Независимо дернув плечом, она хотела пройти мимо, но он поймал ее за руку.
– Подожди! Я хочу поговорить с тобой. Это важно. Ты моя ученица и…
– И ты искрошил меня, как капусту! – воскликнула она. – Ты даже не взглянул на меня, вел себя, как чужой, как враг, как…
– Противник. Мы были противниками, разве нет?
– Шарль, зачем было заходить так далеко? Ты должен был говорить только о деле. Но эти намеки на мой возраст, на неопытность, на то, что я женщина. Эти удары ниже пояса совсем не нужны.
– В речи защитника нет ничего ненужного. Главное – доказать! Как бы там ни было, я выполнял свою работу, только и всего. Но я бы хотел, чтобы ты защищалась сильнее.
– Ладно, ты слишком силен для меня! Ты это хотел услышать?
Повысив голос, она попыталась высвободиться, но он крепко держал ее.
– Ты поужинаешь со мной? – спросил он.
– Конечно, нет! Я обещала детям…
И тут же, рассердившись, вспомнила, что Сирил и Лея были на авеню Малахов: они всегда там ночевали, когда ей предстояло выступление в суде. Для таких случаев Клара нанимала приходящую няню и была счастлива принимать у себя правнуков.
– Послушай, Шарль, мне надо вернуться домой, переодеться, я хочу вообще забыть об этом заседании.
– Вот уж нет! Напротив, нам надо обсудить его. Идем же, я хочу есть.
Он резко потянул ее, и она чуть не потеряла равновесие.
– Пусти, мне больно! Я ухожу, ну, пусти меня… Но Шарль всегда любой ценой получал то, что хотел. И вся независимость Мари оказалась бессильной.
– Я поведу тебя в «Пре Катлан», – с улыбкой пообещал он.
Рука Мари покраснела, пальцы покалывало, она ненавидяще смотрела на дядю – в ответ тот только смеялся.
– Если бы ты разозлилась несколько минут назад…
– То что? Что бы я ответила? Зал суда – не место для сведения счетов!
– О чем ты, Мари? Разве у нас с тобой есть счеты?
Больше она не могла ему сопротивляться и сдалась. Она преклонялась перед ним и не могла долго сердиться: она знала, что всем своим, пусть небольшим, талантом была обязана ему.
Она успокоилась, и они вышли из Дворца правосудия под руку. Шарль пустил племянницу за руль новенького «Ягуара» и всю дорогу разбирал ее ошибки.
– Ты сказала себе: «Я знаю Шарля, мы не будем ставить друг другу палки в колеса». Как только ты занервничала, я получил зеленую улицу. Я ни о чем подобном не просил! Никогда не иди на поводу у эмоций. Я дал бы этот совет каждому, но тебе он просто необходим.
– Мне? – взвилась она. – Почему это?
– Ты женщина, а когда женщина нервничает, то сразу начинает кричать. Голос срывается на визг, и председатель суда затыкает уши! Припаркуйся вон там…
Выбрав профессию адвоката, Мари пошла нелегкой дорогой и не должна была пасовать перед трудностями.
Они вошли в ресторан, и Мари с удовольствием отметила, что у многих Шарль по-прежнему вызывает интерес. Во-первых, он был знаменит, во-вторых, несмотря на свои пятьдесят лет, остался очень привлекательным. Седина в каштановых волосах смягчала его лицо, одевался он элегантно, да и улыбался теперь гораздо чаще, чем раньше.
– Похоже, женщины мне завидуют… – весело сказала она.
Мари и подумать не могла, что вечер этого кошмарного дня проведет с Шарлем и при этом получит удовольствие.
– Разве твои воздыхатели не водили тебя сюда?
– Воздыхатели?..
Личная жизнь Мари была тайной для всей семьи, не исключая и Шарля. Дочь Лея, как и Сирил, родилась от никому не известного отца, и Мари не давала никаких объяснений. Винсен и Ален относились к роли крестных очень серьезно: оба понимали, что на них лежит большая ответственность.
– Ну да. Ты не рассказываешь об этих типах, но они ведь существуют, правда? – пошутил он.
– Это мое дело!
– Однажды оно коснется твоих детей. Тебе придется отвечать на их вопросы. Что ты им скажешь?
– Что-нибудь придумаю.
Шарль пронзительно посмотрел на Мари, и она закусила губу, опасаясь, что пустится в откровения. Если он возьмется за нее, как брался за свидетелей в суде, то она все ему выложит. Надо переключить его внимание, перейти в наступление.
