В одном из шкафов вместо книг оказалось множество дубовых ящичков. В определенном порядке в них были разложены бесчисленные выписки, заметки, вырезки из газет и журналов, наклеенные на карточки одинакового формата. Карточки подбирались по темам и вкладывались в бумажные обертки. Получались несшитые тетрадки разной толщины. Всего, по словам Жюля Верна, у него накопилось около двадцати тысяч таких тетрадок, содержащих интересные сведения по всем отраслям знаний. «Его библиотека, – пишет Мэри Беллок, – служит исключительно для пользования, а не для любования. Тут вы встретите сильно подержанные издания сочинений Гомера, Вергилия, Монтеня, Шекспира, Мольера, Купера, Диккенса, Скотта. Вы найдете тут и современных авторов.

– Вальтер Скотт, Диккенс и Фенимор Купер – мои любимые писатели, – сказал Жюль Верн. – Читая Купера, я никогда не чувствовал усталости. Некоторые из его романов достойны бессмертия, и я надеюсь, о них будут помнить и тогда, когда так называемые литературные гиганты более позднего времени канут в Лету. С юных лет меня восхищали романы капитана Марриэта. Я и теперь охотно его перечитываю. Нравятся мне также Майн Рид и Стивенсон. К сожалению, недостаточное знание английского языка мешает узнать их ближе. „Остров сокровищ“ Стивенсона есть у меня в переводе. Эта книга поражает необыкновенной чистотой стиля и силой воображения. Но выше всех английских писателей я ставлю Чарльза Диккенса…»

Почти десять лет спустя оценка Диккенса была дополнена в беседе с англичанином Ч. Даубарном:

– Я несколько раз перечитывал Диккенса от корки до корки. Этому писателю я многим обязан. У него можно найти все: воображение, юмор, любовь, милосердие, жалость к бедным и угнетенным – одним словом, все…

Даубарн зафиксировал и такое признание Жюля Верна:

– На меня произвел сильное впечатление ваш новый писатель Уэллс. У него совершенно особая манера, и книги его очень любопытны. Но по сравнению со мной он идет совсем противоположным путем… Если я стараюсь отталкиваться от правдоподобного и в принципе возможного, то Уэллс придумывает для осуществления подвигов своих героев самые невозможные способы. Например, если он хочет выбросить своего героя в мировое пространство, то придумывает металл, не имеющий веса… Уэллс больше, чем кто-либо другой, является представителем английского воображения.

– Что вы скажете о французской литературе и каких авторов предпочитаете?

– Я согласен с теми, – ответил Жюль Верн, – кто считает литературу моей страны одной из самых великих в мире. Мне близок гений Мольера. Когда-то я был без ума от Бомарше. Меня восхищает мудрость Монтеня и жизнелюбие Рабле. Что же касается новейших писателей, то Дюма-отец был мне всегда особенно близок, и я счел своим долгом посвятить его памяти один из своих романов – «Матиаса Шандора». Люблю также романы и «Легенды веков» Виктора Гюго, хотя порою он бывает чересчур напыщенным…

Интервью с Жюлем Верном - _2.png

Почти каждый посетитель задавал писателю дежурный вопрос:

– Мосье Верн, вы один из самых популярных и самых плодовитых романистов. Не сочтите нескромным мое любопытство, но хотелось бы знать, как вам удается на протяжении нескольких десятилетий сохранять такую изумительную работоспособность?

На этот вопрос Жюль Верн отвечал с плохо скрытым раздражением:

– Не надо меня хвалить. Труд для меня – источник единственного и подлинного счастья… Это моя жизненная функция. Как только я кончаю очередную книгу, я чувствую себя несчастным и не нахожу покоя до тех пор, пока не начну следующую. Праздность для меня – пытка.

– Да, я понимаю… И все же вы пишете с такой завидной легкостью, что невольно…

– Это заблуждение! Мне ничего легко не дается. Почему-то многие думают, что мои произведения – чистейшая импровизация. Какой вздор! Я не могу приступить к работе, если не знаю начала, середины и конца своего будущего романа. До сих пор я был достаточно счастлив в том смысле, что для каждого произведения у меня в голове была не одна, а по меньшей мере полдюжины готовых схем. Большое значение я придаю развязке. Если читатель сможет угадать, чем все кончится, то такую книгу не стоило бы и писать. Чтобы роман понравился, нужно изобрести совершенно необычную и вместе с тем оптимистическую развязку. И когда в голове сложится костяк сюжета, когда из нескольких возможных вариантов будет выбран наилучший, тогда только начинается следующий этап работы – за письменным столом.

