Получилось так, что его репутация у римлян оказалась под угрозой из-за того, что экспедиционные силы надолго пропали в пустынных пространствах, где на протяжении бесконечного похода терпели ужасные лишения. Но всем удалось избежать позора, потому что, в конечном счете, под впечатлением такого доставшегося дорогой ценой результата усилий римлян южноаравийское царство официально приняло дружбу римского народа. Можно сказать, формально оно становилось царством-клиентом — на их монетах появилось изображение лица, напоминавшего Августа. Но оно, можно сказать, относилось к весьма неопределенному разряду самых удаленных государств с минимумом обязательств. Однако, по крайней мере, оно, вероятно, согласилось поступиться монополией на пролив.

Хотя спустя 20 лет Силлея обвиняли в измене в связи с этим делом, в тот момент ему удалось уцелеть и избежать немилости. Общепризнано, что он не уберег армию от ненадежных и, возможно, продажных проводников, которые завели ее не туда, но, быть может, виноват был не он, а римляне: возможно, вопреки советам и разведывательным данным они настояли на том, чтобы большую часть пути проделать не по морю, а по суше. Во всяком случае, Силлей мог утверждать, что главная цель достигнута; в то же время своим сообщникам доверительно говорить, что удалось избежать римского окружения.

Неизвестно, каким было отношение к этим событиям Ирода — кроме естественной озабоченности судьбой принимавших участие в экспедиции собственных войск. Но очень скоро стало ясно, что напряженные отношения между иудеями и арабами, приведшие к войне 32 — 31 годов до н.э. отнюдь не ослабли, более того, снова обострились. Однако это совсем не отвечало намерениям Силлея. Приблизительно в 25 году он нанес дипломатический визит в Иерусалим, несомненно в связи с урегулированием многочисленных общих для обоих царств финансовых вопросов. Пока он там гостил, сестра Ирода влюбилась в блестящего молодого арабского правителя. До этого времени ее супружества заканчивались катастрофически — первых двух мужей казнил ее брат: первого, Иосифа II, за подозрительное поведение, когда тот замещал Ирода в его отсутствие, а второго, Костобара, после того как она развелась с ним, а затем сообщила царю о его государственной измене.

И вот теперь она обратила внимание на Силлея. Нам неизвестно, насколько он был осведомлен о ее любопытной репутации. Во всяком случае, он, кажется, ответил взаимностью или по крайней мере увидел в таком браке открывающиеся перед ним блестящие возможности. Так что через несколько месяцев он снова приехал в Иерусалим просить у Ирода ее руки. Но здесь возникла трудность. Ирод напомнил просителю руки, что он, Ирод, и его идумейский род принадлежат к иудейской вере и что каждый вступающий в их семью тоже должен сделать обрезание и стать иудеем. Силлей ответил, что для него это никак невозможно, так как соотечественники забросают его до смерти камнями. Ирод заявил, что в таком случае предлагаемый брачный союз неосуществим, и дело кончилось ничем. Сильно расстроенная и еще больше взбешенная слухами о ее внебрачных связях с Силлеем Саломея обратилась к супруге императора — Ливии, с которой она находилась в дружеских отношениях, с настоятельной просьбой как-нибудь поправить положение. Но Ливия не помогла. Несомненно следуя совету Августа, она дала понять, что надо отдать предпочтение решению Ирода. Царь попытался помочь Саломее найти решение: предложил выйти замуж за одного иудея — Алекса II. Саломее он не понравился; но все, что могла посоветовать Ливия, так это делать что говорят.

В этом инциденте есть что-то загадочное. Совершенно ясно, что вопрос религии создавал трудно решаемую проблему. Однако если дело обстояло таким образом, странно, зачем Силлею, которого никак не назовешь глупцом и который не позже других понял проблему, нужно было настаивать на браке. Похоже, что поначалу его поощрял к этому шагу Ирод. Царь, сам наполовину араб, возможно, сначала был готов разрешить сестре уехать, отрекшись от иудаизма, но позднее, поняв, какую решительную оппозицию это вызовет у иудеев, передумал. Но видимо, это было не единственной причиной отказа. Похоже также, что против брака прежде всего выступил брат Ирода и Саломеи Ферора. Нетрудно понять, почему Фероре представлялось вполне вероятным, что, женившись на Саломее, Силлей должен будет только ждать смерти Ирода, чтобы захватить всю Иудею и присоединить ее к своему Арабскому государству.

