— Нереза…

— Да, эньора?

— Посидите, пожалуйста, со мной.

— Я от вас ни на шаг не отойду. Спите спокойно.

Я прикрыла глаза и попробовала заснуть.

Ночь выдалась тяжелой. Я так вымоталась, что просто мечтала заснуть, но не могла: текло из глаз и носа, чиханье сводило с ума, кости ломило, трещала голова. Периодически мне удавалось ненадолго забыться; в этом состоянии мне являлись странные образы, но я не понимала, что вижу, и вздрагивала-вскакивала вся в поту.

В такие моменты Нереза клала свою ладонь мне на лоб или гладила по щеке. Я успокаивалась, укладывалась снова и по-новому начинала задаваться вопросом – простуда ли это, или ответочка от Блейна-чтоб-его-черти-на-сковородах-жарили?

Измаявшись, я-таки заснула. Открыв глаза, я увидела, как дремлет Нереза в кресле. Откуда здесь кресло? Принесли? Приподнявшись, я зевнула и, ощущая сильную жажду, начала осматриваться. А-а, вон и стол с кувшином, из которого Нереза мне наливала воды.

Я попробовала тихонько встать с кровати, чтобы не потревожить женщину, но она все равно услышала.

— Эньора… — сонно проговорила она.

— Мне попить бы, — хрипло ответила я.

— Да-да, сейчас.

Служанка встала, налила мне в стакан воды и подала. Я жадно выпила всю воду и попросила еще. Двух стаканов воды мне хватило, чтобы напиться; я вздохнула сыто, словно бы не попила, а хорошо покушала, и откинула со лба прядь волос. Лоб был прохладный.

— Жара нет, — удивилась я.

— Вы долго спали, эньора, — сказала Нереза, и потянулась. — День и две ночи. Я же говорила: вам, молодым, достаточно поспать, чтобы вылечиться. Уже скоро рассвет. Хотите чего-нибудь? Принести поесть?

— Да, пожалуйста.

Нереза тут же ушла.

Пока ее не было, я встала, высморкалась, воспользовалась ночным горшком и начала переплетать косу, которая за все это время превратилась невесть во что. Чувствовала я себя неплохо: голова была ясная, насморк, ясное дело, не прекратился, но, по крайней мере, дышать было легче и уже не так текло из носу. И, самое главное, все это дело не перешло в кашель.

Нереза вернулась с подносом с горшочком и двумя ломтями пышного хлеба. В горшочке оказался подогретый куриный супчик; на вкус он показался мне божественным.

— Аппетит вернулся, это очень хорошо, — проговорила служанка довольно. — А то ведь когда вы были в беспамятстве, то отказывались даже пить. Хозяин переживал, звал врача, но он велел вас не тревожить. Я-то сразу сказала, что вы поправитесь, что это дело времени.

— Спасибо вам, Нереза, — поблагодарила я женщину. — Особенно за то, что не отходили. Жар уж очень ломал, казалось, кости плавятся. Страшно было бы остаться в таком состоянии одной, в этой комнате...

— Все прошло, эньора. Теперь-то вы быстро поправитесь. Полежите еще немного.

Я легла на кровать, но спать больше не хотелось.

Долгий сон действительно мне помог; я выкарабкалась из западни этой странной – или не странной – болезни и начала поправляться.

— Ллара Эула сказала мне, что Брадо Тоглуанский – человек чести, — сказала я.

— Так и есть.

— Люди Тоглуаны любят и уважают своего владетеля?

— Да, эньора.

— Почему же тогда в замке уверены, что я его пузатая любовница, которую срочно нужно выдать замуж? Разве человек чести стал бы заводить любовницу? Разве привел бы ее беременную к жене под нос?

— Великий Дракон заповедовал супругам сохранять верность в браке. Но в жизни бывает всякое, эньора. Если иных люди осуждают за измены, то нашего владетеля скорее толкают к ним.

— Как это? — удивилась я.

— У нашего эньора нет детей, хотя он давно в браке. Мы радовались, когда он привез с севера прекрасную юную жену. Друзья поздравляли его и завидовали; сам император высоко оценил красоту невесты. Но, как оказалось, это пустая красота… Минул год после свадьбы, другой; время шло, а наша госпожа не беременела. Она сильно переживала из-за этого, горько плакала, посещала разные храмы и просила ллар молиться у Священного огня за нее, но Великий Дракон не благословлял ее. Эньор возил супругу в столицу к врачам императорам, но и там не смогли помочь.

