Среди пассажиров были три американские семьи. По всей видимости, они намеревались на своих «даймлерах» съездить в деревню, которую их предки некогда покинули пешком. Были на борту и англичане с удочками и клюшками для гольфа — привычные миссионеры приятного времяпрепровождения, добродушные и краснощекие, аккуратные и лощеные. Заметил я и жителей английской глубинки в неизменных твидовых костюмах. При взгляде на них мне в голову всегда лезет фраза, которую используют исключительно журналисты — «эти компанейские здоровяки».
По палубе прохаживались два священника. Они выглядели здесь чужестранцами, как французы на корабле, пересекающем Ла-Манш. Из-под шляп служителей церкви на мир смотрели лица фермеров. Их тяжелые башмаки вполне могли бы быть башмаками землепашцев. Глядя на них, я думал, что эти священники легко справятся с трудностями крестьянского прихода. Они были увлечены серьезной беседой.
Две монахини сидели рядом, словно вместе держали оборону. Их лица хранили выражение, общее для всех путешествующих монахинь, не по своей вине отбившихся от стада. Они сидели, сложив руки, и казались существами из прошлого века.
Все мы по разным причинам ехали в Ирландию, некоторые, как и я, впервые.
Я чувствовал себя в этой компании дурачком, потому что взялся, возможно, за самое нелепое и неблагодарное задание, которое может придумать для себя человек: решил добавить еще одну книгу к той горе литературы, что уже написана об Ирландии. Мои попутчики ехали порыбачить, поиграть в гольф, взглянуть на дом предков или осудить грешника. Я же избрал более трудную и опасную стезю и прекрасно это сознавал.
Желая избавиться от тревожных мыслей и удовлетворить естественное любопытство, я спустился по трапу вниз. Внизу оказалось гораздо интереснее. У стойки стояли доброжелательные молодые ирландцы. Они уже изрядно приложились и были веселы и оживленно беседовали. Один сказал мне, что работает барменом на Эджвер-роуд. Большинство его друзей были либо шоферами, либо барменами, либо служащими, исполняющими загадочные домашние обязанности «дворового» [3]. И все они ехали домой в отпуск.
Тут же было много молодых женщин, говорливых, быстроглазых, не похожих на англичанок. Это были служанки. Они ехали либо в отпуск, либо на недельку к матери, после чего намеревались удовлетворить вечную ирландскую потребность — путешествие в отдаленные земли.
Мужчины стояли вместе у стойки, а девушки сидели отдельно. То и дело кто-нибудь из молодых людей подносил им маленький бокал портвейна и произносил галантную фразу. Девушки заливисто смеялись.
— Ну, погоди, Мик, — воскликнула крупная темноглазая девушка, — расскажу матери обо всех твоих похождениях в Гайд-парке. Ты у меня дождешься…
И все покатились со смеху. Атмосфера царила самая непринужденная.
Маленький кусочек Ирландии по пути домой очаровал меня. Они все знали друг друга. Тут были Брайди Такой-то и Кейт Такая-то, и Пэт, и Мик… Можно было подумать, что все они работают по соседству. Я выяснил, что это не так. Работали они в разных районах Лондона, но встречались по вечерам либо в Гайд-парке (это место, судя по всему, их не пугало), либо в ирландских клубах или на ирландских танцевальных площадках. Это клановое сообщество, возможно, помогало им выжить в чужом огромном Лондоне. И я подумал: чтобы собрать молодых друзей на одном и том же судне, понадобилось провести гигантскую организационную работу в кухнях, гаражах и барах Лондона.
— Ну же, Мик, спой нам «Дэнни»! — воскликнул один из юношей.
— Не буду, — заупрямился мой знакомец с Эджвер-роуд.
И снова пустили по кругу напитки. Глаза присутствующих делались стеклянными. Кто-то начал напевать мелодию, и после долгих пререканий молодой бармен допил свой портер и запел высоким голоском песню, которая, на мой взгляд, входит в число величайших песен мира:
Эта песня, напомнившая изысканную мелодию «Воздуха Лондондерри», приглушила веселое настроение присутствующих. В наступившей тишине мы услышали гул винтов, рассекающих воду, и прочие шумы корабля. Затем, видимо, желая избавиться от меланхолии, компания потребовала еще напитков. Снова все закричали, засмеялись, а я тихонько ушел.
Поднявшись на палубу, я перегнулся через борт и посмотрел в сторону Ирландии. Какая она? Я испытывал нетерпение.
Что мне известно об Ирландии? В школе я чувствовал себя сентиментальным фермером, когда штудировал произведения, созданные авторами «Гэльской лиги», хотя никогда не понимал, о чем плачет Кэтлин [5]. Поэзия Йейтса… Какой юноша не почувствует симпатию к красивой плачущей женщине?
Ирландцы, которых я встречал во время войны, напоминали англичан, пока не напивались. Тогда они либо впадали в буйство и крушили мебель, либо делались невероятно жалкими и в таком состоянии производили тягостное впечатление. В такие моменты они утрачивали английское произношение, акцент делался заметным, и они использовали слова, которые, как полагаю, слышали в детстве от егерей и конюхов. Укладывая их в постель, вы никогда не знали, попытаются ли они вас ударить или поцеловать. Иногда они делали и то, и другое: сначала пытались ударить, а потом — поцеловать.
Но даже и они не знали, почему плачет Кэтлин. Загадочная история. Эти ирландцы не понимали собственную страну.
Многие из этих хороших людей — а они и в самом деле были добросердечными и симпатичными — потеряли свои маслобойни и загородные дома, сгоревшие во время восстания 1916 года. Для меня это стало первым намеком, что ирландцы делятся на два типа: ирландцы английского происхождения (обычно протестанты и офицеры) и ирландцы ирландского происхождения (обычно католики и иногда сержанты). Хотя офицеры-протестанты разъярились бы, назови вы их англичанами — поднимая заздравные чаши, они кричали «К черту Англию!», — тем не менее сержанты-католики считали их англичанами. А тот, кто вырос в английской традиции, недоумевал: ведь что было, то прошло.
Восстание 1916 года стало переломным: ирландскую армию (мало кто из англичан знает, что страна направила на военную службу 250 000 человек) провожали на французских улицах криками «Предатели!». Трудное время для ирландцев.
Я уверен: настал момент, когда Англия должна взглянуть на Ирландию другими глазами. Она больше не является непослушным английским графством. Ирландия отвоевала для себя статус доминиона. Офицеров комиссовали, командирами стали сержанты. «Ирландский вопрос» — политический термин, которым, похоже, намеренно прикрывали национальную рознь, — закончился утверждением ирландской нации.
Я ехал не в страну «шутов и быков» (так на нее в течение двух столетий смотрел правящий класс), а на небольшой остров, отстоявший свои права в войне за независимость. Кровопролитная война продолжалась девять веков — самое долгое сражение в мировой истории.
На горизонте появилось Ирландское Свободное государство.
На палубе я разговорился с приятным молодым человеком. Он продавал юристам канцелярские принадлежности. Это занятие, как я понял, занимало все его время. Благодаря частым автомобильным поездкам он хорошо узнал страну. Когда я сказал, что еду в Ирландию в первый раз, он написал мне рекомендательные письма к юристам по всей территории острова. Я ими так и не воспользовался, потому что письма эти потерял.
