И наконец, наступает момент, когда в тебе, согбенном, слабом, истощенном, окруженном суровыми карателями в коричневых перевязях, голосами и фонарями, что-то поддается. Ты молишь об исповеди — и выходишь из тесного полумрака, спотыкаясь в своих кандалах, и вот ты стоишь в красивой сводчатой стеклянной комнате, полной свежего воздуха и солнечного света, и видишь оттуда весь город и горы. Проповедник обращается к тебе с добротой, и ты знаешь, что после того, как избавишься от бремени, тебя ждет бичевальная дыба в центре этого мраморного пола, и там, как с детства учил Министорум, боль очистит твою душу перед тем, как она покинет тело и предстанет перед Императором. Как можно не возрадоваться? Как можно не извергнуть все секреты, что ты запер внутри себя?

Кальпурния понимала психологический эффект этой комнаты и ценила его. Часто ключом к наиболее сокровенным тайнам становилось обещание одного последнего проявления достоинства и раскаяния после долгого томления в камерах. Если стоять у окна спиной к дыбе, то помещение выглядело, можно сказать, мирным, несмотря на непривычный солнечный свет. Даже после нескольких дней на Гидрафуре Кальпурния подсознательно искала источник дыма или песчаной бури, которые могли придать свету такой оттенок. Все, что может подвигнуть Жоу на конструктивный диалог — благо, решила она, и, судя по всему, созерцание пейзажа во время ожидания этому способствовало.

— Предполагаю, этот человек нам подтвердит, что взрыв был кем-то устроен, но не нацелен именно на вас. Сомневаюсь, что он вообще знает, кто вы такая.

— Согласна. И если это не нападение на меня, то, согласитесь, это означает атаку против Вигилии и мессы. То масло предназначалось для лампад, а вечером должна быть большая процессия с горящими лампадами. Как это называется, дальние святые?

Он кивнул.

— Да, их статуи и иконы вчера расставляли по Кварталу Пилигримов, и сегодня вечером, перед Мистерией Распорядителя, их перенесут к Престолу через другой склон Августеума.

— Но причина взрыва была в самой повозке, в ее грузовых контейнерах. Не в масле. Если цель была как-то подорвать этот парад… но я забегаю вперед. Дайте мне немного поразмыслить вслух. Атака необязательно должна быть направлена на парад, фактически, даже лучше, если это не так. Судя по тому, что рассказывал Леандро, нарушение Вигилии — вещь, требующая тонкого расчета. Надо, чтобы саботаж вызвал какие-то беспорядки, чтобы повредить Распорядителю, но если он нанесет слишком большой урон, то ударит по собственному организатору. Если бы шествие не состоялось, это была б катастрофа, но вот вызвать чудовищные транспортные проблемы по всему боку улья — этого как раз достаточно, чтобы подмочить репутацию Кальфус-Меделлу. Черт, да мы, наверное, даже подсобили им, закрыв Врата Аквилы. Это не было покушение на убийство и это не была попытка прорвать кордон Арбитрес, чтобы проникнуть с группой людей в Августеум, была у меня такая идея. Я думаю, что цель этих преступлений состояла в них же самих. Инквизитор, вы лучше разбираетесь в Гидрафуре, чем я. Что вы думаете?

— Вы явно хорошо проводите время за этими измышлениями, Кальпурния, но это больше ваша проблема, чем моя.

Снова это ощущение пощечины.

— Любая попытка подорвать мир Императора на Гидрафуре подпадает под вашу юрисдикцию, а не мою, и точно также любая прямая атака на Экклезиархию — дело Церкви и Адепта Сороритас. Мое дело — выследить убийцу и уничтожить того, кто им управлял, и всех, кто имел с ним дело, далее мои интересы не распространяются.

— Со всем уважением, инквизитор, я бы скорее подумала, что…

— Ну конечно, но в настоящий момент, если хотите знать, Ордо Гидрафура стараются по минимуму вмешиваться в дела Экклезиархии. Я немного удивлен, что вы решили так глубоко в них нырнуть.

— Не уверена, что понимаю вас, инквизитор.

— Разве Леандро вам еще не рассказал о конфликте между епархией и так называемыми «флагманскими кюре»?

Кальпурния упала духом. Только не снова.

— Нет, уважаемый инквизитор, это для меня новость.

