— Пойми, — продолжал он, — то, что ты рассказал мне сейчас, предмет литературы, а мы работаем в уголовном розыске. Давай факты.

— Черт с тобой, сухарь, получай факты. Первое: некто убивает Бурмина из пистолета Намбу с глушителем. Пистолет выпущен в период с 1968 по 1985 год.

— Не на все запросы получены ответы, — сказал как обрубил Прохоров. — Потом, ты же знаешь, это оружие может быть сборным. Ствол от Намбу, а остальное самоделка.

— Возможно, — Олег начал злиться. — Возможно. Второе. Преступник не взял ценностей, а копался в архиве. Более того, исчезли материалы, связанные с войной, а конкретно — с последней повестью о загадочной гибели разведгруппы.

— Ты что же думаешь, этим не занимались после освобождения Гродно?

— Конечно, занимались. Но была война. В тылу вражеская агентура, бандитизм. Возможно, не хватило времени.

— Ты ставить под сомнение первоначальное следствие?

— Нет, я просто не знаком с ним. Но я знаю другое. Некто убил, забрал документы, потом позвонил вдове Бурмина и забрал бумаги, хранящиеся на квартире.

— Я этого не знал.

— Что с тобой случилось, Боря? Ты же был прекрасным работником. А теперь ты четко выполняешь порученное тебе задание, и все. Само дело, весь его объем тебя не интересуют. Боря, очнись. Нельзя же всю жизнь жить обидой. Нянчить ее в себе. Милый Боря, память — удивительное устройство, она стирает все, что хочет забыть. Помни это.

Прохоров молча взял сигарету, закурил.

— Слушай меня дальше, Боря. Сегодня я нашел у машинистки вот этот кусок рукописи. Читай.

Олег протянул Прохорову отрывок. Борис читал долго, медленно. Заканчивал и вновь перечитывал.

— Ты кого-нибудь конкретно подозреваешь?

— Пока нет. Поездка в Гродно должна все решить.

Борис сел к столу и сказал задумчиво:

— Видишь, и мы прикоснулись к настоящей войне. Однажды я был под Белгородом в колонии для несовершеннолетних, там, в маленьком городе, чекисты через много лет нашли карателя. Я видел его. Такой тихий, благостный старичок. А мне казалось, что у него руки в крови. Как низко может упасть человек. Помнишь книгу «Бездна»?

— Помню.

— Я сначала, откровенно скажу, не понял, почему писатель так ее назвал. А посмотрел на этого гада, и до меня дошел смысл заголовка. Бездна бездонна. Поэтому падение бесконечно.

— Боря, если мы поднимем это дело, то я, как и Бурмин, смогу сказать, что сделал главное в жизни.

— Почему только ты? А я, Леня Сытин?

— Извини, я не точен в формулировке.

— Олег, возьми меня в Гродно. Я очень тебя прошу. Во-первых, я помогу тебе, а во-вторых, мне это нужно. Просто необходимо.

Наумов внимательно посмотрел на Бориса и понял, что ему действительно необходимо лететь в Гродно. Возможно, эта поездка позволит ему сбросить скорлупу обиды.

— Ой, Боря, нелегко это будет, но я старика уломаю.

— Кого ты имеешь в виду? — хитро усмехнулся Прохоров.

— Никитина.

— Я говорю не о человеке, а о должности.

— Ты совсем чокнулся за эти дни. Начальника уголовного розыска.

— Вот что значит отрываться от родного коллектива. Нет больше начальника Управления уголовного розыска полковника Никитина. Есть заместитель начальника Главка полковник Никитин.

— А генерал…

Прохоров не дал договорить.

— Его сняли.

И тогда Олег опять вспомнил встречу с генералом в коридоре управления.

— А ты, Боря, обижаешься. Видишь, все стало на место.

Зазвонил телефон.

— Да. — Олег поднял трубку.

— Это я, товарищ майор, — услышал он голос Сытина.

— Ты где?

— Рядом с вашим домом.

— Поднимайся.

Видимо, Леня звонил из автомата на углу улицы Остужева. Появился он через пять минут. Кузя бросился к дверям и затявкал.

— Я же говорил вам, Олег Сергеевич, возьмите собачку. Не жалеете?

— Нет, Леня. Проходи.

Леня вошел в комнату, увидел стол и спросил смущенно:

— Можно?

— Давай.

Когда Прохоров налил ему чай, Сытин, облегченно вздохнув, сказал:

— Нашли мы свидетелей, которые этого человека видели.

