Гумбольдт повеселел:

- Не случайно Ла Кондамин утверждал то же, считая этот факт абсолютно доказанным. Дорогой Эме, нам с вами предстоит не столько подтвердить его утверждение, сколько найти это соединение и нанести на карту!

- Так не будем терять времени! - подхватил Бон-план. - Мне еще надо собрать так много образцов!

И вот наступил день, когда путешественники попрощались с гостеприимными капуцинами и взошли на пирогу, на которой было сооружено нечто вроде навеса. Дно пироги устлали шкурой ягуара. В носовой ее части поместили продовольствие: яйца, живых цыплят, фрукты, лепешки, жареные бобы, бутылки с вином, а в кормовой - предметы, предназначенные для обмена.

Четверо гребцов стояли в носовой части пироги и готовы были опустить весла в воду.

Знак был дан, и пирога под хор прощальных криков монахов направилась к середине реки. Гумбольдт и Бон-план махали руками и выкрикивали слова благодарности. Это было 30 марта 1800 года.

Прошло чуть больше месяца, и пирога с исследователями достигла миссии Сан-Антонио-де-Явита, где обосновались францисканские (Францисканцы - члены монашеского ордена) монахи. За это время остались позади льяносы, и по обе стороны реки виднелись голые холмы, купола, огромные скалы, которые отделялись от реки узкими полосками леса. В миссии Ла-Консепсьон-де-Урбана была сделана остановка. Сопровождавшие Гумбольдта и Бонплана индейцы вернулись обратно, а им на смену были наняты другие. Здесь к путешественникам присоединился монах Бернардо Зеа, решивший воспользоваться оказией для того, чтобы посетить своих соратников, проживающих выше по течению Ориноко.

На веслах, под парусом, волоком, где как придется, продвигались они вверх по реке. Ни стремнины и перекаты, ни палящее знойное солнце, ни мириады насекомых, жалящих и кусающих, не могли остановить их. Вот позади остались грозные пороги Майпурес. И наконец - миссия, где можно сойти на землю, отдохнуть от трудного пути, разобрать образцы и привести их в порядок.

От миссии Сан-Антонио-де-Явита было рукой подать до Риу-Негру, самого крупного из северных притоков Амазонки.

Наступил самый ответственный момент экспедиции. Еще последнее усилие - и ответ на вопрос, каким образом и где соединяются между собой истоки Ориноко и Амазонки, будет получен.

Пребывая в миссии, Гумбольдт и Бонплан продолжали обсуждать дальнейшие свои шаги.

- У нас есть две возможности достигнуть верховьев Риу-Негру, - говорил Гумбольдт, покачиваясь в гамаке, тогда как Бонплан разбирал свои гербарии. - Первая из них - перетащить пирогу волоком через перешеек, отделяющий Ориноко от речушки Каньо-Пимичин. Падре Сереско, наш любезный хозяин, говорит, что это самый короткий путь, ведущий в бассейн Амазонки…

- А какая вторая возможность? - спросил Бонплан, не отрываясь от коллекции.

- Вторая? - переспросил Гумбольдт и смущенно кашлянул. - Это, Эме, уже из области интуиции. Вы помните, когда мы плыли сюда и остановились у миссий иезуитов Сан-Фернандо-де-Атабапо, то обратили внимание, что долина реки резко поворачивает на восток, а потом, когда мы плыли дальше вверх по реке, по левую сторону от нас появилось ответвление Ориноко? Помните, Эме?

- Что-то припоминаю, - неуверенно сказал Бонплан.

- Ну, как же, я еще спросил у Бернардо, что это такое, а он ответил, что это рукав Ориноко, именуемый Касикьяре. И добавил, что этот рукав не возвращается в Ориноко.

- Все это может быть и так, - пожал плечами Бон-план. - Но что из того?

- То есть как что?! - вскричал Гумбольдт. - Бьюсь об заклад, что эта Касикьяре и есть соединительное звено между бассейнами Ориноко и Амазонки! Но мы все-таки изберем первый путь - волоком. А потом посмотрим, каким образом возвращаться на Ориноко.

