Порыв холодного ветра пошевелил огонь и занавеску на двери, и тут же хлынул дождь. На фоне звука падающих капель послышался удар грома.

— Град, — сказала Рула.

— Мне нужно завести коня внутрь. Что с овцами?

— Стебан ими займется. Стебан?

Над Земстви снова громыхнул гром, и ночь прорезала молния. Овцы заблеяли.

— Стебан, прошу тебя! Пока они не подняли панику!

— Еще один урок, Стебан, — Тэйн вывел мальчика за дверь. — Нужно делать свое дело, что бы ни случилось.

Дождь был холодным и пронизывающим. Громадные капли и градины обжигали кожу. Гром и молнии усилились. Ветер вцеплялся ледяными когтями в прорехи в одежде Тэйна. Он завел коня в хлев, и присутствие мерина успокоило мула и корову. В свете молний Тэйн начал обшаривать свои мешки.

Стебан тоже загнал овец в хлев. Здесь было тесно, зато безопасно.

Тэйн подошел к нему, желая помочь, и вдруг увидел среди вспышек молний быстро приближавшегося всадника, который лежал на шее лошади, прячась от ветра. Он явно направлялся к дому.

— Отнеси этот сверток матери, — сказал Тэйн Стебану. — Скажи, пусть подождет, пока я не приду.

Стебан выбежал из хлева. Тэйн отступил в тень, дожидаясь всадника, который только что миновал источник.

— Торфин, сюда!

Пестрая лошадь сменила направление, и юноша спрыгнул на землю рядом с Тэйном.

— Ну и ночка. Что ты тут делаешь, приятель?

— Загоняю овец внутрь.

— Не против, если кайдаровец зайдет тоже?

— Ты выбрал неподходящее время, Торфин. Но заходи. И лошадь заводи.

Сверкнула молния, и ударил гром. Юноша окинул Тэйна взглядом. На поясе у бывшего солдата по-прежнему висел короткий меч.

— Что случилось?

— Ты не был в Башне?

— Уже несколько дней.

— Торфин, скажи, почему ты постоянно здесь крутишься? Почему ты все время наблюдаешь, как Стебан пасет овец?

— Гм… Клекла заслуживают лучшего.

Тэйн помог ему расседлать лошадь.

— Лучшего чем что?

— Понятно. Они тебе не рассказывали. Но они ведь скрывают свой позор, верно?

— Не понимаю.

— Та, которую называют Ведьмой, — их дочь Ширл.

— Силы небесные!

— Вот почему у них нет друзей.

— Но ты их не обвиняешь?

— Когда Дети Преисподней налагают на кого-то проклятие Силы, разве это вина родителей? Нет, я их не обвиняю. Не за это. За то, что позволили ей стать вздорной, избалованной маленькой воровкой, — да. Те, кто проклят Силой, выбирают путь в соответствии со своей личностью. Разве не так?

— Сомнительно. Судя по тому, что они говорят, ее нет в живых.

— Они просто делают вид. Прошло чуть больше года с тех пор, как она наложила свое заклятие на барона. Она думала, что он заберет ее в Ива-Сколовду и сделает ее знатной дамой. Но она ничего не понимает в политике. Барон не может вернуться назад, а она теперь не может вернуться домой и пытается купить себе будущее, занимаясь кражами.

— Сколько тебе лет, Торфин?

— Девятнадцать. Я слишком стар?

— Ты говоришь так, как будто ты намного старше. Кажется, ты мне нравишься.

— Я стал кайдаровцем случайно, а не потому, что мне этого хотелось.

— Похоже, и это тоже причиняет тебе боль.

На губах Торфина возникла легкая улыбка.

— Ты что, читаешь мысли? Кто ты, с таким мечом? — Тэйн не ответил, и он с горечью добавил: — Да, Торфину Хакессону до сих пор больно. Я был влюблен в Ширл, а она мной воспользовалась, чтобы попасть в Башню.

— Печально. Войдем лучше в дом. Но будь осторожен — вряд ли там будут рады тебя видеть. Кайдаровцы сожгли дом Коску. Погибла его дочь.

— Проклятье! Но это ведь должно было рано или поздно случиться, верно?

— Да. И это было только начало. Коску напал на Олага и Гримнира. Его тоже убили.

— Кто из них это сделал?

— Слишком поздно. Олаг — но он тоже мертв. Хотя сперва он убил Миклу и ранил Тому.