— Что говорят?

— Приметы те же. Кепка, очки в пол-лица, усики.

— Завтра вызывай эту женщину…

— Которая молоко разносит?

— Да, и двоих с улицы Чаплыгина. Попробуйте сделать фоторобот.

— А вы?

— Я, наверное, улечу в Гродно. Рапорт готов?

— Будет утром.

— Смотри, мне он нужен, чтобы к приходу руководства написать все по делу.

Леня ушел. Борис Прохоров вывел Кузю на вечернюю прогулку. Олег остался один. Привычные вещи окружали его, из окна он видел гаснущие глаза окон. Город уходил в ночь. Она плыла по улицам, раскачивая тени, недовольно отступая от света фонарей. Несколько часов ночь будет хозяйкой в Москве. Кофе и крепкий чай на некоторое время обманули усталость. И Олегу не хотелось спать. Он вспомнил пожилого человека, гуляющего ночью по скверу, стараясь обмануть бессонницу. Неужели и он когда-нибудь станет таким? Но молодая сила гнала мысли о старости. Жизнь еще казалась бесконечно длинной. Не обмануло же его ожидание счастья. Пришло оно, кстати, тоже ночью. И он опять увидел деревянные дома окраинной улочки Таллина, представил лицо Лены.

Через три дня она будет с ним. И жизнь станет наполненной теплом и счастьем.

Олег не стал ждать Бориса. Все-таки усталость, несмотря ни на что, взяла свое.

Плыла над городом ночь. И ни он, ни Прохоров, ни Леня Сытин еще не понимали, что нынешний день сместил временные пласты. Перемешал их, словно карты. И к порогу их дома придвинулась история. Обнаженный кусок войны.

Вступив в поединок с прошлым, они стали в один ряд с теми, кто дрался и умирал в ту войну. И мир, пришедший сорок лет назад, теперь охраняли те, кто родился в пятидесятых. Напрасно кое-кто пытается провести искусственную линию, разделяющую поколения. Все правильно, молодые живут иначе, по-своему каждое поколение осмысливает жизнь. Но есть главное, в чем схожи все люди, живущие в этом ночном городе, — чувство своего долга перед настоящим и будущим. А оно не мыслимо без опыта прошлого.

Спал Олег Наумов, спали его друзья, еще не зная, что они стали в ряды солдат войны, потому что завершали то, что начали их отцы. Теперь они носили оружие, защищая и молодых, и старых.

Рапорт Олег написал ровно к девяти. Потом переоделся в милицейскую форму. Ему, как, впрочем, и большинству мужчин, она была к лицу. Вообще Олег считал, что именно эта одежда, как никакая другая, подчеркивает служебный рост человека. На его кителе пять колодок. Пять медалей: «За отличие в охране Государственной границы», «За отличную службу по охране общественного порядка», «За отвагу на пожаре», «50 лет Советской милиции», «За безупречную службу» III степени — были словно вехами его биографии и жизни. Первая медаль на красно-зеленой ленте получена еще на действительной службе, остальные за работу в милиции.

И знак «Отличник милиции», привинченный с правой стороны, рядом с институтским. Не простой белый, а желтый. Или как его называют в милиции — золотой. Им награждаются только за особые заслуги приказом министра внутренних дел.

Подтянуто-парадный поднялся Олег в приемную руководства. За столом секретаря сидела все та же Нина. Она посмотрела на Олега заинтересованно.

Молодые женщины всегда смотрят так на холостых мужчин.

— Хорошо, что пришли. Владимир Петрович еще вчера просил вас найти.

— А чего меня искать? Я всегда с вами.

Нина нажала на кнопку селектора.

— Владимир Петрович, Наумов в приемной.

Искаженный динамиком голос Никитина был начальственно строг.

— Пусть войдет.

И Олег вошел. Ему приходилось бывать в этом кабинете и раньше. Не первый раз заходил он сюда. Наумов помнил, как здесь сидел человек, писавший… песни. По сей день поют его песни. А вот о работе в милиции воспоминания стерлись. В уголовном розыске, как и во всякой службе, связанной с постоянным риском, живут свои предания. Изустно, от поколения к поколению оперативников передаются легенды о начальнике МУРа комиссаре Парфентьеве, о его преемнике Волкове, о таких сыщиках, как Тыльнер и Осипов, о полковнике Скорине… Много людей оставили память в истории уголовного розыска. Но были и такие, которые просто служили. Честно, преданно.