Она очень тихо читала книгу, которую я купил накануне. Я повесил ее себе на шею, осознавая насколько неприятный запах может исходить от нее, если ее лоно будет проводить слишком много времени на моей шее. Но потом мне стало приятно ощущать эти похотливые возбуждающие запахи, и мне хотелось снять ее со своей шеи и прижать к своему телу с целью взять ее в какой-то благоприятный момент, и двигаться с ней в ее запахах, и, возможно, они станут моими.

Легко проведя ладонью по ее лбу, я определил температуру, при которой плавится лед. Так возбуждена она была после погружения в мои фантазии. Давай пойдем дальше, туда, где мы не были и куда ни под каким предлогом не могли попасть. Легче ли нам будет от того, что о нас напишут множество статей и снимут уйму занимательных передач? Нам лишь необходима эта ступень, всегда недоступная. Далекая. Знакомство с которой уже не позволяет с нее сойти.

Мария была маленькой принцессой до столкновения с городом. В своем морском доме с верандой, на которой она сочиняла для Пабло песни, и пела ему тихим голосом. А Пабло хотел, чтобы она родила ему дочь. И бился безрезультатно с ее бесплодностью. Написав самые ценные работы, изданные на всех континентах, принесшие пользу многим изначально бездетным парам, которые в итоге обзаводились малышами, и писали письма благодарности Пабло. Покидая пески, пропитанные солью, вдыхая бриз, прощаясь, Мария ставила кресты детям, умершим в ее утробе, уродам, которых она могла родить, вспоминая рассказы своих предков о факельных установках, умерщвляющих все живое. Мария расстелила напоследок простынь на пустынном пляже, окунулась в воды моря, смыв с себя тропические тени и отпустив сны в свободное плавание, выдыхая воздух под водой, позволив акулам кусать ее нежнее и любовнее, чем когда бы то ни было. Оставив слезы в их пастях. Поднимаясь телом к свету. Предугадывая бесстрастие законов ФБ и парадоксальность феминизма. Ведома голосами. Забывая язык птиц, молящих ее остаться, им тоже сооружая кресты, выдергивая поочередно по перышку из любой взывающей к ее благоразумию пташки, кремируя и развеивая их прах над любимыми просторами. И уже пронизываясь трансляциями новостей о биржевых котировках, за которыми постоянно следили Пьер и Груниэль, находя свое лицо на экранах видеотелефонных переговоров, позируя в обнаженном виде в дорогих студиях и отдаваясь самым удачливым и симпатичным фотографам, Мария задумалась над необходимостью стать в очередь на получение пособия по безработице. Очередь тянулась по всем проспектам, окаймляющим территорию министерства и выходила на автостраду. Мария притворилась влюбленной и отчаявшейся девушкой, желающей соединиться с возлюбленным, надеясь на то, что может быть ему полезной, имея дополнительный источник поступления денежных средств, которые они могли бы вместе тратить на походы в дельфинарий и цирк-шапито. Поэтому она всасывала взглядом любовь окон ограждавших ее домов. Кричать "magnificent" ей не позволяло воспитание. У нее голос был слишком одиноким, глубоким, и слова проговаривала она с придыханием, пытаясь выпустить часть чувств капиллярным путем, задыхаясь периодически. Из окон лились звуки неудовлетворения и усталости.

-- Не могу. Остановись.

И что-то было сказано грубое в ответ.

-- Я нашла тебя. Запоминаю твои полые глаза в момент твоего взрывающего меня молекулярного отдохновения.

Никогда Мария не слышала таких откровенных фраз. Но она не предполагала, что все остальные рядом стоящие безработные не могли ничего извлечь из обступающих их окон. Мария еще имела слух, улавливавший каждый шорох муравейника ее далекой страны, и ей казалось, что здесь она вскоре оглохнет, или перестанет реагировать на всплеск крыла чайки, которую она кормила по вечерам, выходя в море на легком судне Пабло с палубой для двоих.

Неожиданно на площади появились Ким и Кэли, а Фрэнк играл на гитаре, а девушки танцевали, пронзительными прокуренными голосами заставляя глохнуть Марию, и Мария не сопротивлялась, подпрыгивая на месте.

-- Я люблю, когда это пахнут люди, когда от них не дождешься доброго слова, или их нет рядом, но когда так пахнут люди, кажется, что потрачено много времени и усилий попусту, если хочешь узнать запах каждого и познать квинтэссенцию человеческого запаха в целом, а люди пахнут так, как тогда, когда Мария теряла еще и свое обоняние, пахло ее лоно. Окунуться бы в воду.

