Эстер поднялась, не утруждая себя вежливыми прощаниями, и невольно перевела взгляд на песок под ногами, по которому последнее время задумчиво водило носком ботинка. Линии, возникшие среди сверкающих белых песчинок, отчетливо складывались в подобие надломленной буквы "С".

Настоящих сумерек в Нью-Йорке не бывает, только свет бесчисленных экранов становится ярче, и в звучании городского шума возникают ноты легкой расслабленности. Эстер брела по широкому тротуару, вновь засунув руки в карманы. Она села в кресло самолета почти сутки тому назад, но на этом берегу океана только начинался вечер, и в сон ее совсем не тянуло, так что даже не пришлось глотать привычные для вечных путешественников таблетки. Со стороны бледная сероглазая девушка с медными волосами, выглядящая отчетливо нездешней и привлекающая заинтересованные взгляды, казалась сосредоточенной на какой-то одной мысли. В общем так оно и было, но Гирд Фейзель был бы в очередной раз разочарован, если не сказать раздражен поведением своей непокорной гостьи — размышления Эстер вертелись не вокруг поставленной перед ней миссии. И даже не были посвящены обдумыванию последствий аудиенции у Великого Бессмертного. Она то и дело просовывала правую руку подальше в карман пальто, чтобы избежать искушения послать Вэлу вызов через хэнди-передатчик. И все усилия ее интеллекта уже довольно долго сводились к решению вопроса о том, нужно ли это делать. Будучи человеком вне круга, он никогда не смог бы вызвать первым кого-либо из Имеющих Право, не говоря уже про Бессмертных… А она терпеть не могла набирать его хэнди-код, поскольку это каждый раз недвусмысленно указывало, что ко всем препятствиям между ними — расстоянию, возрасту, семейному положению — добавилось еще одно, совершенно ошеломляющее. И добавил его он сам, не поинтересовавшись даже ее мнением на этот счет.

Эстер вовсе не хотела устраивать себе вечер воспоминаний, но они приходили сами, накатывая волнами, отгораживая от возни и толкотни огромного города. "Стелла, послушай. — в очередной раз устало произнес голос Вэла в ее голове. — Право Бессмертия все равно встало между нами, если бы я не отдал его тебе, Бессмертным был бы я, какая разница?" "Огромная! — закричала она тогда, бегая по комнате. — Мужчины-Бессмертные спокойно могут снисходить до смертных женщин, на них стандартные законы морали не распространяются. А женщина-Бессмертная должна беречь свой высокий статус и не опускаться до связей с людьми вне круга. Думаешь, я не понимаю, зачем ты это сделал? Чтобы я от тебя наконец отвязалась и перестала мешать твоей счастливой семейной жизни!" "Я хотел, чтобы ты была счастлива, Стелла. Ты этого достойна гораздо больше, нежели я. Я хотел… Да что тебе говорить, если ты ничего понимать не желаешь?" 2Разумеется! — она гневно фыркнула, уперев руки в бока. — Нам как будущим небожителям совершенно непонятны глупые желания ничтожных смертных. Какой, в самом деле, у нас может быть общий предмет для беседы?"

Эстер взмахнула рукой, сжатой в кулак, словно в такт своим словам, и с силой наступила кому-то на ногу, не сразу осознав, что она не наедине с Вэлом в его кабинете шесть лет назад, а на многолюдной улице Нью-Йорка. Затем до нее постепенно дошло, что пострадавший от ее каблуков стоит на дороге, более того — загораживает ее и уходить не собирается, а для верности даже слегка придерживает Эстер за отворот пальто.

Она подняла глаза, но ничего особенного примечательного перед собой не увидела. На вид лет шестнадцать, стриженый ежик пегих волос, отрастающих в беспорядке. Глаз не разглядеть как следует за стеклами, одно из которых оранжевое, другое зеленое. В ухе массивная серьга с подвесками чуть ли не до плеча. Каждый второй в нью-йоркской вечерней толпе, бродившей по улице без конкретных занятий, выглядел похоже. Но мало кто рискнул бы подойти к Эстер ближе, чем на несколько шагов — аура Имеющей Право, отдающаяся покалыванием и волной холода в хэнди-передатчике, была слишком очевидной.

