— Так-то лучше, — сказал Тухи. — Не кажется ли вам, что в ответственные моменты не стоит разговаривать чересчур серьезно? А это может стать очень ответственным моментом — кто знает? — для нас обоих. И конечно, я знал, что вы будете слегка побаиваться меня, и— о, я допускаю это — я совсем немножко, но побаивался вас, а разве не лучше просто посмеяться над всем этим?

— О да, мистер Тухи, — довольно отозвался Китинг. Обычная уверенность, с которой он разговаривал с окружающими, покинула его, но он чувствовал себя свободно, как будто кто-то снял с него нею ответственность, и теперь ему не надо было задумываться, правильно ли он говорит. Его подвели к тому, чтобы он выразил нее, что надо, без всяких усилий со своей стороны. — Я всегда знал, мистер Тухи, что наша встреча явится очень важным моментом. Всегда. Вот уже сколько лет.

— Разве? — спросил Эллсворт Тухи, и его глаза за стеклами очков стали внимательны. — Почему?

— Потому что я постоянно надеялся, что сумею понравиться вам, что вы одобрите меня… мою работу… когда наступит время… Господи, я даже…

— И что же?

— …я даже задумывался частенько, пока чертил, — то ли это здание, которое мог бы назвать хорошим Эллсворт Тухи? Я пытался смотреть на него вашими глазами… я… — Тухи внимательно слушал.

— Я всегда хотел этой встречи, потому что вы такой глубокий мыслитель и человек столь обширных культурных…

— Ну-ну, — сказал Тухи, тон его голоса был любезен, но слегка нетерпелив, его интерес к собеседнику несколько угас. — Никоим образом. Мне не хотелось бы быть неучтивым, но мы можем обойтись без этого, не правда ли? Пусть это не покажется неестественным, но мне действительно неприятно слышать похвалы в свой адрес.

Китинг подумал, что в глазах Тухи есть что-то успокаивающее. В них светилось такое глубокое понимание, такая нетребовательная — нет, это совсем не то слово, — такая безграничная доброта. Как будто от него ничего нельзя скрыть, да, впрочем, и не было надобности, потому что он в любом случае простил бы все. Китингу никогда не доводилось видеть таких вот вопрошающих глаз.

— Но, мистер Тухи, — пробормотал он, — мне бы хотелось…

— Вам хотелось поблагодарить меня за статью, — помог ему Тухи, и лицо его исказилось шутливым отчаянием. — А я-то так старался удержать вас от этого. Может, все-таки уважите меня, а? Вам решительно не за что меня благодарить. Если повезло заслужить то, о чем я говорил, — что ж, это ваша, а не моя заслуга. Не правда ли?

— Но я был так счастлив, что вы подумали, что я…

— …великий архитектор? Но ведь, сынок, вы об этом уже знали. Или вы не были уверены? Никогда не были полностью уверены?

— Ну, скажем, я…

Наступила короткая пауза. Китингу показалось, что эта пауза и была тем, что хотел от него Тухи; Тухи не стал ждать продолжения, а заговорил, как будто выслушал полный ответ и этот ответ ему понравился:

— Что же касается здания «Космо-Злотник», кто может отрицать, что это потрясающий успех? Знаете, я весьма заинтригован его планировкой в целом. Это весьма хитроумная планировка. Блестящая. Очень необычная. Совершенно не похоже на все ваши прежние работы. Не правда ли?

— Естественно, — подтвердил Китинг. Его голос впервые стал твердым и четким. — Задача была совсем другой, непохожей на то, что мне приходилось делать раньше, и пришлось прибегнуть именно к такой планировке для достижения тех целей, которые были передо мной поставлены.

— Конечно, — мягко заметил Тухи. — Великолепно проделанная работа. Вы можете гордиться ею.

Китинг заметил, что глаза Тухи сконцентрировались в центре стекол очков, а стекла сфокусированы прямо на его зрачки, и внезапно понял — Тухи знает, что проект здания «Космо-Злотник» выполнен не им. Это его не испугало. Его скорее испугало то, что в глазах Тухи он ясно видел одобрение.