– Если это не секрет, расскажите, пожалуйста, мосье Верн, как вы пишете ваши романы.

– Не понимаю, какой интерес это представляет для публики. Но все же я могу раскрыть секреты моей литературной кухни, хотя и не решился бы рекомендовать их никому другому. Ведь каждый писатель работает по своему собственному методу, выбирая его скорее инстинктивно, чем сознательно. Это, если хотите, вопрос техники. За много лет вырабатываются постоянные привычки, от которых невозможно отказаться. Начинаю я обыкновенно с того, что выбираю из картотеки все выписки, относящиеся к данной теме; сортирую их, изучаю и обрабатываю применительно к будущему роману. Затем я делаю предварительные наброски и составляю план по главам. Вслед за тем пишу карандашом черновик, оставляя широкие поля – полстраницы – для поправок и дополнений. Но это еще не роман, а только каркас романа. В таком виде рукопись поступает в типографию. В первой корректуре я исправляю почти каждое предложение и нередко пишу заново целые главы. Окончательный текст получается после пятой, седьмой или, случается, девятой корректуры. Яснее всего я вижу недостатки своего сочинения не в рукописи, а в печатных оттисках. К счастью, мой издатель хорошо это понимает и не ставит передо мной никаких ограничений… Но почему-то принято считать, что, если писатель много пишет, значит ему все легко дается. Ничего подобного!..

– Но ведь при такой системе значительно замедляется скорость работы?

– Я этого не нахожу. Благодаря привычке к ежедневной работе за столом с пяти утра до полудня мне удается уже много лет подряд писать по две книги в год. Правда, такой распорядок жизни потребовал некоторых жертв. Чтобы ничто не отвлекало от дела, я переселился из шумного Парижа в спокойный, тихий Амьен и живу здесь уже много лет – с 1871 года. Вы спросите, почему я выбрал Амьен? Этот город мне особенно дорог тем, что здесь родилась моя жена и здесь мы с ней когда-то познакомились. И званием муниципального советника Амьена я горжусь нисколько не меньше, чем литературной известностью. Я счастлив оттого, что могу приносить своему городу посильную пользу.

– Ваши герои всегда путешествуют. Ну, а сами вы, мосье Верн, разве вы не любите путешествовать?

– Очень люблю, вернее, любил. В свое время я проводил значительную часть года на своей яхте «Сен-Мишель». Я дважды обошел на ней Средиземное море, посетил Италию, Англию, Шотландию, Ирландию, Данию, Голландию, Скандинавию, заходил в африканские воды… Эти поездки очень пригодились мне при сочинении романов.

Я побывал даже в Северной Америке. Это случилось в 1867 году. Одна французская компания приобрела океанский пароход «Грейт-истерн», чтобы перевозить американцев на Парижскую выставку… Мы посетили с братом Нью-Йорк и несколько других городов, видели Ниагару зимой, во льду… На меня произвело неизгладимое впечатление торжественное спокойствие гигантского водопада. Поездка в Америку дала мне материал для романа «Плавающий город»…

– Как вы относитесь к спорту?

– Разумеется, положительно.

– А какой вид спорта предпочитаете?

– Из того, что я говорил, легко догадаться: парусный. Когда-то я был искусным яхтсменом.

– А есть ли какой-нибудь вид спорта, который вы не одобряете?

– Автомобильные гонки. Это безумный спорт, и я очень сожалею, что он получил такое распространение. Каждый владелец автомобиля рискует головой. Автомобили загрязняют воздух. В этом новом увлечении я вижу признак деградации современного цивилизованного общества. Ничего, кроме модного декадентства и умственного оскудения, я в этом виде спорта не усматриваю… Пешеходы теперь подвергаются опасности даже на амьенских улицах. Когда я выхожу из дому, любезные прохожие то и дело предупреждают меня: «Внимание, мосье Верн, автомобиль идет!» Впрочем, – добавил он, улыбнувшись, – я не отстаю от века. В нынешнем году печатается мой новый роман. Его содержание – автомобилизм… в настоящем и будущем…[2]

вернуться

2

Эти слова были сказаны в 1904 году. Имеется в виду роман «Властелин мира».