— Вечер слишком удался? — недружелюбно спросила Эстер, тщетно пытаясь найти глаза за очками своей неожиданной дорожной помехи, но будучи уверенной, что взгляд его расплывается от кайфа. — Хочешь испортить себе его продолжение?

— Ты, засунь, Эстер, правильно? — голос был по-юношески хрипловатый.

— Ну и? — довольно давно в общении с людьми она придерживалась крайней лаконичности, но видя, что подросток убраться прочь не торопится, прибавила: — Автографов я по четвергам не даю.

— Пойдем со мной, — ее собеседник похвастаться вежливостью мог еще меньше, поэтому ему пришлось некоторое время порыться в памяти, чтобы как-то украсить свою речь: — Пожалуйста. С тобой, засунь, поговорить хотят.

— Ты в курсе, что бывает за попытки мешать таким, как я? Не говоря уже о, — тут Эстер перевела взгляд на его руки, — попытке физического контакта без моего разрешения?

Парень усмехнулся, демонстрируя два сломанных зуба.

— Так ведь ты Департамент, растудыть, надзора звать не станешь.

— Уверен? — холодно осведомилась Эстер.

— Ты Эстер Ливингстон. Мне твою фотку показывали.

— А что, на ней была пояснительная надпись: "Никогда не сдает полиции наглых юнцов"? Должна тебя разочаровать — мне незаслуженно польстили.

Обладатель серьги и цветных очков ухмыльнулся еще шире.

— Сейчас все Бессмертные себе включили в передатчик импульс поражения. Им даже полицию, тудыть, звать не надо — чуть что не так, хлоп молнией. А у тебя такого нет. Пойдем.

— Куда? — немного удивленная этой уличной версией человеческой психологии, постаралась уточнить Эстер.

— К нам.

— А чем вы настолько примечательны, что я должна потратить на вас свое время?

— Харри, тудыть, тебе скажет, — невозмутимо заявило это чудо городской субкультуры. — Идешь?

Нет, любопытство никогда не относилось ни к числу пороков, ни добродетелей Эстер Ливингстон, считайте его хоть полезной, хоть дурной чертой характера. Но она очень не любила, когда копались в ее жизни, делали вид, будто знают о ней больше, чем можно почерпнуть из газетных подборок, и обсуждали мотивы ее поступков Ее сразу тянуло доходчиво растолковать таким ребятам, что лучше бы они поискали себе другое, менее хлопотное занятие. А что касается чувства опасности, которое непременно должно возникнуть, когда тебя ведут внутрь темного квартала по улочкам, похожим скорее на щели между домами, где царит запах дешевого масла для жарки и пронзительные вопли, доносящиеся с экранов в глубине комнат — то Эстер последнее время даже не чувствовала, когда подвергает себя риску. С одной стороны, терпеливо ждущее внутри нее Право постепенно передавало владелице ощущение будущей вечности, с другой стороны, она мечтала не доносить до сорока лет свое зерно бессмертия, и потому радостно принимала опасности.

Остановивший ее подросток теперь шел впереди, пританцовывая в такт звучащей в его ушах музыке, и даже не оглядывался на Эстер. Окликать его было бесполезно — он все равно сейчас ничего не слышал. Оставалось только надеяться на то, что они на острове, и бесконечно простираться эти трущобы не могут. Действительно, вскоре они прошли в поцарапанную дверь, поблуждали по каким-то мало освещенным коридорам, все время спускаясь вниз на один пролет, и наконец оказались в подобии подвального склада, с выщербленными каменными стенами, изрисованными краской. На стенах преобладали надписи с ругательствами не менее грязными, чем пол под ногами, но их было так много, что они начали складываться в причудливый узор, переплетаясь друг с другом и напоминая попытку создать некое художественное полотно, а не выразить свое отношение к жизни. Эстер невольно фыркнула, рассматривая все это великолепие, но ее провожатый ни на миг не задержался. Он подошел к одной из плит в полу, которая на самом деле оказалась крышкой люка, поворочал ее ногой, и когда образовалась внушительная щель, сел рядом с ней и произнес гораздо более ясным голосом, свесив ноги в дыру: