Мимо пробежал человек — один из матросов, которых они видели ранее. Циркулярная пила, которую он нес, превратилась в металлические ленты, часть которых проникала в его собственную плоть и выходила наружу, так что рука оказалась пришита ими к телу. Он бежал, завывая, обожженный, почти голый, обезумевший, и Черрик убил его выстрелом из хеллгана в упор. Варрон издал стон, но никто не стал спорить: в варп-буре сломленные разумы становились источником угрозы.
Рампа привела их в зал для сборов, где стояли ряды скамей, а на стенах были расклеены бумаги с приказами. Теперь скамьи лежали перевернутые и разбитые, а с другой стороны бежала толпа матросов. Они кричали и толкались, желая лишь одного: чтобы кто-то, кто угодно, хоть враг, хоть лучший друг, хоть парень из другой смены, имя которого они едва знают, чтобы кто-нибудь оказался между ними и смертью.
Смерть возникла за ними, в арке, за которой начинались два низких коридора. Она прыгала и топала по скользкой от крови палубе, останавливаясь на каждом маленьком скачке или звучном шаге, словно пытаясь распробовать новые, вкусные ощущения, исходящие от ступающих по металлу изрезанных стоп. Существо не знало, каковы возможности мяса, в которое оно каким-то образом попало, и к тому времени, как оно поняло, что эти жалкие коротенькие отростки способны двигаться лишь в определенных направлениях, большая часть суставов мяса уже была сломана или вывихнута нечеловеческой волей, двигающей мышцы. Один раз оно проделало дыру в переборке, которую мясу приходилось обегать, и попыталось проникнуть сквозь нее, но ширины разрыва хватало разве только, чтоб просунуть одну конечность. Поэтому оно скомкало твердую костяную раму, на которую было натянуто мясо, и просочилось сквозь отверстие, словно змея. Рама после этого не восстановилась, а удерживать ее на месте силой воли было слишком утомительно. Теперь его скелет представлял собой массу костяных осколков и фрагментов, которые щелкали и скрежетали, когда оно двигалось. Ноги то шлепали о металл, как куски сырого мяса, то постукивали наподобие собачьих когтей, когда кости выпирали сквозь подошвы.
Униформа мичмана, которая была надета на это тело, пока в нем еще находился рожденный вместе с ним человеческий разум, была насквозь мокра и сочилась красным, но не вся эта кровь была его собственной. С треском раздираемой плоти существо выбросило вперед руку, кожа на удлиняющейся конечности полопалась, и кулак врезался в спину одного из бежавших позади, будто утыканная костяными осколками булава. Только Черрик, который не отступал, стоял во главе отряда и отталкивал прочь матросов, которые мчались прямо на него, увидел, как красный силуэт утянул добычу к себе. Сквозь кожу существа вдруг проросли новые обломки — сначала высунулись лишь острия, похожие на твердые белые капли пота, а потом и сами расколотые кости, словно окровавленные кактусовые шипы — и оно заключило вопящего матроса в объятья. Он кричал еще секунду, потом красная тварь выпустила его и издала булькающий вой, который мог означать триумф, разочарование или что-то иное, не поддающееся пониманию человека.
Этого звука было достаточно, чтобы паника удвоилась, и в следующий миг большая часть отряда, намеревавшегося выследить и уничтожить врага, исчезла. Они умчались вверх по рампе, позабыв все мысли о долге и требованиях. Осталось, может, полдюжины — те, кто упал на пол, застрял среди скамеек или прижался к стенам. Один визжал и корчился в руках Черрика, еще двое схватились с бойцами. Варрон и Рика пятились, пытаясь защитить Домасу от дерущихся людей. Потом бойцы осознали, что не стоит тратить силы на тех, кто так упорно стремится убежать, и выпустили обоих. Они тут же ринулись прочь, один пушечным ядром влетел в Варрона, а потом скрылся на рампе, второй же, рыдая, съежился у стены.
Металлическое, скрежещущее пощелкивание снарядов, вгоняемых в дробовик, снова привлекло внимание Варрона к тому, что находилось впереди. Среди разбитой мебели трое членов экипажа организовывали оборону. Те двое, которых они видели с огнеметом и баллоном, сжались позади перевернутой скамьи и активно работали над подачей топлива. Они потеряли тележку, но на шланге сбоку огнемета висел маленький металлический яйцевидный контейнер, который, очевидно, был запасным резервуаром. Звук патронов исходил от женщины рядом с ними, которая быстро перезаряжала короткий, обмотанный проволокой дробовик. В этот миг красная тварь выпрыгнула из-под арки.
Варрон нетвердо зашагал вперед, чувствуя, будто его тело готово было порвать себя на части так же, как, видимо, порвало себя это существо. Инстинкты, клеймами выжженные в каждой клетке его тела, жаждали погнать его назад, к рампе, в то время как наполненный ужасом, неверящий разум твердил, что он должен идти вперед. Он поднял в дрожащей руке оружие.
Красная тварь сделала шажок вперед и потянулась к людям с огнеметом, но на этот раз ее рука не смогла удлиниться, и на палубу хлынул дождь крови и костяных фрагментов. Женщина с дробовиком запаниковала и выпалила. В низком металлическом пространстве выстрел оказался оглушительно громким. Дробь, рикошетя, задребезжала о металлический потолок и вырубила два светильника, еще два начали неровно мерцать и плеваться искрами, и внезапные вспышки света превратили все движения в серии стоп-кадров, отчего происходящее стало лишь больше напоминать кошмарный сон.
Красное существо, шатаясь, сделало еще один шаг. Хотя в ушах у Варрона все еще звенело от выстрела, он расслышал тошнотворный звук рвущейся ткани, с которым оно запрокинуло голову, чтобы взглянуть на мерцающий свет. Один его глаз исчез, пустую яму прикрывал мокрый лоскут кожи с волосами — кусок разодранного скальпа, частично утонувший в глазнице. Другой глаз, блестящий и черный, как базальтовая галька, таращился, словно изнутри на него напирало невообразимое, готовое взорвать его давление, и безумно сверкал в свете разбитых светильников.
Женщина сделала вдох, взяла себя в руки и снова выстрелила в извивающуюся, колышущуюся руку, что повернулась к ней. На этот раз она не промахнулась, и рука взорвалась кровавым фонтаном, который заляпал потолок и замкнул и без того почти не работающие лампы. Свет вдруг практически исчез. Мысль о том, что красная тварь может приближаться к ним в темноте, вызвала у Варрона панику. Он надавил на спуск, не целясь, скорее рефлекторно, от страха, и помещение озарило быстрым потоком тускло-красных лучей света — к нему присоединился и Рика. Черрик прокричал приказ, и двое корабельных бойцов тоже открыли огонь, а потом остальные, с Черриком во главе, перебежали в самую широкую часть зала, разошлись шеренгой, встали и начали поливать врага огнем.
— Разделитесь! — кричал Черрик. — Разделитесь! Чтоб если оно к вам приблизилось, то приблизилось только к одному!
И остальные бойцы начали раздвигаться в стороны. Варрон, чьи нервы и инстинкты ревели, заставил себя двинуться вперед, пройти вдоль стены, прицелиться и снова выстрелить.
Тварь в кровавом покрове безмолвно наблюдала за ними, и лазерные лучи, попадающие в ее тело, отражались в ее единственном круглом черном глазу. Она не отшатнулась и не упала, хотя обычно даже выстрел из лазпистолета имел ударную силу: часть поверхности цели подвергалась взрывообразному испарению, и это создавало импульс, отбрасывающий назад. Но красная фигура по-прежнему стояла, ее нижняя челюсть болталась на сломанных и вывихнутых суставах, и каждый новый выстрел выбивал из нее облачка пара. Лучи не пронзали ее, как человеческое тело, а лишь выжигали кратеры на поверхности, как будто нечто преобразовало плоть в барьер, почти непроницаемый для вспышек испепеляющего света.
Дробовик справлялся лучше. Под прикрытием лазерного огня женщина проползла вперед между разбитыми и перевернутыми скамьями, приставила приклад к плечу и выпустила еще три ярких громоподобных выстрела, которые разорвали уже испещренную дробью плоть. Домаса видела, как это происходит, видела раны, однако была не в состоянии об этом сказать: существо пульсировало перед ее зрением, словно язва, и она ничего не могла поделать, кроме как стараться не упасть на четвереньки. Но ее варп-око видело, что тварь начинает распадаться. Дробовик был как раз тем, что надо: лазерный огонь годился против живых существ, он мог причинить достаточную травму, чтобы живой организм перестал функционировать. Но чтобы сражаться с таким созданием, как это, необходимо оружие, которое сможет не только повредить тело, но разрушить его, физически рвать его на куски до тех пор, пока узел воли, стягивающей плоть воедино, не истощится. Сгусток варп-вещества внутри трупа, стоящего напротив, начал утекать и терять целостность — у него уже с трудом получалось растягивать конечности, а изорванная плоть шеи и плеч начала обвисать и оседать. Наследничек по-прежнему изображал какого-то треклятого героя, делая именно то, что она так упорно пыталась ему запретить. Кем он себя возомнил?