Как бы то ни было, Силлей покинул Иерусалим, и каким-либо видам на дружбу между Арабским и Иудейским государствами был положен конец. Вскоре, как мы видели, трения обострились, после того как Август приказал ливанскому князю Зенодору уступить Ироду обширные территории на севере Трансиордании. Дабы уклониться от выполнения этого приказа, Зенодор спешно договорился о продаже крайней восточной части этих территорий, Авранитиды (Джебель-Друз) Арабскому царству. Силлей ухватился за эту идею, потому что обладание этой местностью открывало ему караванный путь в Дамаск. Но Август отказался утвердить сделку, и Ирод при помощи опытных проводников силой овладел территорией. Кажется, чтобы дать Ироду возможность справиться с этой задачей, император также дал ему особое право, весьма необычное для царя-клиента, высылать беглецов из стран, не находившихся под его юрисдикцией.

* * *

Как видим, Ирод пользовался у римлян большим авторитетом, а теперь он возрос еще больше. В 23 году из Рима в восточные провинции прибыл Марк Агриппа — правая рука Августа — с широкими полномочиями наместника императора, по существу его заместителя. Он обосновался на своем любимом острове Митилена (Лесбос). Видимо, зимой 22/21 года Ирод нанес ему визит.

Если время визита, как представляется, отмечено правильно, можно спросить, почему Ирод так долго медлил с ним. Во всяком случае, когда приезжал на восток Октавиан, Ирод проявил куда больше рвения. Возможно, что царь медлил ввиду слухов о несколько натянутых отношениях между Августом и Агриппой. Агриппа, необычайно одаренный человек, оказал неоценимые услуги императору, но, как утверждали, он был, уязвлен тем, что Август, кажется, в качестве своего преемника отдавал предпочтение своему молодому зятю Марцеллу. Даже считали, что именно поэтому Агриппу услали из Рима. Но вскоре после отъезда последнего на восток Марцелл умер, а также становилось очевидным, что другой главный советник Августа, Меценат, определенно шел вторым после Агриппы. Выяснилось, что тянуть дальше с визитом нельзя.

Итак, Ирод отправился на Митилену, и, судя по дальнейшим событиям, есть все основания считать, что и у Агриппы, как ранее у Августа, он добился полного успеха. Агриппа не был тем человеком, которого легко покорить. Но и на этот раз способность Ирода очаровать, произвести впечатление снова оказалась на высоте.

Правда, визит царя был недолгим, потому что в 21 году Агриппу отозвали в Рим; теперь сам Август отправлялся на восток и хотел, чтобы Агриппа замещал его в свое отсутствие. К тому же особое положение Агриппы было лишний раз подчеркнуто его браком с дочерью императора Юлией, недавно овдовевшей после смерти Марцелла.

В ходе бесед Ирода с Агриппой был улажен по крайней мере один вопрос: двое сыновей Ирода поедут в Рим на учебу. К их числу не принадлежал старший сын, Антипатр II, потому что после развода с его матерью, Дорис, ни мать ни сын не были обласканы царской милостью. Не посылали в Италию и сыновей самаритянки Малфаки (Архелая II и Антипу II), а сын его последней жены, дочери нового первосвященника Мариамны II, был еще мал. В Рим завершать образование должны были отправиться сыновья казненной царем в 29 году до н.э. хасмонейки Мариамны I.

По приезде в столицу эти двое юношей, Александр III и Аристобул IV, должны были жить в доме римлянина по фамилии Поллион. Предполагалось, что это Гай Азиний Поллион, видный государственный муж, известный писатель и покровитель литераторов. Но при новом режиме Августа Азиний Поллион держался подчеркнуто отчужденно, следуя устаревшим пристрастиям к libertas, свободе слова и дел аристократа. «Он, — по выражению сэра Рональда Сайма, — был своего рода привилегированным мелким нарушителем общественного покоя». Ирод вряд ли доверил бы своих детей этому в известной мере настроенному против Августа деятелю, и скорее они были вверены заботам Публия Ведия Поллиона, одного из видных сторонников имперских порядков. Всадник, возможно выходец из простой семьи, прославившийся своей показной роскошью и жестокостью, он был ведущим финансовым экспертом режима, которого высоко ценил и которому доверял Август, вскоре после победы при Акции вверивший ему крайне важную провинцию Азия (запад Малой Азии). Так что дом Ведия Поллиона вполне мог служить местом, где Ирод поселил своих сыновей. Хотя они и не были старшими детьми, их хасмонейская кровь, несмотря на трагическую судьбу матери, позволяла считать их вероятными наследниками, и в тот период, похоже, так думал и сам Ирод. Но его заботы о таком их образовании вызвали глубокое недовольство у многих иудеев. Ибо в Риме сыновьям Ирода предстояло жить в, доме неиудеев, и их наставниками тоже были бы неиудеи.