ни придешь - везде в спальнях раковины и трубы, которые грохочут,

свистят и булькают каждый раз, когда кто-нибудь моет руки. Уж мне-то

все это знакомо. Управляющий (галантно). Вам трудно угодить, мадемуазель. Эрминтруда. Не труднее, чем многим другим. Но когда мне не угодили, я не

считаю ниже своего достоинства объявить об этом. Вот и вся разница.

Ступайте, больше нам ничего не нужно.

Управляющий смиренно пожимает плечами, низко кланяется

принцессе и идет к двери; украдкой посылает Эрминтруде

воздушный поцелуй и выходит.

Принцесса. Чудесно! Как у вас хватило мужества? Эрминтруда. На службе у вашего высочества я не ведаю страха. Ваше высочество

могут предоставить мне переговоры со всеми неприятными людьми. Принцесса. О, это было бы прекрасно! Но, к сожалению, самые ужасные

переговоры мне придется вести самой. Эрминтруда. Смею ли я спросить, ваше высочество, что это за переговоры? Принцесса. Я выхожу замуж. За мной придут сюда, в этот отель, чтобы выдать

меня за человека, которого я еще даже не видела. За мальчика, который

тоже еще не видел меня. За одного из сыновей Верховного Инки

Перусалемского. Эрминтруда. В самом деле? А за кого именно? Принцесса. Я не знаю. Это еще не решено. Быть принцессой просто ужасно.

Выдают замуж - и даже неизвестно, за кого. Верховный Инка придет, чтобы

посмотреть на меня и решить, какой из его сыновей мне больше всех

подходит. И тогда везде, кроме Перусалема, меня будут считать врагом и

иностранкой, потому что Верховный Инка всем на свете объявил войну. А

мне придется притворяться, что все на свете объявили ему войну. Я этого

не вынесу. Эрминтруда. И все же муж есть муж. Я и такому была бы рада. Принцесса. О, как вам не стыдно говорить такое? Наверное, вы непорядочная

женщина! Эрминтруда. Ваше высочество обеспечены, а я - нет. Принцесса. Даже если бы вы могли стерпеть прикосновение мужчины, нельзя об

этом говорить. Эрминтруда. Я больше никому не скажу, ваше высочество. Может быть, только

самому мужчине. Принцесса. Какие у вас ужасные мысли! Не понимаю, как можно позволять себе

такие грубости. Пожалуй, вы мне все-таки не подойдете. Мне кажется, вы

знаете о мужчинах больше, чем следует. Эрминтруда. Я вдова, ваше высочество. Принцесса (потрясена). О, простите меня! Как я не догадалась, что раз вы

говорите такие вещи, значит, уже были замужем! Это совсем другое дело,

правда? Ради бога, извините меня.

Возвращается управляющий; он бледен, испуган, едва в

состоянии говорить.

Управляющий. Ваше высочество! Вас желает видеть офицер, представляющий

Верховного Инку Перусалемского. Принцесса (растерянно встает). Нет, нет, я не могу! Ах, что же мне делать? Управляющий. Он говорит, что по важному делу, ваше высочество. Некто капитан

Дюваль. Эрминтруда. Дюваль! Какой вздор! Обычная история - это сам Верховный Инка,

инкогнито. Принцесса. Ах, скажите, чтобы он ушел. Я так боюсь его! И я не могу

принимать его в этом платье, он такой обидчивый. Он меня на неделю

посадит под домашний арест. Скажите, пусть приходит завтра. Скажите,

что я больна. Я не могу... не хочу... не смею... отошлите его

как-нибудь. Эрминтруда. Предоставьте его мне, ваше высочество. Принцесса. Вы его испугаетесь! Эрминтруда. Я англичанка, ваше высочество, и если надо, могу справиться даже

с дюжиной инков. Я все устрою. (Управляющему.) Проводите ее высочество

в спальню, а потом представьте мне капитана Дюваля. Принцесса. О, я вам так благодарна! (Идет к двери.)

Эрминтруда замечает на столе ее шляпу и перчатки и,

схватив их, догоняет принцессу.

Ах, благодарю вас! Вы знаете, если уж мне суждено выйти за его сына, я

предпочла бы блондина, и пусть он не бреется, пусть у него будут мягкие

волосы и борода. Я не вынесу, чтобы меня целовал кто-нибудь колючий.

(Выбегает из комнаты.)

Управляющий кланяется ей вслед и тоже выходит.

Эрминтруда сбрасывает накидку и прячет ее. Быстро

прихорашивается перед зеркалом. Управляющий возвращается

с большой шкатулкой в руках и докладывает.

Управляющий. Капитан Дюваль!

Верховный Инка, в плаще поверх военного мундира, шагает

с подчеркнутым, показным величием. Останавливается.

Жестом приказывает испуганному управляющему поставить

шкатулку на стол, затем, нахмурившись, отсылает его.

Галантно касается шлема, приветствуя Эрминтруду. Снимает

плащ.

Инка. Чувствуйте себя свободно, сударыня, и говорите со мной без всяких

церемоний. Эрминтруда (небрежно подходит к столу; отвечает надменно). Я не имела ни

малейшего намерения разводить с вами церемонии. (Садится. Эта вольность

заметно шокирует Инку.) Не могу себе представить, отчего бы мне вдруг

захотелось устраивать церемонии с совершенно незнакомым мне человеком

по имени Дюваль - с каким-то капитаном, чуть ли не простым солдатом! Инка. Справедливо. Я на мгновение забыл о своем положении. Эрминтруда. Ничего страшного. Можете сесть. Инка (нахмурившись). Что? Эрминтруда. Я говорю: можете сесть. Инка. О! (Его усы уныло опускаются. Садится.) Эрминтруда. Что у вас за дело? Инка. Я здесь по поручению Верховного Инки Перусалемского. Эрминтруда. Der Allerhochst? Инка. Так точно. Эрминтруда. Интересно, ему не стыдно, когда его называют der Allerhochst? Инка (удивленно). Почему ему должно быть стыдно? Он действительно der

Allerhochst, то есть Верховный. Эрминтруда. Он симпатичный? Инка. Я... ммм... Ммм... я... Я... ммм... не могу судить. Эрминтруда. Говорят, он себя очень уважает. Инка. Почему же ему не уважать себя, сударыня? Провидению было угодно

доверить его роду судьбу могущественной империи. На нем лежит громадная

ответственность - ведь шестьдесят миллионов подданных видят в нем

своего бога и отца и готовы по первому приказу умереть за него. Не

уважать такого человека было бы святотатством. За подобные вещи в

Перусалеме наказывают - жестоко наказывают. Это называется инкощунство. Эрминтруда. Очень остроумно! А он умеет смеяться? Инка. Разумеется, мадам. (Смеется грубо и неестественно.) Ха, ха, ха, ха! Эрминтруда (холодно). Я спросила, умеет ли смеяться Верховный Инка. Я не