая. Дублировалось все, даже подсветка циферблатов над моей головой. Здесь я не спешил и не экономил; каждую дублированную схему я восстанавливал дублированной и тщательно проверил все автоматические переключатели.

М-р Чартон настоял, чтобы я заполнил встроенную аптечку скафандра всем тем, что предписывала инструкция: глюкозой, мальтозой и аминотаблетками, витаминами, аспирином, антибиотиками, кодеином — в общем, достаточным запасом лекарств, чтобы человек мог выкарабкаться, если что-то случится. Он попросил доктора Кеннеди выписать на них рецепты, чтобы я снарядил «Оскара», не нарушая при этом правил.

Когда я кончил работать, «Оскар» пришел в такую же отличную форму, в какой был во время своей службы на космической станции. Приводить его в порядок оказалось куда как интересней, чем, скажем, помогать Джейку Биксби превращать кучу металлолома в автомобиль.

Но лето шло к концу, и настала уже пора очнуться от мечтаний. Я все еще не знал, где мне предстоит учиться, на что учиться, да и придется ли учиться вообще. Кое-что я скопил, но этого явно не хватало. Часть денег ушла на марки и мыло, но я их оправдал, да еще с прибылью, одним пятнадцатиминутным выступлением по телевизору; а на ухаживание за девчонками я с марта месяца не потратил и цента — до того был занят. «Оскар» мне обошелся до смешного дешево, налаживал я его в основном потом и отверткой. Но семь долларов из каждых десяти мною заработанных шли в денежную корзинку.

Денег не хватало. Я с тоской осознал, что мне придется продать «Оскара», чтобы протянуть первый семестр. Но на что я протяну остаток года? «Отважный Джо», стандартный американский мальчик-герой, всегда заявляется в колледж с пятьюдесятью центами в кармане и благодаря своему золотому сердцу приходит к последней главе, всех победив и с изрядным счетом в банке. Но я-то отнюдь не «Отважный Джо». И стоит ли начинать учиться, если к Рождеству меня выставят из-за нехватки денег? Не будет ли разумнее подождать год и за это время свести короткое знакомство с киркой и лопатой? Был ли у меня выбор? Университет нашего штата, единственное высшее учебное заведение, куда я наверняка мог поступить, переживал трудные времена. Поговаривали, что многих профессоров уволят и университет потеряет свой нынешний статус. Вот смеху-то будет — корпеть несколько лет, зарабатывая себе бесполезный диплом никем не признаваемого учебного заведения.

Да и раньше наш университет котировался не выше второсортного технического училища.

Калифорнийский технологический и Институт Рокфеллера прислали мне отказы в один и тот же день, первый — на стандартном бланке, другой — в форме вежливого письма, гласившего, что принять всех абитуриентов, сдавших экзамены по вступительной программе, институт не сможет.

Помимо всего этого мне еще досаждали и различные мелкие неприятности. Пятьдесят долларов были единственной положительной стороной участия в телевизионном шоу. Человек, одетый в скафандр, выглядит в телевизионной студии, прямо скажем, глуповато, и ведущий выжал из этого все, что мог, постукивая меня по шлему и спрашивая, там ли я еще. Куда уж смешнее! Потом он спросил, что я намерен делать со скафандром, но когда я начал отвечать, он отключил мой микрофон и включил заранее записанную ленту со всякой чушью о космических пиратах и летающих тарелках. И половина жителей нашего городка решила, что слышала мой голос.

В общем-то, все это было бы не так уж трудно пережить, если бы в городе не появился Туз Квиггл. Все лето он где-то отсиживался, в тюрьме, по всей вероятности, но на следующий день после телевизионного шоу уселся за стойкой в аптеке, долго сверлил меня взглядом, затем осведомился громким шепотом;

— Слышь, ты случайно не тот самый знаменитый космический пират и телезвезда?

— Что скажешь, Туз? — спросил я.

— Ух ты! Хочу взять у тебя автограф! В жизни не видел живого космического пирата!

— Заказывай, Туз. Либо освободи место для кого-нибудь другого.

— Солодовой с шоколадом, коммодор, только без мыла.

Туза распирало остроумие каждый раз, когда он появлялся в аптеке. Лето выдалось на редкость жаркое, и от жары все заводились с пол-оборота. В пятницу, перед Днем труда, на складе забарахлила система охлаждения воздуха, ремонтника мы найти не смогли, и я провозился с ней целых три часа, насквозь пропотел, испортил при этом свои самые лучшие брюки. Я вернулся к стойке, только и мечтая, как бы добраться до дому и до ванной, когда в аптеку вплыл Туз, приветствуя меня громким возгласом:

— Привет, командир Комета. Гроза космических путей! Где же ваш бластер, командир? Смотрите, как бы Галактический император не оставил вас после уроков за такую небрежность! Ик-ик-ик-иккити-ик!

Девчонки, сидевшие за стойкой, прыснули.

— Отвяжись, Туз, — сказал я устало. — Жарко сегодня.

— И поэтому ты вылез из своих резиновых кальсон?

Девчонки засмеялись. Туз, скорчив рожу, продолжал:

— Слушай, малый, уж коль ты обзавелся шутовским нарядом, грех тебе не пустить его в дело? Дай объявление в «Кларион»: «Имею скафандр — готов путешествовать». Ик-ик-ик! Или наймись к кому-нибудь пугалом на огород.

Девчонки заржали. Я сосчитал до десяти, потом еще раз, но уже по-испански, потом по-латыни и спросил строго:

— Что ты заказываешь, Туз?

— Как обычно. Да поживей — у меня свидание на Марсе.

Из-за своей конторки вышел м-р Чартон, сел за стойку и попросил меня сделать ему прохладительный с лаймом. Его, разумеется, я обслужил первым, что прервало поток остроумия со стороны Туза и, по всей вероятности, спасло ему жизнь.

На некоторое время мы с хозяином остались одни. Он сказал тихо:

— Ты знаешь, Кип, почтительное отношение к жизни не должно распространяться на очевидные ошибки природы.

— Простите, сэр?

— Квиггла можешь больше не обслуживать. Мне такой клиент ни к чему.

— От Туза и его острот мне ни жарко, ни холодно. Он же безвредный.

— Я часто задаюсь вопросом, действительно безвредны такие люди, как он? До какой степени прогресс цивилизации затормаживался насмешливыми тупицами и пустоголовыми жалкими людишками? Иди домой, завтра тебе рано ехать.

На все праздники родители Джейка Биксби пригласили меня к Лесному озеру. Мне очень хотелось поехать, и не только ради того, чтобы скрыться от жары, но и чтобы потрепаться как следует с Джейком. Но я ответил: