Она оставалась верна мне до последнего.

Отдающееся эхом в голове пение сменилось мучительным воплем.

Все громы вселенной обрушились на меня.

Я опоздал всего на несколько секунд.

Первое, что я почувствовал — мягкие удары волн о борт корабля, медленно двигавшегося по спокойному морю. Затем — сырой туман. Я перевернулся на спину. Туман был столь густым, что я едва мог различить альбатроса, сидевшего на носу. Я сел.

Боли не было, даже измученные сражением мышцы не ныли. Я ощупал ногу — она была целой. Но перелом явно не был плодом моего воображения — с его стороны ощущалась твердая шишка. Мои порезы, царапины и ссадины все зажили, и о них напоминали лишь несколько новых шрамов.

Чтобы кости срослись, требуются месяцы, подумал я.

Встав, я заковылял к ограждению, выходившему на главную палубу. Кость держалась.

Мои товарищи, столь же озадаченные, как и я, ощупывали себя, оглядываясь и недоуменно бормоча. Толстяк Поппо то и дело задирал рубашку, проводя пальцами поперек живота, потом опускал ее и недоверчиво озирался вокруг. Худой Тор смотрел вверх, раз за разом беззвучно шепча: «Как?»

Паруса были подняты и полны ветра.

Я медленно повернулся, разглядывая случившееся чудо. Возможно, боги нас все-таки любят, подумал я.

Туман впереди выглядел не столь густым, и сквозь него сочился свет.

Старик тоже это почувствовал и начал с подозрительным любопытством обходить корму, прислоняясь к фальшборту и носовым парусам, пытаясь найти хоть какой-то намек на то, что произошло.

Остановившись, он уставился куда-то мимо меня.

Голосом, который походил лишь на призрак его обычного громогласного рева, он позвал Тока и Худого Тора, и они о чем-то посовещались. Несколько минут спустя они уже молча занимались своей работой. Он крикнул мне, чтобы я продолжал внимательно наблюдать.

Боцман и первый помощник убрали паруса.

И теперь мы дрейфуем по воле волн, почти не управляя кораблем. Каждый погружен в размышления о нашем таинственном спасении.

Туман действительно становится реже. Я вижу воду, напоминающую отполированный нефрит, густой от водорослей суп, единственные волны в котором создает рассекающий его нос «Дракона».

Но где-то наверху дует легкий ветерок. Любопытно.

На верхушках мачт сидит десяток птиц, молча разглядывая нас и срываясь с места лишь тогда, когда рядом оказывается Малыш или другой матрос. Странно.

Старик столь же растерян, как и остальные. Он готов к чему угодно и не ждет ничего хорошего. Он посылает одного из матросов Тора проверить, что все мы полностью вооружены.

Туман постепенно расходится клочьями. Но низкое небо все так же полностью затянуто тучами. До него не больше двухсот футов. Облачность настолько густая и свет столь рассеян, что невозможно в точности сказать, где сейчас солнце. Иногда одна из туч опускается ниже, и грот-мачта проходит сквозь нее, взбивая тучу, словно ложка, взбивающая сливки в чашке чая.

Я проверяю свои стрелы, оплакивая мою окаймленную подругу. Она была самой большой моей любовью и была верна мне до самого конца. Не так, как эта, сине-белая. Она столь же ненадежна, как та сука, которую я убил в Итаскии.

Сокровенное желание. Так пообещал мертвый колдун. Тогда что я здесь делаю, плывя на встречу с кораблем-призраком? К горлу подкатывает тошнота — не из-за ветра или волн. Если чародей не лгал, мне предстоит сразиться с мрачным противником — и без моей смертоносной подруги. Говорят, что их лучник по крайней мере столь же хорош, как и я.

И это мое желание? В таком случае я обманывал себя еще в большей степени, чем кто-либо другой.

Я жалел, что не могу прямо сейчас поговорить с Колгрейвом, убедиться, что в наших планах в последнюю минуту не произошло никаких изменений.

Мы знали наизусть наши начальные ходы, словно в тщательно спланированном шахматном дебюте. Мы обсуждали их сотни раз. Отрабатывая их, мы захватили два десятка кораблей.

