— Будь добра.

В руке Кейти возник аппарат.

— Офис Люцифера. Говорит Раав. Повторите, пожалуйста. Сейчас спрошу.

— Она поглядела на Джерри.

— Буду говорить. — Джерри обошелся вообще без аппарата. — Слушаю. Нет. Я сказал — нет! Нет, будьте вы прокляты! По этому делу обратитесь к мистеру Ашмедаю. А тот вызов переключите сюда. — Он буркнул что-то насчет невозможности получить хоть сколько-нибудь компетентную помощь, а потом сказал: — Слушаю. Да, сэр! — Затем очень долго молчал и наконец произнес:

— Сию же минуту, сэр. Благодарю вас. — Джерри вскочил. — Прошу извинить меня, Алек. Дела. Я даже не могу сказать, когда вернусь. Попробуй рассматривать это время как отдых. Мой дом — твой дом. Кейти, позаботься о нем. Сибил, смотри, чтоб он не скучал. — Джерри исчез.

— Вот я его сейчас развлеку!

Сибил вскочила с кресла и встала передо мной, радостно потирая руки. Ее техасский наряд стал постепенно исчезать, оставив Сибил в чем мать родила. Она улыбнулась.

— Сибил, пожалуйста, перестань, — мягко сказала Кейти. — Сейчас же сделай одежду, или я отправлю тебя домой.

— Тебе бы все только портить! — На Сибил появилось весьма кокетливое бикини. — Я собираюсь заставить святого Алека забыть о его датской дешевке.

— На сколько поспорим, дорогая? Я ведь разговаривала с Пат.

— И что? Что тебе сказала Пат?

— Что Маргрета умеет подавать как надо.

На лице Сибил появилось выражение крайнего неудовольствия.

— Девушка чуть ли не пятьдесят лет трудится на спине, стараясь обучиться своему делу. И тут появляется какая-то неумеха, которая только и может, что поджарить цыпленка да приготовить клецки! Это ж несправедливо!

Я решил переменить тему беседы:

— Сибил, а трюки, которые ты проделываешь с одеждой, весьма занимательны. Ты уже профессиональная колдунья?

Вместо ответа Сибил посмотрела на Кейти. Та сразу откликнулась:

— Все уже позади, дорогая. Можешь говорить свободно.

— О'кей. Святой Алек, и вовсе я не колдунья. Колдовство — полная чушь. Ты знаешь стих в Библии, где говорится, что ведьм в живых оставлять нельзя?

— Книга Исхода, глава двадцать вторая, стих восемнадцатый.

— Вот-вот, он самый. Древнееврейское слово, которое там переведено как «ведьма», на самом деле означает «отравительница». Не дать отравительнице дышать воздухом представляется мне весьма целесообразной идеей. Но любопытно узнать, сколько одиноких пожилых женщин были повешены или сожжены в результате столь неточного перевода?

(Неужели это правда? А как же тогда быть с концепцией «Буквального слова Господня», на которой меня взрастили? Конечно, слово английское, а не древнееврейское… но работой переводчиков версии короля Якова руководил сам Господь, вот почему эта версия Библии — и только она одна — должна пониматься буквально. НЕТ! Сибил ошибается! Всеблагой Господь не позволил бы сотням, тысячам невиновных людей подвергаться пыткам всего лишь из-за одного неверно переведенного слова! Он ведь так легко мог устранить ошибку.)

— Значит, в ту ночь ты вовсе не собиралась лететь на шабаш? А чем же ты занималась?

— Совсем не тем, о чем ты подумал. Мы с Исрафелем вовсе не так близко знакомы для этого. Приятели — да, близкие друзья — нет.

— Исрафель? Я думал, он на небесах.

— Это его крестный. Трубач. А наш Исрафель ни одной верной ноты взять не может. Кстати, он просил сказать тебе — если появится такая возможность, — что он вовсе не такой надутый осел, каким выглядел в роли Родерика Даймена Третьего.

— Рад слышать. Он отлично сыграл роль препротивного юного сопляка. Я никак не мог поверить, что у дочки Кейти и Джерри — или только Кейти? — может быть такой скверный вкус, чтобы выбрать себе в друзья этакого грубияна. Не Исрафеля, конечно, а того, кого он сыграл.

