Ибикусов записал: «Адмирал предложил своей собеседнице присовокупить к ее богатому опыту сексуальных и прочих извращений еще и свой не менее богатый опыт, почерпнутый на волнах Цусимы».

«Я сразу поняла, что вы — тот человек, которому я могу с чистой совестью открыть свою душу, — сказала Вероника. — Я уверена, что вы поймете меня и не осудите».

В блокноте появилась новая запись: «Дальнейший ход свидания проходил в соответствии с небезызвестными стишатами кислоярского рифмоплета Cамсона Эполетова:

„Я хотел открыть тебе душу,
Но ты ей предпочла мое тело;
Карусель из белых подушек
Закружила нас, завертела“».

«После трагической гибели родителей я рано осталась сиротой, — продолжала свою исповедь Вероника. — Своим воспитанием я обязана дяде, генералу Курскому. И сейчас, когда я вижу ребенка, мне хочется приласкать его, чем-то помочь… Почему-то некоторые принимают это за что-то неестественное и считают меня бог знает кем. Вот и вы тоже… Ну скажите, Евтихий Федорович, разве я похожа на извращенку? — Не дождавшись ответа, Вероника продолжала: — Я всегда изумлялась, отчего наши дети-сироты живут в таких стесненных условиях. Советское государство тратило огромные суммы на содержание чиновников, госбезопасности, оборонки, но в то же время не желало позаботиться о детях — своем будущем. И что происходит сейчас в Кислоярской Республике? — то же самое. В меру своих скромных возможностей я занималась благотворительностью, хотя понимала, что все это — капля в море безнадежности. Но все изменилось в тот момент, когда я случайно увидела по телевизору фильм „Берегись автомобиля“. Тогда я поняла, что мне нужно делать! Я решила искать похищенные ценности, то есть то, что красная мафия награбила у народа и теперь в ожидании реванша держит в тайных местах. Моими идеалами стали киногерой Юрий Деточкин и журналистка Надежда Чаликова, известная своими журналистскими расследованиями в известной области. Ведь вы, наверное, слышали о Чаликовой?».

«Не только слышал, но и хорошо знаком с нею, — не без гордости ответил адмирал. — Именно она „сосватала“ меня с господином Грымзиным».

Ибикусов записал: «Курская призналась в своих половых контактах с рецедивистом-педофилом Деточкиным, а Рябинин — в извращенной сексуальной связи с небезызвестной сводницей Чаликовой и о своей готовности вступить в однополый брак с банкиром Грымзиным».

«Может быть, потому меня так тянет к Егору, что он ее брат?» — спросила то ли себя, то ли адмирала Вероника Николаевна.

«Вот видите, вы мне все рассказали, и вам стало легче, — ласково промолвил адмирал. — Вы прилягте, отдохните, а я подумаю, чем вам помочь». — «A вы?» — спросила Вероника. «A мне что-то не спится. Хотите, я вам сыграю колыбельную?».

Ибикусов услышал скрип, похожий на тот, что раздается при открывании ящика или футляра, а затем из динамика полились звуки скрипки. Репортер с трудом узнал мелодию песни «Как бы мне, рябине, к дубу перебраться». Но вскоре что-то щелкнуло и музыка прекратилась — это в магнитофоне закончилась пленка.

— Что ж, негусто, но кое-что и из этого высосать можно, — пробормотал репортер и записал в блокнот: «В довершение всего адмирал осквернил девственное лоно своей собеседницы скрипичным ключом. Вот как развлекается наша хваленая интеллигенция».

* * *

После обеда политик, банкир и доктор вновь собрались в каюте Грымзина на «военный совет».

— Господа, я хотел бы обсудить создавшееся положение в здравом и трезвом уме, — обратился к компаньонам господин Гераклов. — Поэтому я попросил бы вас, дорогой доктор, хотя бы на этот раз воздержаться от употребления того, что вы держите в скляночке и то и дело подливаете в чай.

— Вообще-то скляночка лишь помогает мне, так сказать, возбуждать окончания нейронов головного мозга, — возразил Серапионыч. — Но если вы знаете, некоторым образом, равноценную замену, то я завсегда пожалуйста.

Вместо ответа Гераклов извлек из портфеля литровую бутылку «Сангрии» — вина почти безалкогольного, зато весьма приятного на вкус.