Ее заглушили гитарные аккорды, а кто произносил эти слова, никто не узнал.

Приближалась ее очередь. Ее спросили:

-- Милочка, вы работали когда-нибудь?

-- Всю свою жизнь. Я жила с Пабло, и мне приходилось содержать наш дом на берегу моря. Когда он писал лекции, или готовился к защите докторской, я готовила ему чай, а иногда работала вместо него, так как я могла проникать в его мысли, обрабатывать в своем мозгу и воспроизводить на различных носителях информации. Я стирала его вещи в морской воде, и от него всегда пахло морем, и студентам было приятней слушать его лекции. А когда он хотел уснуть днем и ему не хватало теней, я становилась напротив солнца, закрывая его своим телом, поэтому у меня такая смуглая загорелая кожа.

Чиновник устал от ее истории, и выписал ей пособие по безработице. Эта сумма позволила Марии сойти с ума и идти в дискоклуб, ни о чем не задумываясь, и не волнуясь о чрезмерности будущих растрат. Она была счастлива. Она жаждала знакомств. Сперва она посетит клуб "Лагуна", название которого ее заинтриговало и вселило надежду на обретение кусочков своего прежнего миропорядка. Стерва на входе будет усмехаться над Марией, увидев ее необыкновенные глаза, в которых океаны смешиваются; они выльются из Марии, и стерва на входе усмехнется, чтобы не обезуметь от непонимания, -- прибегнет к испробованному способу подавлять свое удивление. Марию не хотели пускать в клуб, но вдруг к ней подошел стареющий мужчина, представился Эженом, и попросил Марию учить его румынскому языку. Мария взялась за это с великим энтузиазмом. Они прошли в "Лагуну". Там шумно. Потрескавшиеся полы, забрызганные морской солью. "Нам необходимо отбирать морфий у всех несовершеннолетних внутри этого здания", -- прошептал Эжен на ушко Марии. "Говори им нежные слова, и незаметно освобождай их руки, карманы, сумочки." I received your portrait from space. No one seemed to be unknown to me by that time. Really evoking eyes to remind me your face I got drowned in ocean rebellion. У Эжена не было жены. Он посматривал на Марию с заинтересованностью, с вожделением отыскивал ее запахи в толпе на танцполе, пытался не говорить, выигрывая время. А Мария руками, отбирающими морфий у посетителей, периодически молила Эжена поиграть с ней, сыграть любую игру, вплоть до расчленения ее мозга. "Sunny girl" was the utmost primary Eugene's thought. Maria started decoding his brightless and distorted breath. She thought at once she wasted few lives being Pablo's servant. Эжен же выстраивал двери во владениях своего высокого разума, и прятался за ними, надевал очки с желтыми стеклами, и нервно втягивал табак носом, пыхтя и высмаркиваясь при каждом удобном случае. Мария не могла сдерживать свои порывы: "Ты зачем взорвал планету, тебе было мало меня, покинутой и покинувшей все, что могло меня навечно погрузить в великую пустоту. Что опять происходит, когда нам хочется рожать детей, и не хочется перерождаться при возникновении лишь намека на безумство, таящегося в случайно вылетевшей фразе, из тесного безвременья выкарабкавшейся, и умершей от невыносимости ощущения своей использованности......... Эжен, уведи меня отсюда, мне негде жить, мне некого любить, мне не о ком думать. Я могла бы любить тебя, тайно....." АААААААААААААА! Я не предназначена. Я видела детей, обругавшихся и упавших в лужу своей блевотины. У них не хватило галантности, чтобы не пить водку и набрасываться на Кэли, случайно оказавшейся в их стране с концертом. Ее иностранные глаза безумно возбудили детей, и они, маленькие, но жаждущие, бросились на Кэли, когда ее сопроводители отвлеклись на приближающиеся толпы поклонников, и затащили они ее в свои подворотни. Эжен, не ты меня ждал тогда с бесполым человеком в парке Арто. Это были не мои руки, тебе Пабло все подтвердит. Я была его супругой, верной и заботящейся. Глотала его полностью и без остатка, не желая наслаждаться лишь его частями. Он сам любил, как это происходило. Я ухожу. Mary, stay with me. Did I say it? I am too old to masturbate alone.