— Помоги мне оседлать лошадь. Я не могу здесь оставаться.

— Останься. Возможно, вместе мы сумеем прекратить кровопролитие.

— Я не могу. Они меня уже ненавидят. Из-за Ширл.

— Останься. Завтра мы пойдем в Башню. Встретимся с самим бароном. Он сможет это остановить.

— Микла жил с дочерью Стояна. Старик наверняка захочет за него отомстить.

— Тем больше причин прекратить все это.

Торфин снова подумал.

— Ладно. Ты не стал меня убивать. Возможно, в твоей душе есть что-то человеческое.

Тэйн улыбнулся.

— Я буду прикрывать твою спину, тролледингец.

Рула и Тома о чем-то тихо и печально разговаривали. Когда в дверях появился Тэйн, наступила тишина, и взгляд их стал полон ненависти.

— Торфин останется у нас на ночь. Утром мы поедем в Башню, поговорить с бароном, — решительно заявил Тэйн.

Тома попытался приподняться.

— Только не в моем доме.

— Ложись, черт бы тебя побрал. Твоя гордость и страх и так уже доставили немало хлопот.

Тома промолчал. Рула напряглась, словно готовая к прыжку.

— Тэйн! — жалобно проговорил Стебан.

— Торфин рассказал о себе кое-что и готов взять на себя часть ответственности, чтобы попытаться хоть как-то все исправить. Ни в одной известной мне стране отец не позволяет дочери сбежать и лишь рыдает от горя. Мужчина ответствен за своих детей, Тома. Ты мог отправиться за ней, но проще делать вид, будто она умерла и Ведьма из Башни не имеет к тебе никакого отношения. Ты просто сидишь тут, ненавидя барона, и отказываешься признать, что и сам отчасти виноват в том, что так случилось…

Он замолчал, поняв, что начал говорить голосом командира. Бесполезно. Новобранцы должны были слушать, отвечать. Поправлять. У этих же жителей запада не было традиции личной ответственности. Круглоглазые винили во всех своих несчастьях внешние силы…

Обвинял ли Тома Миклу? И обвиняла ли Тому Рула?

— Все. Устраивать скандал я не собираюсь. Торфин переночует здесь. Рула, Стебан отдал тебе сверток?

Она молча кивнула.

— Спасибо.

На мгновение он испугался, что она его не поняла. Но она тут же еле слышно прошептала:

— Все в порядке. Буду сдерживать свои чувства.

— Бульон готов?

Она наполнила до краев деревянную миску.

— Тэйн…

— Да?

— Не рассчитывай, что я могу вообще перестать чувствовать.

— Вовсе не собираюсь. Я сам сейчас испытываю слишком много чувств. Сегодня я убил человека. Человека, которого я не знал, лишь потому, что дал волю своим чувствам. И мне это не нравится, Рула.

Она понимающе потупила взгляд.

— Но ты же был солдатом… — пробормотал Стебан.

— Стебан, предназначение солдата — поддерживать мир, а не начинать войны.

Он понимал, что это не совсем правда, что лишь добавило горечи его словам. Империя Ужаса следовала данному кредо весьма вольно, но Тэйн верил, что живет в соответствии с ним, маршируя от завоевания к завоеванию. Лишь когда Шинсан обратился против самого себя, он усомнился в том, что говорили его командиры.

— Тэйн… — В голосе Стебана звучала безграничная боль.

— Если мы это не остановим, людей будут продолжать убивать, Стебан, — Тэйн бросил травы в бульон Томы. — Твоих друзей. Возможно, кайдаровцев всего шестеро, и пастухи способны их победить. Но что случится, когда барону придется бежать?

Он надеялся, что его слушает хотя бы Тома. Стебана не интересовало отдаленное будущее. Взгляд Томы оставался жестким, но он слушал Тэйна. Похоже, он все-таки добился некоторого уважения.

— Правительства не терпят мятежа, неважно, оправдан он или нет. Стоит вам сбросить барона, и в Земстви придет целая армия.

Тома застонал.

— Тэйн! — вскрикнула Рула.

Быстро развернувшись, он в мгновение ока обезоружил Стебана. Торфин уважительно кивнул.

— Спасибо.

— Стебан, — тяжело дыша, проговорил Тома. — Иди сюда.

— Папа, он кайдаровец!

Тэйн оттолкнул от себя мальчика, в глазах которого пылала обжигающая душу ненависть. Он яростно уставился на Миклу, Торфина и Тэйна.