— Что, если бесплоден сам эньор?

Нереза поглядела на меня так, словно я брякнула глупость, и сказала укоризненно:

— Мужчины не бывают бесплодными, эньора. Они – подобие Великого Дракона, и несут в себе семя жизни. Это все знают.

Я не стала спорить, хотя точно знала, что мужчины еще как бывают бесплодны.

— А незаконнорожденные дети у эньора есть?

— Если и есть, мы не знаем о них. Наш владетель – человек редкого склада, он очень порядочен, никогда не бросит свою жену и не унизит ее изменой, — с гордостью сказала Нереза.

— А что Мариан Сизер, воспитанник Геллов?

Лицо женщины осветилось:

— Мариан хороший мальчик, — улыбаясь, произнесла она. — Он как солнечный луч, разгоняющий серость долинных туманов.

— Луч света в темном царстве… — вымолвила я.

— Красиво вы сказали, эньора.

— Это я не, а… неважно. Хороший мальчик, говорите? А мне он показался грубым и заносчивым.

— Не без этого, — согласилась Нереза. — Нрав у него резкий, но сердце доброе.

Он нежно любит сестру, всегда защищает ее и подбадривает. Не будь рядом Мариана, наша госпожа совсем бы очерствела душой и – кто знает? – давно уже простилась бы с жизнью.

— Значит, Мариан наследник Геллов?

— Я точно не знаю, но говаривают, что земли перейдут к нему после смерти нашего эньора, если тот не обзаведется наследником.

— А тот не обзаведется.

Служанка посмотрела на меня и молвила загадочно:

— Кто знает, кто знает…

— На что это вы намекаете?

— Ни на что, эньора. Просто случаются иногда чудеса.

«Это точно», — подумала я.

Я просидела в комнате еще несколько дней, пока насморк не прошел.

Брадо Гелл заходил ко мне раз в день, осведомлялся, как я себя чувствую, затем желал выздоровления и удалялся. Таким образом, мы контактировали от силы минуты две. Если бы не Нереза, которая постоянно была при мне, я бы точно взвыла от одиночества.

Абы кого Гелл бы ко мне не приставил. Нереза была выбрана мне в служанки по определенным причинам. Она умна, расторопна, имеет вес в замке, все обо всех знает и, в общем, идеально подходит для того, чтобы присматривать за мной, наставлять и учить быть эньорой.

Я вызнавала у нее, чем живет Тоглуана, грядут ли какие-нибудь события и какие, а также подробно расспрашивала о том, как должны вести себя плады и особенно незамужние эньоры.

Она даже объяснила мне, откуда берется белое пламя. Оказывается, когда на плада нападают или, напротив, нападает он, то «извергает пламя» подобно дракону. В обществе считается неприличным показывать просто так свое пламя, пусть и белое – это может быть воспринято как вызов. Нужно уметь себя контролировать. Как это делать, Нереза ответить не смогла, ведь она сама не плад. Зато она рассказала о том, что пламя каждого плада особое, не похожее на другие. Плад может излечить себя или другого плада пламенем, взять из него жизненную силу. Известны случаи самосожжения, когда плады позволяли собственному пламени пожрать свое тело.

Служанка если и задавалась вопросом, почему я этого не знаю, то вида не подавала, и отвечала на каждое «почему». Чтобы как-то объяснить свои вопросы и странности, я сочиняла для Нерезы истории якобы из моей жизни.

Родилась я в небогатой семье, жили мы уединенно. Отец растил нас с братом один: научил заботиться о себе, вести быт и не бояться труда, обучил грамоте, письму и счету, не делая между нами с братом различий в воспитании. Великим искусством повелевания огнем отец сам не владел, и поэтому не мог обучить ему нас. Отец считал, что не происхождение определяет человека, а его поступки.

Про отца я сочиняла много, упоенно.

— Вы очень любите отца, эньора, — заметила Нереза, которая слушала мои вольные сочинения то с удивлением, то с улыбкой. — Могу я спросить?