Домаса начала следовать за ним, медленно, петляя влево и вправо, чтобы Черрик постоянно находился между ней и дверями или нишами, мимо которых они проходили. Она была уверена, что Симозон не боец, но идея физического столкновения заставляла ее нервничать. Каким бы дуболомом не был Черрик большую часть времени, сейчас он сконцентрировался и затих, ступая столь выверенно, что Домасе нужно было бы тщательно прислушиваться, чтобы расслышать его шаги. Домаса попыталась сделать то же самое — ее стопы были столь же удлиненными, как и кисти рук, и касались пола только пальцами, пятки же торчали назад, как у большой кошки. Это облегчало процесс.
Она слышала, как в вокс-устройстве Черрика тихо шелестят голоса остальных. Вся формация уже двигалась, медленно, уверенно, непреодолимо. Домаса чуть не споткнулась о подол своего платья и поняла, что идет, сгорбившись. Это было глупо. Она захотела выпрямиться и громко закричать. Что думал Симозон, как это еще могло закончиться? Куда он собирался сбежать? Как долго он предполагал прятаться?
Так долго, сколько получится, подумала она про себя, и когда мы выгоним его из укрытия, то стоит ожидать, что он попытается хотя бы нескольких забрать с собой. Так что будь внимательна, Домаса Дорел, и не давай ему никаких шансов.
Хотя Петрона ожидал этого с тех пор, как по-настоящему пришел в сознание, его сердце екнуло, когда они один за другим вошли в комнату. Он все еще сидел в кресле, его по-прежнему тошнило, и он все время чувствовал усталость, но его помыслы были остры как бритва, и он мог сжать кулаки и удерживать их, пока на счет семьдесят три боль не заставляла его расслабить руки.
Он сразу узнал распорядительницу экипажа Бехайю — раз или другой он разговаривал с ней, когда она по особым случаям спускалась к нижним столам во время пиршеств. И через миг он смог опознать и Кьорга, старого дурака, который, предположительно, руководил посольским ведомством. Это из-за приказов Кьорга Петрона сошел на Шексию, чтобы… чтобы сделать вещь, о которой ему не нравилось думать. Он спрятал руки под покрывало, чтобы распорядители не увидели, как он сжимает кулаки.
С Халпандером он тоже имел дело, несколько раз, когда его назначали руководить загрузкой товара и провизии. Но, кроме них, были лица, с которыми он не вполне мог сопоставить имена: безгубая женщина в черно-белой шали, маленький лысый человек с лицом грустной собаки… и фигура в красном. Петрона уставился на нее и не отводил взгляд.
— Мне сложно поверить, что ты никогда и ничего не слышал о магосе Диобанне, — сказал Д'Лесте, подтянув табурет и сев возле кресла Петроны. — Для меня, конечно, он старый знакомый, но разве я ошибался, предполагая, что весь флот знает о человеке-монстре, живущем на борту «Гига-VII»?
Петрона продолжал пристально смотреть. Как и все остальные дети флотилии, он слышал, придумывал, раздувал и передавал другим мифы о «Гига-VII». Это был корабль, на который почти никто не ездил, и который нельзя было обсуждать любому, кто там побывал. Хотя он смеялся над россказнями о красном человеке-монстре, эти истории по-прежнему не давали ему спать, когда выключали свет, и когда Ниммонд придумывал невероятные фантазии на тему того, что могло находиться в том корабле, он охотно слушал. Когда он стал старше, то узнал, что «Гига» как-то связана с мастерскими и инженерией, и больше о ней практически не вспоминал. Во флотилии было много всяких вещей, узнавать о которых не было никакого смысла.
Но теперь этот облаченный в красное человек-монстр был здесь, и Петрона удивился тому, что не чувствует страха в присутствии излюбленного пугала детей флотилии. Он продолжал его разглядывать.
— Я полагаю, пора представить вас друг другу, — сказал печальный с виду человечек. — Перед тобой, господин Петрона, почтенный член флотилии, имеющий куда больший стаж службы и статус, чем ты сам, если я могу так выразиться. Как и сказал доктор Д'Лесте, это магос Диобанн из Адептус Механикус. Он присоединился к нам как странствующий магос после того, как был расформирован эксплораторский флот понтифика-механиса Хвела. По моим подсчетам, это было — сколько же там? — сто двадцать лет назад. Вскоре после начала моей службы.