– Тебе его не хватало? – медленно спросила Мари.
– Кого?
– Отца. Анри.
– Не так чтобы сильно.
– Вот видишь!
– Мари, это нельзя сравнивать! В отличие от тебя моя мать всегда была рядом со мной. Кроме того, отец погиб на войне. Он не был каким-то незнакомцем. Я всегда мог представить себе героя.
Мари обратила внимание, что Шарль говорит так, будто он единственный сын в семье, ни словом не упоминая брата. Она вообще не слышала, чтобы Шарль произносил имя Эдуарда после его смерти.
– Странная у нас семья, – произнесла она.
– И ты изрядно добавляешь странности, – ответил Шарль. – Эти твои тайны, эти суфражистские[22] наклонности…
– Ты пригласил меня, чтобы читать мораль? А я думала, ты хотел меня утешить. Я столько пережила сегодня по твоей милости.
Подошел метрдотель, и Шарль сделал заказ. Когда они снова остались одни, он ответил:
– Не утешить, а отругать. Ты носишь имя Морван. Ты – мэтр Мари Морван. Каждый раз, когда ты будешь не на высоте, я буду напоминать тебе об этом. Мне не доставляет удовольствия делать из тебя посмешище в юридическом мире.
– Какая забота…
Это была шутка, но он вдруг так стукнул кулаком по столу, что Мари вздрогнула.
– Я серьезно, Мари! Если ты не уверена в себе, нечего позориться в суде. Сиди в своем кабинете, пролистывай дела и тихо мечтай о блестящих выступлениях на публике.
Его резкий тон был обидным, и она тут же парировала.
– Не бойся, тебя зовут Морван-Мейер, это всем известно. Так что нас не перепутают. Особенно если я ничтожество! И скажи мне, чего ради ты так возишься со мной? Мои братья могли хоть циркачами стать, ты бы и пальцем не шевельнул! Моего отца ты вычеркнул из памяти, мою мать ты открыто презираешь, но со мной ты так заботлив…
С потемневшим лицом Шарль молча смотрел на нее. Враждебность дяди заставила ее замолчать, она не боялась его, просто знала границы, которые нельзя переходить. Перед ними поставили блюдо с морепродуктами, сомелье[23] подал шабли.
– Великолепное… – сказал Шарль, пригубив вино. Он озадаченно посмотрел на племянницу. Этот спор совсем не привлекал его. Он не очень любил детей Эдуарда, еще меньше Мадлен. Если Мари тронула его сердце, то только потому, что в ней было что-то от Клары. И еще она была молодой, одинокой, беззащитной женщиной, и, видя ее с детьми на руках, Шарль думал о Юдифи.
Юдифь… Он вспоминал о ней, когда Мари ласкала маленькую Лею. Или когда встречал на улице темноволосую женщину, чем-то похожую на его жену. Однако Шарль был уже не так одержим, и терзался меньше, чем несколько лет назад, – и это очень не нравилось ему. Память о Юдифи и Бет не может исчезнуть: если он хотя бы один день не вспомнит о них, это будет предательством по отношению к ним.
– Я расстроила тебя, Шарль? Прости…
Она с искренним беспокойством смотрела на него и ждала, что он рассердится, но он мягко ответил:
– Я не отстану от тебя до тех пор, пока ты не станешь настоящим тенором. По-моему, у нас не говорят «сопрано» адвокатуры? Угощайся.
Взяв устрицу, Мари полила ее уксусом из лука шалота и осмотрелась. Зал был полон, между столами неслышно скользили официанты. Одна женщина, встретившись с ней взглядом, отвернулась, и Мари рассмеялась.
– Похоже, меня принимают за твою любовницу, – вполголоса сообщила она.
В ответ он только рассеянно улыбнулся, и она добавила уже серьезно:
– Я хотела бы встретить мужчину, похожего на тебя.
Мари сама удивилась тому, как легко прозвучало это признание. Шарль нахмурился.
– На меня? Странная мысль. Ведь меня всегда считали мрачным и ты, и твои братья, и даже мои сыновья! Я слышал краем уха ваши характеристики, приятного мало…
22
Суфражизм (англ. suffragism – suffrage – право голоса) – женское движение за предоставление женщинам одинаковых с мужчинами избирательных прав; суфражизм возник в Великобритании во второй половине XIX века
23
Сомелье (sommelier) – человек, который отвечает в ресторане за покупку вин, их хранение и продажу, составляет винную карту, рекомендует и подает вино посетителям.