— Возможно, это несовременно, но я не курю.

— Это просто прекрасно!

— Вот видите, мы уже нашли общий язык. Да вы не торопитесь, Олег, спать я не хочу, а ночь дивная. Тем более я под такой надежной охраной.

— Но я все-таки поищу.

Вспышка зажигалки была ослепительно коротка. Олег даже зажмурил глаза.

И снова теперь за его спиной послышались шаги. Правда, нетвердые.

Олег обернулся и увидел нечто огромно-черное, удлиненное сверху. Когда это нечто вышло из тени деревьев, то на экране размытой темноты неба обозначился цилиндр. Самый обыкновенный, который носили солидные люди в прошлом веке.

По дорожке парка шел трубочист. Обыкновенный таллинский трубочист.

Ходячая достопримечательность города. Представитель сказочной, отмирающей профессии.

— Друг, — сказал Олег, — у вас наверняка есть молоток.

— Та, — с сильным акцентом ответил человек в цилиндре.

— Вы не дадите мне его на две минуты?

— Палом [Пожалуйста (эстонский)].

Он покопался в сумке, протянул Олегу молоток.

— Вы, Олег, волшебник, — сказала Лена, — посмотрите.

И он увидел то же небо, проглядывающее сквозь мрачноватую готику крепостных башен, силуэт трубочиста в цилиндре, шумящие над головой вековые дубы.

Ровно два удара понадобилось, чтобы каблук стал на место.

— Спасибо, — Олег вернул молоток.

— Пудте сторовы, молотые люти. — Трубочист приложил два пальца к острым краям цилиндра. — Я выпил немного пива. Пудте сторовы.

Он исчез в темноте.

— А вы не в милиции работаете, — уверенно сказала Лена. — Помните, у Стругацких есть Научно-исследовательский институт Чародейства и Волшебства? Вы работаете там.

Сначала они сидели на скамейке и говорили, потом шли по ночному городу, пустому и таинственному. Они свернули у «Паласа», прошли мимо кинотеатра и направились в сторону рынка. Это был район двухэтажных домов.

Деревянных и милых. Они толпились в темноте, тесно прижавшись друг к другу, как люди, которым угрожает опасность.

Спроси Олега, о чем они говорили, пробродив почти до утра по улицам города, он, пожалуй, не вспомнит. Но разве можно воспроизвести разговор, смысл которого не слова, а то, что кроется за ними? Два человека обрели друг друга и мучительно отодвигали минуту непременной разлуки, словно запасаясь на время расставания уверенностью в будущей встрече.

Они простились у маленького дома, где Лена снимала комнату, договорившись встретиться в два часа у кафе «Таллин».

***

Кабинет у Валеры Данилевского был небольшой, но все-таки это был кабинет со всеми присущими ему аксессуарами: сейфом, телевизором, столом для совещаний, оперативной картой города, закрытой шторами, и, конечно, кофеваркой. Городское управление внутренних дел уже несколько лет жило в новом удобном доме, построенном специально для него.

— Ты что, не выспался? — внимательно посмотрел на Олега Данилевский.

— С чего ты взял?

— Я все же сварю кофе.

— Это, конечно, хорошо, но как с моим делом?

Валера взглянул на часы и ответил:

— Через десять минут.

Зазвенел телефон.

— Данилевский. Так… Интересно… Спасибо, я позвоню.

Валера положил трубку и хитро посмотрел на Наумова.

— У нас, Олежечка, город маленький, все новости становятся известны стремительно.

— Ты о чем? — не понял Наумов.

— О твоих ночных прогулках с Леной Анохиной.

Олег растерянно посмотрел на него.

— Не делай такого непонимающего лица. Нам все известно. Не буду мучить, звонила жена, о тебе наводили справки.

— То есть?

— Ну не справки, а говорили, какой ты прекрасный. Учти, Леночка — барышня серьезная. Ей уже двадцать восемь. Танцует в ансамбле и заочно учится в ГИТИСе. Она тверда, и этот человек отведет тебя к алтарю. Да не красней ты, одобряю от души.

— Разрешите, Валерий Григорьевич? — в комнату вошел незнакомый Олегу сотрудник.

— Это ему. Знакомьтесь, наш гость из Москвы майор Наумов, а это старший лейтенант Леус.

