Моё удалённое и защищённое ото всех место радовало меня всё больше и больше. Не чувствуя на себе заинтересованных взглядов, я ощущала себя довольно-таки неплохо. Пока не нужно было идти за кофе, ну или там в туалет. Тогда мне приходилось пересекать весь офис и не галопом – как бы мне сильнее всего хотелось, – а вполне спокойно, кивая налево и направо людям, имён которых я даже не знала. И не потому, что не знала их, а просто потому, что не старалась их запоминать. Да и зачем? Через пару месяцев всё закончится, и может, я этих людей не увижу больше никогда в жизни. Есть парочка, с которыми я непосредственно по делу общаюсь, их имена и выучила. Ну и хватит.

Первый месяц я работала под присмотром милого, но дотошного Ральфа, который любил всё по сто раз объяснять. Такие моменты я быстро просекла и вот, когда он усаживался на любимого конька «повторенье – мать ученья», я принималась вырисовывать на лежащих передо мной листочках какие-то завитушки, время от времени кивая головой в знак согласия.

А потом Ральф ушёл в отпуск, и ко мне прикрепили нового надсмотрщика. Молодого парня по имени Марк.

Что я знала о нём после месяца совместной работы в одном офисе? Ничего… Только то, что это тот самый, который практически всегда носит головной убор. Чаще всего это какие-то офигенские, как сказал бы мой брат, кепки. С моего места мне хорошо был виден стол, за которым, как я поняла, работал приятель этого Марка, Кристиан, и к которому тот часто подходил. Чаще всего я видела его спину. За ним было интересно наблюдать: он постоянно был в движении, всегда что-то рассказывал, жестикулируя, и часто смеялся. И сравнивая его с другими коллегами, мне было интересно: действительно ли он такой или просто такая рабочая установка? Ну вроде как маска? А вышел за дверь офиса и снял. И отправился домой к жене - или там подруге - нормальным вменяемым человеком… А в том, что у него кто-то есть почему-то даже сомневаться не приходилось… От него исходило немыслимое обаяние, под которое попадали, по-моему, все в офисе. Другое дело, что чаще всего он был просто холодно любезен. Ничего, кроме рабочих отношений.

И вот теперь этому Марку придётся стать моим буйком в бушующем море договоров, которых с каждым днём, приближающим нас к концу года, становится больше. По крайней мере, на время, пока Ральф не выйдет из отпуска.

Так же как и Ральф, Марк несколько раз в день подходил ко мне, интересуясь, нужна ли помощь. Он возникал перед моим столом всегда как-то вдруг. Я не знаю, то ли колонна с пальмой были виноваты, загораживая мне обзор и всех приближающихся, то ли тот факт, что я не расставалась с наушниками и громкой музыкой… но от его прихода я всегда вздрагивала. А он присаживался на краешек стола и, болтая ногой, спрашивал:

- Ну, есть вопросы?

Я же в ответ лишь отрицательно мотала головой или кивала в знак согласия. Да, я с трудом схожусь с людьми, но в его присутствии почему-то и вовсе становилась дегенератом. А уж если дело доходило до того, чтобы озвучить свою проблему вслух, то… Ох. Я невнятно что-то бормотала, при этом мучительно краснея. А уж как злилась на себя! И главное, не могла сама себе объяснить, почему всё так происходит. В какой-то момент ему, видимо, надоедало всё это, и он просто отбирал у меня клавиатуру и мышку, отодвигал меня на моём стуле подальше и сам копался в договоре, исправляя ошибки и делая всё как надо. Эти минуты для меня были самым настоящим ужасом рабочего дня. Потом я шла курить, приводить себя в порядок и опять же пыталась понять, что со мной такое. И знаете, не верила сама себе, но очень хотела, чтобы вернулся мой милый занудный Ральф. С ним было как-то попроще.

И он вернулся. Но мне от этого не стало легче, потому что со мной остался Марк.

Так прошло три недели. Три недели, на протяжении которых я показала себя полной клинической идиоткой, способной только на издавание гласных и тыканье пальцем в монитор. В дни, когда я особо отличалась, я приходила домой и жаловалась мужу, на что он просто хмыкал и пожимал плечами.

- Ну ты же понимаешь, что можешь прекратить это в любой момент? Только скажи.

Я понимала, но ничего не говорила. В конце концов, мне там совсем неплохо. Единственная проблема - этот Марк, но я с этим справлюсь.

Но справилась не я.

Однажды в конце рабочего дня Дирк вызвал меня в свой кабинет и сообщил, что с завтрашнего дня меня переводят в другой филиал. Там кто-то то ли заболел, то ли ещё не выздоровел, короче как-то так, и я буду этого человека замещать. Мда… перспектива знакомства с новым коллективом меня совсем не грела, но выбора не было.