Я — ключевая фигура Старика, его ферзь. Он во многом полагается на меня. Возможно, чересчур во многом.

Предполагается, что первым делом я должен убить того легендарного лучника, прежде чем он успеет убить меня. Затем — их мертвого капитана, рулевого, любого, кто займет их места, а когда дело дойдет до рукопашной — их самых смертоносных бойцов.

Нос «Дракона» рассекает последнее облако.

Я его вижу! Из тумана прямо впереди появляется каравелла, направляясь к нам. Я машу рукой Колгрейву.

Это Он. Тот Самый. Призрак. Я чувствую его запах, его вкус. Вкус страха. Колдун не солгал. Даже отсюда я могу разглядеть лучника на его носовой надстройке, который всматривается в нашу сторону.

Меня бьет нервная дрожь.

Колгрейв слегка сворачивает вправо. Противник тотчас же делает то же самое. Мы едва движемся, но ощущение такое, будто мы мчимся навстречу друг другу, словно рыцари с копьями наперевес. Я бросаю взгляд на Колгрейва. Он пожимает плечами. Как и когда действовать — решать мне.

Я беру мою вторую лучшую стрелу и накладываю ее на тетиву.

— Что ж, если ты когда-либо стремилась стать великой — пришла пора показать себя, — шепчу я. Руки мои дрожат, покрывшись холодным потом.

Мы продолжаем двигаться почти в полной тишине, и каждого охватывает благоговейный страх при мысли о том, что мы собираемся попытаться сделать. Призрак беззвучно приближается к нам, явно намереваясь осыпать нас стрелами, как и мы его. Даже обычно столь шумные птицы молчат. Колгрейв стоит неподвижно, хотя и сознает себя легкой мишенью. Он полностью уверен в моем опыте и покровительстве богов.

Он воистину сияет от счастья. Наконец-то он достиг цели, которой посвятил всю свою жизнь.

На мгновение у меня мелькает мысль о том, что мы станем делать, если каким-то образом победим в этой схватке. Пристанем к берегу и вытащим на сушу наши сокровища, как мы всегда говорили? Но где? Нас наверняка знают и разыскивают в каждом королевстве и городе-государстве на побережье западного океана.

Четыреста ярдов. Очертания призрака кажутся слегка размытыми, слегка неотчетливыми. Сперва я не верю своим глазам. Но нет, это действительно так. Его окутывает колдовская аура.

Впрочем, чему удивляться?

Триста пятьдесят. Триста ярдов. Я уже могу выпустить стрелу, но момент кажется мне неподходящим.

В корабле противника есть нечто странное, нечто такое, что не дает мне отпустить палец.

Двести пятьдесят. Команда начинает нервничать. Все взгляды теперь устремлены на меня. Двести. Я не могу больше ждать. Он не…

Я выпускаю стрелу.

Как и он, практически в то же самое мгновение.

Его стрела со свистом проносится мимо моего уха, зацепив его и слегка оцарапав. Выругавшись, я наклоняюсь за следующей. Я тоже промахнулся.

Дрожь начинает бить меня не на шутку. Я посылаю еще одну стрелу, он тоже. И оба мы промахиваемся, уже сильнее.

Дрожат ли и у него руки? Всегда считалось, что он выше этого, что он намного лучше, чем кажется. Корабль-призрак никогда не встречал врага, которого следовало бы бояться.

Но он никогда не встречал нас. Возможно, именно из-за страха мы так и не сумели его выследить. Возможно, там слышали, сколь ужасны могут быть их преследователи.

Сто пятьдесят. Я промахиваюсь еще дважды. Теперь это уже вопрос чести. Что касается его, то он может промахиваться сколько угодно, но у меня есть репутация, которую я должен сохранить, и встревоженная команда, которой нужно придать уверенности.

Еще промах. И еще. Проклятье! Что со мной?

Сто ярдов. Нос к носу. А у меня осталась всего одна стрела. Могу точно так же поцеловать ее на прощание. Мы проиграли. Эта бесполезная сине-белая стрела промахнется на милю.

Но меня охватывает смертельное спокойствие. Не обращая внимания на моего противника, который, вероятно, просто со мной забавляется, я тщательно, словно на турнире, готовлюсь к выстрелу.

Я отпускаю тетиву.