А мать Ирода была уроженкой Арабского царства. Вообще-то существовало много таких княжеств, но крупнейшее из них — государство, о котором в данной книге говорится как об Арабском царстве или Аравии, — могущественное Набатейское царство. Оно соседствовало с Иудеей вдоль всей ее восточной границы, там, где теперь находятся юго-запад Сирии и Иордания, а также вдоль южной границы, где Иудея не доходила, как ныне, до Эйлатского (Акабского) залива, а заканчивалась у южной оконечности Мертвого моря.
Населяли это Набатейское царство арабы по происхождению и языку, хотя их надписи свидетельствуют, что официальным и литературным языком был у них другой семитский язык, арамейский (родственный арамейскому, ходившему и в самой Палестине). Сначала они кочевали, но затем основали столицу в Петре, на полпути между Мертвым морем и Эйлатским заливом.
Где еще, кроме Востока, найдешь такое чудо, Сей подобный розе красавец город, почти ровесник самого Времени.
Петра находится в оторванном от внешнего мира, почти недоступном месте — на горе Эдом, занимая небольшое овальное пространство, окруженное крутыми скалами, и доступен только через узкое ущелье вдоль речки Муза.
Территория этого арабского государства простиралась далеко на юг по серому известняковому нагорью, бывшему когда-то Эдомом, и красным возвышенностям Синая до пустынных земель Центральной Аравии и побережья Красного моря. Хотя эти арабы на время уступали Эйлат Египту, им удалось избежать включения в великие Египетское и Сирийское царства, унаследовавшие часть империи Александра Великого. Но их чрезмерные притязания и поклонение языческим богам вовлекали их в острые конфликты с экспансионистским иудейским режимом Александра Янная. Арабские монархи того времени, от Арета (Харита) II (110 — 96 до н.э.) до Арета III (87 — 62 до н.э.), одни сражения с Яннаем выигрывали, другие проигрывали и были вынуждены уступить ему Газу и полоску земли к востоку от Иордана; правда, последнее слово осталось за арабами, которые вскоре после смерти иудейского монарха обошли с фланга его преемников, захватив Дамаск, господствовавший над идущей с севера на юг главной трансиорданской коммуникацией.
Арабы постоянно напоминали о себе иудеям. Их армия, обладавшая системой ночной связи — кострами, — имела богатый опыт ведения войны в пустыне и всегда могла купить разбойников или вольных бойцов, готовых создать неприятности внутри самой Иудеи. Но прежде всего сила армии состояла в контроле над караванной тропой, по которой с юга Аравии в Сирию и Средиземноморье доставлялись пряности и благовония; для посредничества (наряду с готовностью прихватить любой застрявший или плохо охраняемый товар) у них хватало настойчивости и хитрости. К тому же они были опытными ирригаторами и прекрасными гончарами, и их своеобразное искусство, сочетавшее национальные особенности с влияниями в разное время Египта, Персии, Греции, Сирии и Рима, постепенно набирало силу.
Интересы Арабского и Иудейского царств сталкивались по многим вопросам, но у них была общая граница огромной протяженности, и они никак не могли обойтись друг без друга. Более того, отец Ирода Антипатр, как мы видели, женился на знатной арабке; и пускай этот брак вызывал насмешки иудеев, он оказался весьма полезным в других отношениях. Антипатр пользовался огромным влиянием у жены и преемницы Янная Александры Саломеи и с поста правителя Идумеи поднялся на самый высокий пост при ее дворе. Когда она заболела и вскоре умерла, ее два сына от грозного Янная не поделили власть. Старший, Гиркан II (также известный как Иехонафан или Ионафан), был слабохарактерным; младший же, Аристобул II, был в отца отчаянным. Ко времени, когда умерла царица, Антипатр утвердился как влиятельный и властный советник Гиркана. Однако сам Гиркан скоро отказался от противоборства с братом. В этой критической ситуации у Антипатра появилась возможность развивать свои арабские связи, как это делал до него отец и продолжал он сам, например назвав старшего сына, старшего брата Ирода, арабским именем Фасаил. Так что Антипатр склонил арабского царя Арета III к походу на Иерусалим от имени законного иудейского монарха Гиркана (65 г. до н.э.). Успех был практически обеспечен, когда пришла новость, полностью изменившая обстановку. В Сирию пришли римляне.