— Ох, тогда надо разъяснить и это. Кейти, в каких мы с тобой родственных отношениях?

— Не думаю, чтобы даже доктор Дарвин смог обнаружить какие-либо генетические связи между нами, дорогая. Но я так же горжусь тобой, как гордилась бы, будь ты моей родной дочерью.

— Спасибо, ма.

— Но мы же все родственники, — возразил я, — благодаря праматери Еве. Поскольку Кейти, со всеми ее морщинками, родилась во времена, когда дети Израиля скитались по пустыне, ее от Евы отделяют всего восемьдесят поколений. Зная твой год рождения, с помощью простейших арифметических вычислений мы сможем установить степень вашего кровного родства.

— Ох! Ох! Ну вот опять! Святой Алек, мама Кейти — действительно потомок Евы, я же — нет. Другой вид. Я бесовка, если вас интересуют технические подробности.

Она снова «испарила» свою одежду. Ее тело тоже претерпело изменения.

— Видите?

— Слушай, а не ты сидела за конторкой в «Сан-Суси Шератоне» в тот вечер, когда я прибыл в ад? воскликнул я.

— Конечно, я. И горжусь тем, что ты запомнил меня в моем истинном обличье. — Тут она снова вернула себе человеческий образ плюс крохотное бикини. — Я была там потому, что знала тебя в лицо. Па не хотел никаких ошибок.

Кейти встала.

— Давайте продолжим разговор на свежем воздухе. Я хотела бы окунуться перед обедом.

— Но я же пытаюсь соблазнить святого Алека!

— Воображала! А ты попробуй добиться своего на природе.

Был чудесный техасский день. Тени быстро удлинялись.

— Кейти, пожалуйста, ответь мне честно. Это ад? Или Техас?

— И то и другое.

— Я снимаю свой вопрос.

Наверняка я позволил своему раздражению проявиться в голосе, так как Кейти остановилась и положила руку мне на грудь.

— Алек, я не шутила. В течение многих и многих столетий Люцифер создавал там и сям на Земле свои pieds-a-terre.[111] В каждом из них он выдавал себя за какую-то личность. После Армагеддона, когда его брат на тысячу лет воцарился на Земле, он перестал там появляться. Но некоторые из этих мест так ему полюбились, что он их «украл». Теперь понимаешь?

— Пожалуй, да. Примерно так же, как корова понимает дифференциальное исчисление.

— Механизм непонятен и мне; это процесс на уровне богов. Но скажи мне, те многочисленные превращения, которые вы претерпели с Маргой во время гонений, — насколько глубоки они были? Как ты думаешь, они каждый раз охватывали всю планету?

В моей голове была такая каша, какой еще не бывало со времени последнего из превращений.

— Кейти, я не знаю! У меня никогда не хватало времени на детальные исследования. Подожди минутку! Каждое превращение охватывало всю планету и примерно сто лет ее истории. Потому что я всегда проверял историю и старался запомнить столько, сколько в меня влезало. И изменения в культуре

— тоже. Весь, так сказать, комплекс.

— Каждое превращение кончалось, можно сказать, у вас прямо под носом, Алек, и никто кроме вас двоих не ощущал ни малейших перемен. Ты проверял не историю, ты проверял книги по истории. Во всяком случае так сделал бы Люцифер, если бы он организовал эту постановку.

— Э… Кейти, но разве ты не понимаешь, сколько времени должно уйти на то, чтобы пересмотреть, переписать и перепечатать целую энциклопедию? Я же обычно сверялся с ней.

— Ну, Алек, тебе же говорили уже, что время — не проблема на божественном уровне. И пространство — тоже. Все необходимое для того, чтобы вас обмануть, было под рукой. Но не более чем необходимое. Таков консервативный принцип искусства на божественном уровне. Я этого сделать не могу, будучи весьма далекой от божественного уровня, но зато видела не раз, как это делается. Опытный художник по формам и образам для достижения желаемого эффекта не делает ничего сверх необходимого. — Раав села на бортик ограждения пруда и стала болтать ногами в воде. — Сядь рядом со мной. Допустим, эта облицовка ограничивает область распространения «большого взрыва». А что находится там — за пределами этой грани, где «красное смещение» имеет размах, означающий, что расширение Вселенной равно скорости света — что там?