— Хватит, — оборвал его адвокат. Голос у него был усталый, он боялся, что долго ему не удастся сдерживать себя. "Я наговорю ему кучу глупостей, если он не уйдет и не оставит меня в покое, — подумал Николай Степанович, глядя на приятеля. — Что же это за мучение такое, в самом деле? Откуда ты на мою голову взялся, ирод проклятый?! Ну ничего, ничего…

Дели, дели мои деньги. Мы еще посмотрим. Дави меня, дави. Радуйся. Последнее слово за мной будет. Умен ты, Сережа, а все-таки дурак.

Засветился ты передо мной со всех сторон, чуть не догола разделся со своим Стасем. Забыл, с кем говоришь…" Разумеется, ничего этого вслух сказано не было. Адвокат нервно брался за сердце, смотрел на часы и страдальчески разгонял плавающий по комнате дым от сигарет Сергея Павловича.

«И ведь еще придется сказать ему про Макса, — подумал адвокат. — Ну, теперь он меня просто сожрет». Но молчать об этом он не решился.

— Кстати, Сережа, — заметил он. — Ты помнишь, конечно, того несчастного паренька, которого ты решил засадить?

— Которого мы решили засадить. — Сергей Павлович подчеркнул слово «мы». — Прекрасно, что же с пареньком? Натворил чего в тюрьме?

— Судя по всему, он ведет себя там прилично, его не обижают. — Адвокат тонко улыбнулся. — Но вот в чем загвоздка. Девочка явилась ко мне с настоящим ультиматумом: освободить ее друга или…

— Я же говорил, что это ее любовник! — взорвался Сергей Павлович.

— Да нет, не это, — успокоил его адвокат. — Парень, судя по всему, совершенно не интересует ее как мужчина. Он ее школьный приятель.

— Ладно, так что там у нас с ним?

— Девушка сказала, что не хочет больше встречаться с Женей, если ее друг останется в тюрьме.

— Она как-то связывает его арест с Женей? — стремительно обернулся Сергей Павлович.

— Нет, что ты! — возразил адвокат. — Просто она знает, чем я занимаюсь, думает, я могу помочь…

— Ты уже помог, — хохотнул Сергей Павлович. — Ну, нарочно не придумаешь. Значит, именно к тебе она бросилась за помощью? А почему она просит тебя? Почему его мамаша, например, этим не займется? Смотри, Колечка, они ее прочат себе в невестки, его родичи, если вперед высылают.

— Девочка занялась этим из дружеского чувства, — пояснил адвокат. — Надеюсь, ты знаешь, что это такое. Во всяком случае, я не вижу тут ничего подозрительного. Девочка очень расстроена, и ей придется помочь. Иначе она станет сама заниматься освобождением своего друга, а Женя останется не у дел.

— Не слишком он ее, значит, интересует, — заметил Сергей Павлович. — Ладно, делай как знаешь. — Он встал, давая понять, что его визит окончен. — Если она ни в какую не соглашается — освобождай парня. Что же делать… Нет, не так я представлял себе развитие дела..

— Мне тоже хотелось бы, чтобы оно шло в ускоренном темпе, — пожаловался адвокат. — Но разве это моя вина, что все тащится через пень колоду. В одном я уверен — лучше предоставить все естественному течению…

— Что ты имеешь в виду?

— Обойтись без тюрем и прочего, — понизил голос адвокат. — Дети сами разберутся, что к чему.

— Вот этого бы мне не хотелось, — нервно засмеялся Сергей Павлович.

— Кстати, любопытная деталь. — Адвокат, внезапно вспомнив о чем-то, пригласил приятеля к своему столу. — Взгляни-ка!

Он зажег настольную лампу и показал Сергею Павловичу какую-то потрепанную тетрадку, валявшуюся среди книг и папок. Сергей Павлович сначала взглянул с интересом, потом — с недоумением, а вернул записи со скукой.

— Чепуха какая-то, — сказал он, прощаясь.

— А по-моему, интересно… — пробормотал адвокат, когда за Сергеем Павловичем закрылась дверь.

Вера была дома и, судя по всему, с трудом держала себя в руках.

— Может, объяснишь, в чем дело? — спросил Сергей Павлович, проходя в спальню и усаживаясь рядом с Верой на кровать.

— Ни в чем, — коротко ответствовала она.

