Именно здесь, я каждый день возвращаюсь на год назад, в тот день, 25 декабря, когда моя жизнь перевернулась с ног на голову. Лишь краткий миг, единственная секунда утром, когда я просыпаюсь - мне кажется, что все хорошо. Ничего этого не было. А потом, я вижу этот ужасный потолок, который я ненавижу, в моей комнате в бабушкином доме, который я ненавижу, в городе, который я ненавижу. Я превратилась в монстра, который ненавидит сам себя, и думаю, этим я убиваю себя. Я хочу уничтожить себя, без остатка, хочу попасть в аварию, чтобы после этого врач вновь поставил мне диагноз: "амнезия".
Но этого не будет.
Мне придется каждый день просыпаться, и каждый день, довольствоваться лишь той минутой, когда я думаю, что все хорошо.
***
- Скайлер, - обратилась ко мне бабушка. Ненавижу, когда меня называют полным именем. Я положила тарелку в раковину, и повернулась к Гертруде, вытирая руки о фартук. - Я хочу, чтобы ты отправилась за покупками.
Я кивнула, отворачиваясь, и моя руки с мылом. Бабуля подошла ко мне, явно не желая оставлять в покое:
- Скай, уже три дня прошло. Когда ты поговоришь со мной?
Вот и настало это время. А я-то думала, сколько она продержится. Я зажмурилась, сосчитав, до пяти на французском, и обернулась.
- Ну, в прошлый раз мы с тобой мило поговорили, когда на мне была смирительная рубашка. Теперь со мной все хорошо, я принимаю таблетки, и не стану набрасываться на тебя. - Бабушка не оценила моего искрометного юмора, и я добавила: - Со мной все хорошо. Правда.
- Я в этом не так уверена, - сказала она безапелляционным тоном, и спорить с ней было теперь бесполезно. Гертруда выглядела в свои шестьдесят девять лет просто прекрасно - ни единого седого волоска, дорогая укладка, вздернутые брови, и нетерпящий возражений взгляд. Но, ко всему прочему, у бабули, были некоторые странности: она не любила девушек, ходящих в штанах; не любила, когда девушка остается с парнем наедине, и не любила, когда все "слишком скучно". Этой леди нужна была драма, для того чтобы чувствовать вкус жизни, и обычно она чувствовала его через меня с близнецами. А теперь, через меня и Зака.
- Со мной все хорошо, - повторила я, стремительно покидая кухню, через арочный проход. Я хотела сбежать в свою комнату, и спрятаться под оделяло, но бабушка шла за мной:
- Расскажи мне что ты чувствуешь, иначе заставлю вечером идти со мной на ужин к миссис Родригез, а она жуткая старуха. Так и норовит женить своего внука-пройдоху.
Я резко остановилась, и обернулась. Губы бабули задрожали, а брови взлетели еще сильнее. Я пораженчески вздохнула:
- Признаться, я ждала, когда ты скажешь нечто подобное.
Она как бы между прочим подмигнула мне:
- Это была тяжелая артиллерия, в общении с моей взрослой внучкой.
Я кивнула:
- Я еду в магазин за покупками, как ты и просила. Никаких ужинов у миссис Родригез, и свадеб.
И разговоров.
- Я так и думала, - с притворным сожалением вздохнула бабушка, скрещивая руки на груди. На ней было длинное шерстяное платье, и темно-серый кардиган. - Придется, наверное, занять тебя какими-нибудь делами, чтобы тебе не было скучно, пока я буду на ужине.
Да уж.
Я совершила непродолжительный поход в магазин, пока Зак пытался подчинить в сарае дерево-дробилку, а когда вернулась домой, обнаружила на столике в прихожей записку от бабушки:
"Я у миссис Родригез. Вернусь домой поздно, потому что эта старуха повадилась играть в "скраббл". Пусть Закари приготовит ужин, я в последнее время готовлю еще паршивее чем обычно".
Я прочла записку, и засунула ее в карман.
