В ту же эпоху еще один человек пошел по пути, который первым наметил Рассинье. Профессор лицея в Виши, а позже ассистент Парижского университета Роберт Фориссон специализировался на критическом изучении документов согласно их внутренней логике и значимости независимо от контекста и от биографий авторов. У него был метод, который некоторые его ученики называли «методом Аякса» (по марке одного средства для мытья посуды), и он применил его к произведениям знаменитых французских поэтов. Защита им своих тезисов в 1972 году вызвала полемику и даже удостоилась отчета в «Монд», что было совершенно необычно для обычного университетского мероприятия.
При посещении музея Освенцима, он указал служителю музея на необъяснимые аномалии газовой камеры, и тот признался, что это реконструкция. Кроме этого ответа, он получил тогда планы, датируемые эпохой строительства крематориев, планы, которые были брошены строительной службой администрации. Кстати, следует учесть, что все архивы этой службы сохранились, они не были уничтожены, как часто пишут в газетах. Половина из 160 000 документов этой службы находилась в Освенциме, в Польше. Остальные были обнаружены 15 лет спустя в советских архивах в Москве. Когда какому-нибудь эсэсовцу нужно было заменить перегоревшую лампочку на территории лагеря, он выписывал ордер на лампочку, чек и накладную и составлял доклад о замене лампочки. Ни в одном из этих 160 000 документов не упоминается ни о каких массовых убийствах или убийствах людей газом.
Полученные планы рассказали о многом. Другие документы достал один исследователь-любитель, который был близок с Фориссоном, и опубликовал их позже в толстой книге, которую еврейские финансисты, бывшие его спонсорами, поспешили изъять с книжного рынка (Ж.-К. Прессак. «Освенцим: Техническая конструкция и способ действия газовых камер», 1989).
В конце 1978 года профессору Фориссону, который преподавал тогда во 2-м Лионском университете, удалось поместить во влиятельной французской газете «Монд» небольшую статью, в которой он утверждал, что история о газовых камерах Освенцима — миф, и это легко доказать. Заканчивалась статья словами, что это хорошая новость, и ее следует предать гласности. Сразу же поднялся гвалт. Еврейские организации, потом журналисты, потом политики вплоть до президента Республики восстали против идеи, будто то, что после показа американского телевизионного фильма стали называть тогда «холокостом», относится к области мифологии. Все эти люди, которые не знали ничего, никогда не открывали ни одного досье, не были историками по специальности, протестовали против оскорбления одного из их верований. Пьер Видаль-Наке, специалист по Древней Греции, сын депортированных немцами евреев, собрал историков числом 34 человека, из которых лишь один был в какой-то мере специалистом по нацистскому периоду, и они сделали совместно заявление, что нельзя поднимать проблему существования газовых камер, потому что они существовали. Такое невероятное короткое замыкание в умах повлекло за собой разные последствия, самым заметным из которых был процесс против профессора Фориссона, сразу же затеянный в Париже рядом еврейских организаций.
Судьи первой инстанции осудили Фориссона за то, что он задел чувства евреев и не извинился. В своей апелляции Фориссон разбил один за другим тезисы еврейских организаций, которые давно уже достигли потолка своей компетентности и своих знаний. Трибунал вынес свой приговор, оговорив, что Фориссон написал серьезную работу, и судить о ней должны общественность и специалисты. Фориссона снова осудили за неуважение к погибшим евреям.