Он смотрел на ее юное гладкое лицо, на рот, с которого почти сошла помада, смотрел в ее взбешенные глаза, которые иногда могли быть такими спокойными, такими пугающе-серьезными… Именно серьезную Веру Сергей Павлович предпочел бы сейчас всему, но и речи не могло быть о том, чтобы затащить ее в постель.

Приходилось терпеть и ругаться.

— Отвечай, что ты выкинула! — потребовал он. — Сделала какую-то глупость, так? С Ленкой поругалась?

Вера отвернулась, выставив прямо перед его носом полное атласное плечо, перерезанное посередине тонкой бретелькой розовой ночной рубашки, которую она носила днем в жару, шастая по квартире.

— Я не ошибся, — утвердительно сказал Сергей Павлович.

— Не ошибся, — глухо подтвердила она. — Твоя дура Ленка меня выгоняет из межбанковского…

— Шутит, — попробовал утешить ее Сергей Павлович, хотя сердцем понимал: настало такое время, когда Ленка шутить не будет — слишком она обижена его невниманием после того случая с проверкой коммерческих банков.

— Шутит?! — Вера подняла с подушки голову и бросила на Сергея Павловича такой презрительный взгляд, что тому стало не по себе. — Ты бы пошел и послушал, как эта стерва шутит! Как она орала на меня! На весь отдел опозорила! Тебе, кричит, здесь не место! Работать не умеешь!

— И ты, значит, ей кое-что ответила? — спросил помертвевший Сергей Павлович.

— А ты как думал? — возмущенно спросила Вера. — Что мне, молчать прикажешь, когда меня говном поливают?! Ну я ей и сказала: кошка ты несытая, коза, вонючка старая, купи себе намордник…

— Дура, идиотка! — Ему не хватало слов, он задыхался от возмущения. — Ты все это ей сказала?!

Ответа не последовало.

— Сказала, я тебя знаю! — простонал он. — Мерзавка! Я знаю, зачем ты это сказала! Под меня копаешь, да?! Еще и про меня что-нибудь добавила?

— Я сказала, что намордник ей посоветовал купить ты. Чтобы она на мужиков не бросалась, — холодно ответила Вера.

— Чертова девка! — неистовствовал он, глядя на ее обнаженные, чуть загорелые лопатки — юные, желанные, ненавистные. — Мерзавка!

— Это я уже слышала! Скажи что-нибудь поновее. Между прочим, твоя Лена сказала, чтобы я даже на операционный отдел не рассчитывала. Она меня вообще выставить собралась, как я поняла.

— И правильно сделает! — Сергей Павлович все еще глядел на ее спину, не решаясь швырнуть в нее чем-нибудь. Он нутром чуял, что сейчас Веру злить опасно, — холодное напускное спокойствие всегда предшествовало у нее самым страшным бурям. — Ленка выгонит тебя и будет права. Ты надоела всем, — накручивал он подружку, не подозревая, что цели своей уже достиг — Вера была в бешенстве. — Мне, Ленке, всему своему отделу, моему отделу и операционному, кстати, тоже, хотя они с тобой общались редко… Сука ты безмозглая. Ты думаешь, меня с Ленкой так легко поссорить?

Да мы друг друга сколько лет знаем, сколько ссорились, сколько мирились! А ты влезла со своими глупостями… Ну, все! Теперь ни на что не надейся. Ленка тебя вышвырнет, только так!

Вера взорвалась, как первомайский салют, — красочно и громогласно. Извергаемые ею ругательства сначала забавляли Сергея Павловича, потом стали надоедать ему, а потом он испугался, что Вера завелась надолго и, пожалуй, собралась испортить ему весь вечер.

— Ну все, кончай! — потребовал он, когда Вера остановилась, переводя дух.

— Я только начала! — завопила она, кидаясь к нему с явным намерением расцарапать все, что можно, но Сергей Павлович успел отскочить от нее на другой конец комнаты и подготовиться к обороне.

Следующий наскок Веры кончился печально — она была отброшена на постель грубой мужской рукой. Сергей Павлович сказал ей пару ласковых слов и, кипя праведным гневом, ушел на кухню чего-нибудь пожевать.

Ужин, конечно, никто и не думал готовить.

Сергей Павлович на скорую руку сварил себе кофе, сделал пару бутербродов с ветчиной, все время прислушиваясь к звукам в спальне. Там, впрочем, никаких особенных звуков не раздавалось — не хлопало окно, не визжали дверцы шкафа, никто, судя по всему, не собирался кончать с собой или собирать чемоданы.