Бабуля напоминала очень тетю Энн и внешностью, и привычками. А мне так бы хотелось, чтобы я могла увидеть в ней что-то мамино: например, когда мама смеялась она забавно морщила нос. Это веселило всех окружающих. И у мамы была аллергия на молочные продукты. Мы с папой притворялись что тоже не любим молоко, чтобы она не беспокоилась о том, что ее может раздуть, как шарик.
Мои воспоминания выбили меня из колеи, и я поспешила в сарай, расположившийся за особняком. Оттуда доносился шум. Проваливаясь по лодыжки в снег, и кутаясь в куртку, я наконец вошла в сарай, и смогла открыть глаза, не щурясь от слепящего света. Зак сидел на лавке, с кем-то говоря по телефону. Увидев меня, он тут же отключился, и несколько секунд спустя, спросил:
- Ты как?
- Со мной все хорошо, - снова сказала я, и прочистила горло, теряясь. Я подумала: эти ужасы происходят не только со мной. С ним тоже, но он так самоотверженно заботится обо мне, что я иногда забываю выныривать из своего собственного кошмара, чтобы спросить о том, как чувствуют себя мой брат.
Я вышла из сарая со словами:
- Я сама приготовлю ужин.
Я вернулась в дом, чувствуя себя ужасно. Хочу вернуться в Дэвилспейнд, вернуться домой. Если бы мама с папой...
Я прислонилась к входной двери, дергая молнию куртки вниз.
Я не хочу быть здесь. Хочу ходить в школу. Хочу забыть обо всем.
Вставив в уши наушники, я включила музыку на самую большую громкость, и отправилась на кухню, готовить ужин.
***
...- Тебе незачем жить, Энджел.
...- Для чего ты это сделал? Есть причина всему?
...- Да, просто ты... идеально подошла мне...
...- Ты не любил меня?
...- Я ничего не сделала!
...- Ты так считаешь, но это вновь не верно, Энджел. Один раз, два, три, сколько ошибок ты будешь совершать? В реальном мире у людей нет шанса искупить грех. Ты понесешь наказание, что заслужила, Энджел.
Я проснулась, хватая ртом воздух. Зак быстро выпрямился с покрывалом в руках, видимо, собираясь укрыть меня.
- Прости, что разбудил.
- Нет... - я замотала головой, силясь разлепить глаза. - Мне приснился...
Я замолчала, потому что мне не хотелось снова быть в роли девочки, которая все время страдает, и заставляет своего старшего брата переживать за нее.
Я села, и Зак отступил на пару шагов, одновременно складывая покрывало:
- Я видел, ужин, - уголки его губ дрогнули, - любимая курочка Скай.
Мне захотелось сказать Заку, чтобы он заткнулся, но потом вспомнила, что я больше не та девушка, которой была раньше. Теперь я другая. Кроме того, моим родителям не нравилось, когда я ругаюсь. Особенно папе - "если ты не хочешь быть девушкой, я отправлю тебя в военный лагерь!".
- Да, сегодня на ужин курица. - Я поднялась на ноги, заправляя рубашку в джинсы. Бабушка была в шоке, когда их увидела. Ха, это она еще не видит в чем мама ходит... ходила.
Я прошлепала на кухню, и Зак пошел за мной.
- Почему решила готовить ужин сегодня? - беспечно спросил он. Я пожала плечами, раздраженная тем, что он обратил свое внимание на это. Было бы легче, если бы он сделал вид, что все так, как и всегда.
Мне пришлось ответить:
- Я увидела, настолько ты занят, и решила, что следует самой заняться этим. Вот. - Я достала из кармана записку, оставленную бабушкой, и протянула брату. Зак опустил глаза на записку, его брови взлетели вверх, точно, как у мамы, когда я ее по-настоящему удивляла.
- Ну, она может признать, что у нее фигово получается обращаться с кухней, - он бросил записку на стол. Он открыл духовку, и потянул носом воздух:
- Пахнет восхитительно. Не ел ничего лучше, чем курица, которую готовит моя сестра.
- Ну да, - с сарказмом согласилась я.
- Да уж, - Зак кивнул. - Пожалуй я солгал. Но мне нравится, что ты улыбнулась.
Улыбка тут же слетела с лица, хоть брат стоял ко мне спиной. Как он увидел улыбку? Или, услышал?