— Что ж, пожалуй, лучше вам узнавать об этом не от меня, и…

— И это действительно будет правильно.

Арбитр и инквизитор развернулись на голос перебившего. Они оба не расслышали мягкие шаги того, кто вошел внутрь.

Примерно в десяти шагах за ним стоял, сложив руки на груди, Михон Барагрий, а по бокам от него — два проповедника из гарнизона Арбитрес с красными поясами и сомнением на лицах

— Арбитр Кальпурния, всегда благоразумно добывать информацию из первых рук, — продолжил эмиссар курии. — Я бы, к примеру, не стал и думать о том, чтобы получать информацию о делах Адептус Арбитрес от третьей стороны. Просто попросите, и я ознакомлю вас со всем, что сам знаю по этой теме.

— Смотрите, куда ступаете, Барагрий, — прорычал Жоу. Пренебрежение к Инквизиции Бога-Императора имеет свойство возвращаться. В наших записях уже значится давление, оказанное Экклезиархией на Арбитрес по поводу тела того убийцы.

— Давление? — переспросил Барагрий, спокойно подойдя к дыбе. — Я только что пришел с весьма цивилизованной аудиенции с арбитром-сеньорис Леандро, где объяснил, по какой хартии действуют охотники на ведьм, подчиненные епарху. У нас есть совершенно законное право осуществить уничтожение тела в соответствии с законом Министорум, о котором, как я знаю, вы имеете прекрасное представление, инквизитор.

— Эта хартия исходит от епарха и не имеет веса в… — успел проговорить Жоу, прежде чем между ними двоими встала Кальпурния.

Эффект был слегка подпорчен тем, что они просто продолжали свирепо глядеть друг на друга поверх ее головы.

— Я уверена, что весь этот диалог мог бы вылиться в нечто конструктивное, но, джентльмены, давайте пока что сконцентрируемся на чем-то другом? Почтенный Барагрий, вскоре должен прибыть узник, который желает совершить покаяние.

— Истинно так, и я пришел в качестве исповедника. Он ждет снаружи в компании ваших карателей.

— Вы? — громыхнул Жоу. — Что вы замышляете, Барагрий? Кальпурния, что вы знаете об этом?

— Ровно столько, сколько сейчас услышала от почтенного Барагрия. Ваше преподобие, может быть, это просто говорит моя неопытность, но обычно ли это для дипломатического представителя епархии — прибывать без объявления и брать на себя такую роль в расследовании Арбитрес?

— Как я уже говорил, я прибыл сюда ранее для аудиенции с арбитром Леандро, — Барагрий наконец перевел взгляд с Жоу на Кальпурнию. — Завершив ее, я воспользовался возможностью посетить своих коллег в часовне Врат Справедливости, чтобы помолиться и пообщаться с ними, естественно, с согласия арбитра-сеньорис. Во время нашего разговора прибыло сообщение, что некий заключенный попросил встречи с исповедником Экклезиархии, и капелланы гарнизона удостоили меня чести, пригласив исполнить этот долг. Поскольку этот заключенный числится в каталоге за вами, арбитр Кальпурния, и поскольку мы с вами в любом случае работаем вместе, это выглядело счастливым совпадением. Я уверяю вас, что никоим образом не вмешивался в процесс.

— Вы сотрудничаете с Барагрием по делу о попытках нарушить мессу, Кальпурния? — обвиняюще спросил Жоу из-за ее правого плеча.

— Мы встречались по этому поводу. Вы говорили, что заинтересованы в расследовании, — ответила ему Кальпурния с некоторой долей удовольствия. — Почтенный Барагрий, чтобы заработать искупление, Якуш должен рассказать нам все о своей роли в заговоре. Только когда мы будем уверены, что получили всю информацию до последней крупицы, ему будет позволено бичевание и все, что за ним воспоследует.

— Совершенно ясно, — ответил Барагрий. — Он говорил со мной по пути наверх. Я уверен, он будет с вами сотрудничать.

Жоу фыркнул.

По сигналу Кальпурнии каратели у двойных дверей распахнули створки. Хиель Якуш оказался тем рабочим, что с татуировкой на голове. У него было мощное телосложение, однако талию и бедра скрывал слой жира. На лице виднелись обильные следы слез, и он с тоской посмотрел сначала на дыбу, а потом на Барагрия.