В общественном мнении поднялась буря. Еврейские организации, хранительницы «памяти», т. е. истории, сфальсифицированной в политических целях, были в панике. Они поняли, что невозможно победить Фориссона и ревизионистов в публичных дебатах. Разумеется, представители официальной точки зрения избегали таких дебатов, но был риск, что они все же состоятся, и начались интриги с целью принятия закона, который бы их запретил. После нескольких попыток эта цель была достигнута, и закон Гессо, принятый 13 июля 1990 года, убил во Франции свободу выражения мнений. Этот закон обязывал судей осуждать любого, кто будет оспаривать совершение преступлений, осужденных в Нюрнберге. Этот несправедливый суд, эти произвольные процедуры, эти сфабрикованные обвинения стали неприкосновенными статьями закона. Оппозиция (тогда правая, во главе с Шираком) голосовала против, но не решилась передать текст этого закона в Конституционный совет, который, несомненно, отверг бы это юридическое уродство. Во Франции такая проверка на конституционность не обязательна. Правые не рискнули перечить сионистам.
Последствия закона Гессо были ужасны. Свобода выражения мнений зачахла, написанные книги невозможно было опубликовать, и их перестали писать. Дебаты прекратились вообще. Повсюду распространился благоговейный страх, прежде всего, в школах, где учителя вынуждены были преподавать официальную историю в форме катехизиса, который никого ни в чем не убеждал. СМИ закутались, словно от холода. Повисло тягостное молчание.
В это время сильная лихорадка охватила Канаду. Молодой немецкий крестьянин по имени Эрнст Цюндель, родившийся в 1939 году, эмигрировал в Канаду и стал там работать в 1958 году в качестве художника-графика. Возмутившись тем, в каких черных красках изображают Германию, он захотел улучшить этот образ, сделать его более соответствующим реальности. Ему попалась ревизионистская брошюра «Действительно ли погибли шесть миллионов?», написанная английским преподавателем университета Ричардом Харвудом, которого вдохновили работы Поля Рассинье, и он начал ее распространять. Это вызвало беспрецедентное волнение. Еврейские организации решили раздавить то, что они сразу же назвали возрождением традиционного антисемитизма. Цюнделя обвинили в «распространении ложных сведений» по старому английскому закону, который еще сохранялся в канадском уголовном кодексе, и в 1985 году состоялся громкий процесс.
Цюндель, обладая большим талантом режиссера и располагая крупными финансовыми средствами, полученными от своих сторонников, распространил повсюду призывы с целью собрать компетентные отзывы по перечню тем, которые должны были рассматриваться на процессе. Предварительные слушания состоялись в июне 1984 года. Со стороны обвинения выступал Рауль Хильберг, профессор политических наук, выделявшийся среди других сторонников версии об истреблении евреев тем, что он действительно работал с документами, а со стороны ревизионистов — профессор Фориссон. Оживляла весь процесс прямая или косвенная дуэль между адвокатами. Загнанный ими в тупик Хильберг вынужден был признать, что у него, к сожалению, нет научных доказательств существования газовых камер. Это было полным провалом кампании.
Сторона обвинения пришла в ужас. Хильберг вынужден был признать, что он не может подкрепить большую часть своих утверждений о решении истребить евреев, которое он приписывал руководителям нацистов, ни их словами, ни подписями под какими-либо документами.
Несмотря на победу защиты, а, может быть, именно по этой причине Цюндель был приговорен к 15 месяцам тюрьмы за распространение заведомо ложных сведений.
Он подал апелляцию. У нас есть подробный отчет о процессе 1988 года, опубликованный адвокатом Цюнделя Барбарой Кулашка. Цюндель добился от Верховного суда Канады заявления о том, что закон о ложных сведениях противоречит канадской конституции. Чтобы покончить с делом, апелляционный суд решил, что холокост — это общепризнанный факт, который не нуждается в доказательствах. Больше нельзя было спорить на равных.
Это было последний раз, когда оказалась возможной дискуссия между ревизионистами и сторонниками официальной версии холокоста. После разгрома в результате публичного изложения ревизионистами своей критики, опыт решили не повторять. Все чаще откровенные репрессии исключали дискуссии и даже самую их возможность. Но значение этого громкого процесса в том, что он показал: тезисы ревизионистов перевешивают. Аргументы противной стороны продолжают опираться на элементы, не имеющие ничего общего с историческими доказательствами: на предположения или на второстепенные юридические соображения.