— Я думал, что мы вроде как независимы от таких, как он.
В обычной ситуации Петрона бы остановился на одной только мысли, но слова покинули его рот, прежде чем он спохватился. Он подумал, не могли ли лекарства в его организме притуплять остроту его ума.
— Наша великолепная флотилия может долгое время странствовать по галактике лишь на своих ресурсах, — сказал Гайт. В его голосе появился укор, хотя магос Диобанн никак не отреагировал на выпад. — Может быть, даже на протяжении целой человеческой жизни. Но бывают времена, когда мы вынуждены произвести инженерные или медицинские ритуалы или другие вещи, которые нам просто недоступны. Адептус Механикус знают об этом. И в то время, как мы нуждаемся в их услугах, есть вещи, которые мы можем предложить взамен. Мы ведь, в конце концов, вольная торговая флотилия.
— Наш контракт с Адептус Механикус — просто соглашение об обмене, у него нет конечной даты, — сказала женщина с шалью, очень тихо выговаривая слова, как будто ее возмущала необходимость тратить на это какую-либо энергию. — У нас есть право призывать на помощь Механикус, чтобы справиться с тем, с чем неспособны справиться наши мирские техники. Взамен же странствующий магос… путешествует с нами.
— Должно быть еще что-то, — возразил Петрона. Осознание того, что его не наказали за то, что он сказал в первый раз, сделало его храбрее. — Что от этого получает сам странствующий магос Диобанн?
Он заметил, что его голос был по-прежнему слабым и даже более хриплым, чем у той женщины. Потом у него внутри все сжалось — магос внезапно приблизился к нему неприятной, скользящей походкой.
— В космосе есть много вещей, вызывающих интерес и способных привлечь последователя Омниссии, — донесся голос из-под алой вуали, прикрывающей нижнюю половину лица магоса. Это был тот самый голос, который Петрона слышал в полубессознательном состоянии, одновременно теплый и лишенный эмоций. — Хартия позволяет этой флотилии путешествовать в такие места, которые могут вызвать ненужное внимание или просто находиться под запретом. Некоторые открытия моему древнему и святому ордену лучше всего изучать в тайне.
Магос наклонился над креслом, а потом, к отвращению Петроны, уголок его правого глаза вздулся и выпустил наружу тонкое тело металлического червя, который вытягивался из того места, где соединялись веки. Он мгновение раскачивался в воздухе, потом метнулся в сторону и присоединился к усику бабочки-диагностора, сидящей на плече Петроны. Машина начала содрогаться, как будто отросток магоса пытался высосать ее досуха.
— Иногда, к примеру, возникает необходимость удостовериться, — продолжал Диобанн, чье лицо находилось в считанных сантиметрах от лица энсина, — что… препятствия, чинимые военными Империума, не приведут к утрате редкой и священной технологии. Порой бывает так, что независимые путешественники, такие, как флотилия вольного торговца, вступают в контакт с устройствами, изготовленными руками ксеносов, или же образцами, представляющими ценность для нашего ордена Биологис, которые будет благоразумно изъять и поместить под присмотр Механикус. К счастью, флотилия разрешила мне соорудить прекрасную лабораторию на борту «Гига-VII», над которой, по нашему договору, я имею полный контроль. Или же, возможно, некий артефакт, созданный нами самими, был утрачен точно также, как было утрачено столь многое в былом Империуме, и по чистейшей случайности его заново открыли наши разведчики и агенты…
— Кажется, я понимаю, — сказал Петрона. Червь вдруг отлепился от бабочки и вполз обратно в лицо Диобанна. Он исчез не полностью, Петрона увидел это, потому что знал теперь, где тот находится: червь по-прежнему сидел в самом уголке глаза, как крошечная серебряная слезинка. — Пару лет назад мы завернули в какое-то мертвое скопление. Четырнадцать месяцев потратили на то, чтобы слетать на мир, куда никому из нас не дозволили спуститься. Это был ты?