— Если вам необходимо выразить благодарность, — нет, не благодарность, благодарность — не совсем подходящее слово, — ну, скажем, признательность, — продолжал Тухи, и голос его становился все мягче, как будто он был заодно с Китингом в некоем заговоре и тот должен знать, какой пароль впредь употреблять, чтобы выразить свое личное мнение, — вы могли бы поблагодарить меня за понимание того символического значения вашего здания, которое я смог воплотить в слова, так же как вы воплотили его в мрамор. Ибо, разумеется, вы не просто каменщик, но мыслитель в камне.

— Да, — сказал Китинг, — это была моя общая тема, когда я задумывал строение. Народные массы и цветы культуры. Я всегда полагал, что корни подлинной культуры в простых людях. Но у меня не было никакой надежды, что кто-то когда-нибудь поймет меня.

Тухи улыбнулся. Его тонкие губы полуоткрылись, и показались зубы. Он не смотрел на Китинга. Он разглядывал собственную руку, удлиненную, изящную руку пианиста, и шевелил лист бумаги перед собой. Затем он произнес, глядя не на Китинга, а куда-то мимо него:

— Возможно, мы братья по духу. По духу человечества. Только это имеет значение в жизни. — И стекла очков неожиданно зловеще устремились в пространство над лицом Китинга.

Но Китинг понял: Тухи знает, что он никогда и не задумывался об общей теме, пока не прочел об этом в статье, и еще — Тухи и сейчас одобряет его. Когда стекла очков спустились к лицу Китинга, глаза Тухи были полны дружеской приязни, очень холодной и очень подлинной. Затем Китинг почувствовал, что стены комнаты как будто тихо сдвинулись и он остался один на один, но не с Тухи, а с какой-то неизвестной виной. Он хотел вскочить и бежать, но остался сидеть на месте с полуоткрытым ртом.

И не осознав, что же подтолкнуло его, Китинг услышал в тишине собственный голос:

— Я хотел выразить свою радость, что вам удалось избегнуть вчера пули этого маньяка, мистер Тухи.

— О-о?.. О, благодарю. Какой пустяк! Было бы из-за чего переживать. Это весьма небольшая цена, которую мы платим за свое положение на общественном поприще.

— Мне никогда не нравился Мэллори. Какой-то странный человек. Слишком издерганный. Мне не нравятся издерганные люди. И его работы мне тоже не нравятся.

— Просто эксгибиционист. И ничего больше.

— Во всяком случае, не я придумал дать ему шанс. Так решил сам мистер Злотник. Связи, как вы понимаете. Но, в конце концов, мистер Злотник разобрался.

— Мэллори когда-нибудь упоминал при вас мое имя?

— Да нет, никогда.

— И я, как вы знаете, тоже не встречался с ним. Даже не видел его. Почему он так поступил?

И теперь наступила очередь Тухи, завидев выражение лица Китинга, замереть настороженно и беспокойно. «Так вот оно, — подумал Китинг, — то, что связывает нас, и это — страх». Было еще что-то, и может быть, больше, чем страх, но назвать это можно было только словом «страх». И он понял, вне всякого сомнения, что любит Тухи больше, чем кого-либо, с кем прежде встречался.

— Что ж, вы знаете, как это бывает, — весело сказал Китинг, надеясь, что привычные сочетания слов, которые он был готов произнести, помогут ему покончить с этой темой. — Мэллори — человек не очень компетентный даже в своей области, и он это понимает, потому и решил устранить вас как символ всего высокого и талантливого.

Но вместо ожидаемой улыбки Китинг увидел, как Тухи внезапно пронзил его взглядом. Это был даже не взгляд, а настоящий рентгеновский луч. Китингу показалось, что он чувствует, как тот вползает в него, разглядывая его внутренности. Затем лицо Тухи окаменело, подобралось, и Китинг понял, что тот каким-то образом снял свое напряжение, и скорее всего потому, что обнаружил в его, Китинга, душе или в выражении его ошарашенного, с раскрытым ртом лица такую бездну невежества, которая успокоила Тухи. Потом Тухи медленно, со странной насмешливой интонацией произнес:

— Мы станем прекрасными друзьями, Питер, — вы и я. Китинг немного помолчал, прежде чем заставил себя торопливо ответить:

— О, я надеюсь на это, мистер Тухи!

— Ей-богу, Питер! Неужели я такой старик? Эллсворт — это память о своеобразном вкусе моих родителей по части имен.