Пирогу с индейцами отправили вперед, перетаскивание ее оказалось делом нелегким и отняло много времени. Между тем Гумбольдт с Бонпланом оставались в миссии - первый вел беседы с падре Сереско, а второй собирал в окрестностях растения. Спустя три дня в сопровождении проводников-монахов путешественники пустились в дорогу и через четыре часа вышли к притоку Риу-Негру. Пирога, доставленная двадцатью тремя индейцами, покачивалась на воде, ожидая хозяев.

Гумбольдт и Бонплан распрощались с монахами, сели в пирогу и отправились вниз по реке к тому месту, где Ориноко должна была соединяться с Амазонкой.

Без приключений они добрались до небольшого селения Солано, расположившегося на левом берегу при впадении какой-то речки.

- Касикьяре? - спросил Гумбольдт проводника-индейца.

Тот кивнул головой:

- Касикьяре, господин.

- Вы слышите, Бонплан? - воскликнул радостно Гумбольдт. - Мы у цели! Наконец-то!

- Будем разгружаться? - спросил Бонплан.

- Разумеется! Без инструментов нам не обойтись, придется распаковать тюки! - Гумбольдт сделал знак старшему из сопровождавших их индейцев, чтобы он направил пирогу к берегу.

Когда необходимые инструменты были извлечены и подготовлены к работе, исследователи начали производить астрономические наблюдения, без которых невозможно было бы определить географические координаты точки соединения истоков двух великих южноамериканских рек.

И вот Гумбольдт записывает в свой дневник: "Соединение Ориноко с Риу-Негру исчислено, его местоположение 2°0'43" северной широты".

Гумбольдт продолжал делать астрономические измерения, стремясь как можно точнее положить на карту Касикьяре не только в точке соединения ее с Риу-Негру, но и все русло этой реки до самого Ориноко. Беззаботно работал он со своим теодолитом, производя геодезические отсчеты. Полностью поглощенный этим занятием, он не обратил внимания на появление вооруженных людей, которые молча окружили его. Один из них, видимо старший, объявил, что "сеньор" арестован.

- Как арестован? За что? - недоумевающе спросил Гумбольдт, еще не осознавший всей серьезности положения.

- Вы нарушили границу португальских владений, и я обязан доставить вас к нашему коменданту, - невозмутимо пояснил старший солдат. - Он сделает допрос, и тогда будет ясно, что с вами делать.

Гумбольдт понял, что должен подчиниться, и покорно последовал в резиденцию коменданта гарнизона, эскортируемый солдатами.

Комендант бразильского гарнизона с большим недоверием взирал на Гумбольдта, когда тот попытался объяснить ему, чем он занимался здесь, на территории, подвластной португальской метропэлии.

- О чем вы говорите, сеньор Гумбольдт? - подозрительно сказал он, выслушав с терпением арестованного. - К чему доказывать, что Касикьяре соединяет Ориноко с Амазонкой, когда это давным-давно известно всем здесь живущим? - Он сделал многозначительную паузу. - Между прочим, в последнее время мы все чаще и чаще задерживаем сомнительных личностей, которые оказываются шпионами…

Гумбольдт иронически посмотрел на коменданта:

- Неужели я похож на шпиона? Поверьте, эти инструменты, реквизированные вашими подчиненными, нужны мне лишь для одного - чтобы точнее определить, где Касикьяре отделяется от Ориноко и где впадает в Риу-Негру. А в записях, которые вы тоже соизволили арестовать, содержатся только астрономические наблюдения и расчеты.

- О, святая Мария! - всплеснул руками комендант. - Кто поверит, что здравомыслящий человек станет измерять земли, ему не принадлежащие?! И для этого отправится чуть ли не на край света?! Нет, нет, сеньор Гумбольдт, я человек военный, и долг для меня превыше всего. А посему вы будете отправлены под конвоем по Амазонке к побережью, откуда вас доставят с первым же судном в Лиссабон. Там, надеюсь, разберутся, кто вы и с какой целью пожаловали в наши края.

Гумбольдт, не ожидавший такого оборота дела, очень расстроился. Он понимал, что убеждать коменданта дальше совершенно бесполезно, и лихорадочно соображал, что предпринять для освобождения из-под ареста. Кто может ему помочь в столь критическом положении? Монах, конечно же, монах!

- Сеньор комендант, - сказал он, - не откажите в любезности послать кого-нибудь в Солано за падре Зеа. Он сопровождает нас в этом плавании по Ориноко, и мы с ним на дружеской ноге.