И в принципе, мне там понравилось. Филиал находился в пригороде, вокруг были не загазованные улицы, а широкие поля, красивая природа… Да и коллектива нового оказалось четыре человека, с которыми я нашла общий язык. В общем, меня устраивало. А потом… очень странно прозвучит, но потом мне приснился сон.

Ну, казалось бы, подумаешь – сон. Они всем снятся. Да, но после этого сна я проснулась, как от толчка, задолго до писка будильника, и так и пролежала остаток ночи, не сомкнув глаз и пялясь в ночную мглу за окном. Сон не был кошмаром, нет. Наоборот, он был очень нежным, наполненным какой-то милой романтической чепухой… Вот только главную роль во всей этой чепухе выполнял… тот самый Марк. И даже во сне он был в одной из своих неизменных кепок.

На работу я приехала абсолютно невыспавшаяся, но заряженная какой-то непонятной энергией. И до обеда честно пыталась работать, не обращая внимание на то, что в голове продолжали крутиться картинки из сна. А что было самое смешное, так это то, что я даже лица этого Марка толком не помнила! Странно, конечно… Работать пару раз в день в непосредственной близости и не знать, как человек выглядит, но я правда не знала. Мой кретинизм, расцветавший буйством цветов во время его визитов ко мне за пальму, отключал все мозговые функции, и я даже смотреть на него не могла. И вот я сидела на работе и ломала голову над вопросом «А почему именно он?»

Естественно, я не смогла удержаться и спросила об этом любимую подружку Мелани, позвонив ей во время перерыва. К сожалению, она тоже не знала ответа… Но с той ночи я потеряла покой. Я не могла больше думать ни о ком другом, кроме этого безликого для меня парня в кепке. И я этого не понимала. А потом стало сложнее: сны участились, и мне иногда казалось, что голова лопнет.

Я пыталась образумить себя, проводя аутотренинги по утрам перед зеркалом, напоминая себе, что я замужняя дама, что негоже терять голову от каких-то непонятных коллег и ещё менее понятных снов. Но всё было бестолку.

И тогда я решила во что бы то ни стало вернуться назад. Тот, кого я, по идее, в этом филиале замещала, уже давно выздоровел, а про меня как будто забыли.

Я поговорила с Дирком, и вот спустя пять недель – две из которых мне показались адом, - я, с непонятной дрожью в коленях, уселась за свой стол за пальмой…

Он

И снова понедельник. Почему-то мне кажется, что каждый наступающий понедельник самый ужасный из всех, что были до этого, но потом начинается новая неделя, и я понимаю, что в отношении прошлого понедельника был не прав. Вот сегодняшний - самый ужасный. Потому что начался он с утренней ссоры с Сэнди. Опять…

И по дороге на работу я вновь увлекаюсь заманчивой мыслью, что нам пора расходиться. Попробовали почти семейной жизни, как-то не выходит, по крайней мере, у меня. Я давно понял, что не чувствую в себе всех тех чувств, что питает ко мне Сэнди. Проще говоря – я ее не люблю.

Как часто мы произносим «люблю» только потому, что от нас этого ждут? Просто потому, что знаешь: это слово сделает ее счастливой. И вот однажды ты его произносишь. И чувствуешь невероятный подъём в душе, когда видишь, как загораются радостью и счастьем её глаза, ощущаешь, как она тесно прижимается к тебе, осыпая поцелуями признательности.

И ты доволен. У тебя всё как у людей. О чём ещё можно мечтать в жизни?

А потом это «люблю» становится рутиной вашего общения. Ты автоматически выговариваешь его, свято веря в то, что оно отражает твои истинные чувства. А потом что-то случается, и ты понимаешь, что больше никогда не сможешь произнести «люблю», глядя в глаза именно этой женщине. Потому что не любишь. Осознание этого потрясает тебя подобно удару грома, когда ты лежишь ночью рядом с ней и пытаешься найти свою тропку в царствие морфея. Теперь уже и вовсе становится не до сна. Ты идёшь на кухню и, закурив в темноте, замираешь у окна. Почему чувства ушли? Ведь ты точно уверен, что они были. Вспоминаешь, как вы познакомились, как ходили на первые свидания, как замирало сердце от её поцелуев. Где же всё это теперь? Ты не знаешь, оно исчезло. И что осталось? Быть может, привычка, привязанность друг к другу. Быть может, чувство вины или чувство долга. И ты не представляешь себе, как можно так жить. Просто потому что удобно? Да, вы знаете друг друга, вы знаете, что, кому и как нравится… Но разве этого достаточно?