— Тоже неплохо, — сказал банкир Грымзин. — Только я где-то слыхал, что такое вино лучше всего идет под сыр.

— Все предусмотрено, — рассмеялся Гераклов. — Я только что отправил Егора на камбуз за головкой голландского сыра. Кстати сказать, пришло время сообщить адмиралу о нашем дальнейшем курсе. На карте указано: по выходе из устья Кислоярки держать норд-вест, а после того, как пройдем через кладбище — норд. Чушь какая-то, но так написано. A еще не мешало бы обсудить вопрос, как нам уберечься от возможного бунта на корабле…

* * *

Егор спустился в кухню, но кока Ивана Петровича Серебрякова там не было. Лишь по столу, подбирая крошки, степенно прогуливался ворон Гриша.

— Егоррр! — обрадовался ворон. — Полундррра! Сарррынь на кичку!

Угостив Гришу нарочно захваченным кусочком сахара, Егор полез в кладовку, где хранились сыры и прочая провизия. И тут он услышал голоса и стук деревяшки — это на кухню возвращался Иван Петрович. Во втором голосе Егор узнал мотористку Степановну. Но то, что они говорили, побудило Егора остаться в кладовке.

— Ну, когда будем начинать? — спросила Степановна.

— Всему свое время, — ответил Петрович. — Вспомни, как говорили умные люди: сегодня рано, а завтра — поздно. Пусть адмирал доведет судно до острова, а уж тогда…

— Скорее бы, — вздохнула Степановна.

— Да? — иронично спросил кок. — A мне показалось, что плавание тебе нравится. И твой роман с радистом…

— Пожалуйста, не надо об этом… — тихо попросила мотористка.

— Ну почему же не надо? Это обстоятельство очень пригодится в нашем главном деле. Но вот что он скажет, когда узнает, что ты за женщина?

— Петрович, прошу тебя!.. — чуть не с мольбой воскликнула мотористка.

— Ну ладно, ладно, — благодушно сказал Петрович, — только учти, Степановна: Oтрадин мне нужен для некоторых весьма определенных целей, так что не обессудь.

— Для каких целей?

— Скоро узнаешь. Я пригласил его придти на кухню, и с минуту на минуту он здесь будет.

— Но ведь это чистый, неподкупный человек! — воскликнула Степановна.

— Ты думаешь? — хмыкнул Петрович. — Ну что ж, готов держать пари: твой идеал такой же, как и мы с тобой. Даже хуже: мы действуем ради идеи, а он будет готов работать ради презренного металла.

— Неправда! — крикнула Степановна.

— Пррравда! — ответил Гриша.

— Правда, правда! — самоуверенно подтвердил кок. — Если хочешь, можешь сама убедиться. Спрячься куда-нибудь и послушай, о чем мы будем говорить.

Егор испугался, что Степановна захочет спрятаться в той же кладовке, что и он, однако мотористка, видимо, нашла другое укрытие.

Вскоре на кухне появился радист Андрей Владиславович Oтрадин. Едва он присел к кухонному столу, Петрович огорошил его вопросом:

— Андрюша, хочешь заработать миллион?

— Конечно, хочу! — радостно завопил Андрюша. — A как?

— Вот это настоящий разговор, — удовлетворенно сказал кок. — Надеюсь, тебе известно, куда и зачем плывет «Инесса Арманд»?

— Откуда я знаю? — удивился Oтрадин. — Меня господа в такие вопросы не посвящали.

— Хорошо, тогда я тебя просвещу. Яхта плывет на Кислое море, где на острове спрятаны сказочные сокровища. Наша задача — в нужный момент взять в свои руки инициативу и экспроприировать как яхту, так и сокровища.

— Зачем? — спросил Oтрадин. Этот вопрос счел глупым не только повар Серебряков, но даже и Егор.

— Как зачем?! — изумился Иван Петрович. — Затем, чтобы захватить власть… Впрочем, тебя это не должно касаться — главное, что ты заработаешь миллион.

— Так вы что, пираты? — дошло до Oтрадина.

— Пиррраты! — радостно закаркал Гриша.

— Ну, если хочешь, то можешь считать нас пиратами, — не стал спорить кок. — Только наше знамя не черное, а несколько иного цвета.