— Скажите Ванданову, что завтра утром император должен быть здесь. Без императора мы не можем начинать штурм Урги.

Посыльный выбежал из юрты. Следом за ним, пожав плечами, вышел Сомов. Он сел на маленькую скамеечку возле юрты, закурил, наблюдая за тем, как казаки кончали разгружать машины с оружием.

Из юрты вышел доктор, посмотрел на растерянного Сомова и спросил:

— Возвращаетесь в Париж? Завидую.

Сомов поглядел на доктора, спросил:

— Что вы желтый такой?

— Малярия треплет, помирать пора.

— Странно, — сказал Сомов, — я не знаю больших пессимистов, чем доктора, врачеватели людских недугов. Боже мой — помирать пора!

Сомов достал блокнот и записал:

Он спрятал эту записку в конверт и написал адрес: «Париж, рю де Ришелье, 17, Простынкину. Срочная телеграмма» — и протянул шоферу вместе с деньгами.

— Немедленно отправить из Харбина.

— Слушаюсь, ваше высокоблагородие.

Помощник Унгерна, Ванданов, встретив Мунго, обманом заставляет его пойти вместе с собой в Ургу, похитить из тюрьмы императора Богдо Гэгэна.

Ночь. Караул хунхузов у въезда в Ургу. Караульные — в островерхих желтых меховых шапках, напряженно вслушиваются в конский топот. К костру из темноты подъезжают пять всадников. Это Ванданов, Мунго и охранники.

Старший по караулу, снимая с плеча винтовку, спросил Ванданова:

— Кто такие?

Ванданов подъехал к охранникам еще ближе и сказал:

— С почтой к наместнику хунхузов Сюй Ши Джену. — Он кивнул своим спутникам и сказал: — Покажите бумаги страже.

Те подъехали к караульным, в одно мгновение скатились с седел на хунхузов — не успел никто и крикнуть, всех сняли.

Тихо в Урге. Только вдруг всполошатся собаки, завоют, перетявкают, и снова воцаряется тишина.

Всадники ехали по темным улицам, мимо громадного буддийского храма Кандан — вниз, к берегу реки, туда, где растянулся длинный — без окон — барак тюрьмы.

Метров за тридцать до тюрьмы Ванданов и трое охранников спешились, а Мунго и один из охранников остались возле лошадей.

Ванданов и охранники ползли к часовым возле тюрьмы. Часовые ходят тихо — пять шагов вправо, пять шагов влево, штык острой тенью царапал белую в лунной ночи тюремную стену. В зубах у Ванданова был зажат нож. Он едва дышал, и движения его были по-кошачьи осторожны и точны.

Мунго достал из-за пазухи маузер, осторожно загнал в ствол патрон, наблюдая за тем, как Ванданов и его спутники ползли к часовым.

Ванданов взбросился с земли, ударил ножом одного часового, трое охранников бросились на другого. Но тот, сорвав с плеча винтовку, вскинул ее и — секунда — пальнул бы в Ванданова. Тогда — тревога, тогда — провал операции.

Мунго резким движением отвел назад левую руку. Остро высверкнул в ней нож, швырнул нож прямо перед собой, и часовой, выронив винтовку, тихо осел на землю, даже не вскрикнул.

Ванданов обернулся, оскалился благодарно. Достал из-за пазухи большой ключ, отпер ворота тюрьмы.

…Протяжно звонит звонок тревоги в здании караула.

…Хунхузы бросаются к винтовкам, составленным в козлы.

Медленно в кромешной тьме тюрьмы крадется Ванданов и, запалив спичку, отпирает оцинкованную дверь. Он видит, как на кровати, свернувшись в комочек, спит старый человек.

— Император, — шепчет Ванданов, — император, мы принесли тебе свободу.

Богдо Гэгэн испуганно прижался к стене, зашептал:

— Уходите, не надо, не надо мне ничего. Начнут стрелять, мы все погибнем. Не надо, не надо.

— Ваше величество, — шепчет Ванданов, — барон Унгерн ждет вас у ворот Урги, не медлите, ваше величество. Нам нужно вывести еще и Хатан Батора Ман-саржава.

Скорее, ваше величество.

— Уходите! — взвизгнул Богдо Гэгэн, — оставьте меня все!

Он пятился к стенке, заворачиваясь в одеяло, испуганно смотрел на Ванданова, часто икал и быстро-быстро моргал глазами, словно на ярком солнце.

— Берите его! — сказал Ванданов, — в одеяло заворачивайте!

И верещавшего императора, завернув в одеяло, потащили по тюремному коридору словно куль.

Ванданов, обращаясь к своим охранникам, говорит им:

— Ищите Хатан Батора, скорее.

И в это время тишину ночи взорвал выстрел — один, второй, десятый.

Это Мунго и оставшийся возле коней охранник отстреливаются от хунхузов, которые бегут к воротам тюрьмы. Метко стреляет Мунго, не спеша, выборочно.

Застонал охранник, сидевший на лошади подле него, сполз с седла.

Мунго видит, как из ворот тюрьмы выбегает Ванданов с тремя спутниками, чуть не волоча под руки императора Богдо Гэгэна. Они сажают его на коня. Ванданов хрипит:

— Придержи их, придержи хунхузов.

Мунго кивает головой. Всадники уносятся в ночь. Хунхузы кричат что-то, а Мунго неторопливо, прислушиваясь ко все удаляющемуся конскому ржанию, продолжает стрелять в солдат. Потом, когда топот коней стих, он дал шпоры своему коню и ринулся вслед за скрывшимися в ночи: Ему нужно было проскакать через площадь, залитую лунным светом, и когда ему оставалось еще два шага до темноты, до тени от высокого забора, шальная пуля свалила его лошадь.

Конь придавил Мунго, хунхузы бросились к нему, стали бить ногами в лицо. Они что-то кричали ему и волокли по лунной улице к тюремным воротам.

ТЮРЬМА. Сумеречно. Два ящика. Из отверстий, проделанных в ящиках, с деревянными колодками на шее торчат две головы, одна против другой. Ящики маленькие — не повернуться. В ящиках двое — Хатан Батор Максаржав и Мунго. Мунго весь окровавлен, а лицо Максаржава желто и пергаментно, хотя и без следов побоев.

Мунго пробует вертеть шеей. Скулы играют на щеках.

Хатан Батор тихо спрашивает его:

— Что ты сделал такое, что они удостоили тебя такой чести? В эти ящики хунхузы сажают самых именитых врагов.

— Я помог освободить императора.