— Товарищ майор, наш бывший сотрудник работает в отделе кадров горсовета ДОСААФ, он вызвал Александрова, и тот написал объяснительную. Действительно, он в интересующий вас день летал в Москву. Корешки билетов я приложил. Рейс 2107 отбывает из Таллина в 8.20.

— А когда убили Бурмина? — спросил Данилевский.

— Между шестью и семью.

— Мимо, — вздохнул Валера.

— А зачем он летал, известно? — спросил Наумов.

Последняя зыбкая ниточка лопнула.

— Жена с ним развелась. Запрещает видеть дочь. Его мать возила дочку в аэропорт на свидание с отцом. Я говорил по телефону с матерью, подтверждает. Кроме того, в аэропорт его подвозил шофер Карл Гаспль, показания его у меня.

— Ну, что ж, слава богу, что Александров оказался непричастным, — сказал Олег.

— Ты рад этому? — усмехнулся Данилевский.

— Да, — твердо ответил Олег.

— Что теперь?

— Хочу увидеть Александрова.

— Он будет на работе после шестнадцати, — доложил Леус.

— Ты пока иди поспи, — засмеялся Валера, — а в шестнадцать у тира встретимся.

— А где тир?

— Да у вокзала, помнишь, мы там стреляли?

— Ты можешь меня разбудить в тринадцать?

— Могу. Свидание?

Наумов радостно кивнул головой.

Уже в дверях Олег спросил Леуса:

— Как себя ведет Александров?

— Хорошо. Заведует тиром. Неделю назад начал тренироваться, будет выступать за сборную города.

— Ничего за ним не замечали?

— В конце мая, а точнее 29 мая, избил в тире гражданина Захарко, прилетевшего из Москвы.

— Наказали?

— Нет. Пострадавший скрылся с места происшествия.

— Понятно. Как говорят наши клиенты — нет вещей, нет кражи. Валера, закажи мне билет на вечерний рейс.

— Быстро ты.

— Дела.

А потом были два часа, не связанные со службой. Они с Леной пили кофе и обедали в «Монди баре». Сидели в душноватой темноте. Горели на столиках крохотные светильники. Шкуры на стенах ассоциировались с охотничьими забавами, неслышно сновал официант. И им казалось, что они плывут через время. Не было вчера, есть только сегодня, и должно быть завтра.

Потом Лена проводила его к тиру.

— Приедешь в аэропорт? — спросил Олег.

— Конечно. А ты?

Через три дня она возвращалась в Москву.

— А я там ждать буду.

— Ну иди.

— Пошел.

В тире слышались негромкие хлопки пневматического ружья. Стреляли Леус и Валера.

— А вот и наш друг, — сказал Данилевский, — знакомьтесь — Юрий Гаврилович.

Олег осмотрелся. Обычный тир, каких много. На стенах плакаты добровольного общества, мишени с облупленной краской, вытертый локтями прилавок. Только хозяин был здесь необычный. Высокий, лицо словно из камня вырублено, на кожаной куртке знак «Заслуженный мастер спорта».

— Я майор милиции Наумов. Юрий Гаврилович, зачем у вас был Захарко?

Александров повертел в руках духовое ружье, положил на прилавок.

— Мне скрывать нечего.

Говорил он как-то странно, словно зубов не разжимал.

— Он пришел, издевался надо мной, предлагал всякие мерзости.

— Какие именно?

— Цех здесь какой-то организовать. Ну я и ударил. А что, он подал на меня в суд?

— Нет. Вы знали Бурмина?

— Нет. Фамилию где-то встречал. Кажется, в газете.

— Захарко ее вам не называл?

Александров посмотрел на Наумова, потом переложил ружье на край прилавка.

— Нет. Он вообще здесь разговаривал мало.

Олег поверил, принимая во внимание руку Александрова. Видимо, ладонь, сжатая в кулак, была ничуть не меньше боксерской перчатки.

— Значит, вы не согласились с предложениями Захарко?

— Вопрос чисто риторический. Последствия встречи являются ответом на него. Я вам так скажу, майор. Я где-то даже рад, что все так случилось. Прежний Александров остался в зале суда. А в Таллин приехал иной. Конечно, смешно говорить, но все происшедшее провело четкую грань. По ту сторону осталось все ненужное, наносное, а здесь я начинаю жить по-новой. Только дочку жалко.