За предшествующее столетие Римская республика, по существу, овладела всем Средиземноморьем — ни в прошлом, ни в будущем ни одна держава не добивалась такого успеха. Перед ней пали великие царства, но двум государствам (обессиленным и практически зависимым от воли Рима), выделившимся из раздробленной империи Александра Великого (умер в 323 г. до н.э.), римляне позволили оставаться формально независимыми. Это были царства, управляемые потомками генералов Александра — Птолемея и Селевка. Когда-то Птолемеи и Селевкиды правили обширными территориями, но теперь у первых они были сведены до размеров Египта, а у вторых до небольшой по размерам Сирии.
Однако в конечном счете неоднократные отвратительные междоусобицы Селевкидов, навлекшие беду на их дом, повлекли за собой коренные перемены в структуре власти всего обширного района. На протяжении нескольких последних лет находившийся на Ближнем Востоке выдающийся римский военачальник Помпей добивал врага Рима на севере Малой Азии — Митридата. Покончив с ним, он решил упразднить монархию и анархию Селевкидов. Итак, в Иерусалиме узнали, что Помпей низлагает последнего царя и присоединяет Сирию к Римской империи как еще одно самое свежее владение. Новой провинции (63 г. до н.э.), прибрежной полосе шириной от 70 до 100 миль с горными грядами и пустыней за ними, предстояло выполнять жизненно важную задачу охраны римских границ. Ибо над Ближним Востоком нависла тень не только великой западной державы — римской, но и великой восточной — единственной крупной державы, противостоящей Риму на его границах. Это была Парфия, империя, несмотря на обветшавшую, рыхлую структуру, обладавшая значительным военным потенциалом.
Итак, было решено положить конец хаосу в Сирии; один из военачальников Помпея, Скавр, стоял уже в Дамаске, у ворот и Иудейского, и Арабского царств. Оба государства, разумеется, имели кое-какой опыт общения с римлянами. Что касается иудеев, сам Иуда Маккавей, их национальный герой, борясь за независимость от Селеркидов, официально встал в ряды союзников римлян вместе со своими преемниками. При случае они обращались к римлянам за помощью против своих врагов, но те в большинстве случаев, лишь однажды подтолкнув иудеев к мятежу против Селевкидов, проявляли мало интереса. Но теперь, когда Сирия сделалась римской провинцией, все вдруг переменилось. Это всегда было достаточно ясно Антипатру — и он завещал понимание изменившихся условий своему сыну Ироду. А пока новое свидетельство могущества римлян не осталось незамеченным тогдашними претендентами на еврейский трон, Гирканом II и его братом Аристобулом II, оба они апеллировали к Помпею. С одной стороны, эти обращения сочли за глупые, и действительно судьбы ранее апеллировавших к Риму стран давали достаточные основания задуматься. С другой — такие шаги вообще-то не были недальновидными, скорее реалистичными: теперь, когда Сирия стала римской, Рим вряд ли мог полностью игнорировать Иудею. Ибо географически, как свидетельствуют бесчисленные миграции, родина иудеев считалась неотделимой частью сирийского сухопутного коридора. Так что римская восточная граница с парфянами требовала включения не только Сирии, но и Иудеи. Более тесные отношения с Римом стали неизбежными.
В результате долгих интриг и подкупов Гиркан II (поддерживаемый Антипатром) и Аристобул II лично предстали перед Помпеем в Дамаске. Помпей отложил окончательное решение. Встать на ту или другую сторону значило продолжение гражданской войны среди иудеев, а он хотел сначала поставить к ноге их арабских соседей. Правда, это ему не удалось (их окончательно включили в империю лишь во II веке н.э.); за эту неудачу арабам следует благодарить иудеев, потому что от арабских планов Помпея отвлекли открыто враждебные националистические замыслы Аристобула. Опасаясь за жизнь детей, Антипатр доверил их, в том числе десятилетнего Ирода, заботам арабского царя — Помпей осадил Аристобула в храме — центре сопротивления, и взял его штурмом. Последовала массовая резня. Священнослужителей убивали при совершении богослужений, а Помпеи, хотя и предотвратил разграбление сокровищницы храма, вошел в Святая Святых. Возможно, он просто хотел посмотреть, что там за тайны, но это посещение было для иудеев нетерпимым оскорблением, поскольку никому, кроме первосвященника, не дозволялось входить внутрь. Когда 15 лет спустя Помпей плохо кончил в песках Египта, иудеи восторженно приветствовали смерть сатаны, бича божьего. 63 год был зловеще пророческим: консулом назначен Цицерон; родились Август и Агриппа. И несколько минут, проведенных Помпеем в Святая Святых, судя по последствиям, были не менее памятным событием.