В общем, невеселое выдалось для него время. Не скажу, чтобы его травили, но холод наш он ощутил в полной мере. Мне было особенно трудно. я прикладывала все силы, чтобы не оставаться случайно наедине с ним. Впрочем, он активно помогал мне в этом, сам всеми силами стараясь избавить нас обоих от разговора без свидетелей. И вообще, на переменах он оставался в классе, стараясь не выходить за дверь, где «оттягивались» все школьники, а по окончании уроков всегда «спешил».

Через несколько месяцев он вообще перестал приходить в школу. День отъезда близился. Однажды вечером он позвонил в мою дверь.

Очень дорогой мне «предатель» пришел прощаться. Мы сидели с ним в моей комнате и плакали. и тогда он рассказал мне историю, ради которой я и взялась сейчас за перо.

"Помнишь лето, подъезд, грозу? В тот день сломалась моя жизнь. Ты уехала, мне было одиноко, я просто сходил с ума. Шлялся по улицам и думал о тебе. Вспоминая всякие эпизоды, пытался представить себе, как мы сейчас могли бы вместе ходить на пляж, кататься на велосипедах, шататься по парку… В конце концов так сам себя распалил, что неожиданно для самого себя сказал: «Я готов отдать все, что у меня есть, лишь бы она сейчас появилась!» Потом прошел еще несколько шагов, и еще раз повторил. А когда сверкнула молния и ударил гром, я впал в какое-то мистическое состояние, вскочил в первый попавшийся пустой подъезд и в третий раз теперь уже прокричал эти слова… И вошла ты. Это было невероятно, ведь ты уехала и тебя не могло быть в городе — я каждый вечер набирал твой номер телефона и проверял… Я думал, что ты — глюк. Но это была ты. Я проводил тебя, а когда вернулся домой, родители мне впервые сказали о том, что документы поданы, все решено, осталось получить визы…

Знаешь, в тот момент я даже не успел ничего понять, я окаменел. родители рассказывали мне, как мы будем жить в Израиле, о том, что каждый человек должен жить у себя дома, а не быть нежеланным гостем даже в дорогом для него месте… А я думал: «Это продолжается колдовство. Я хотел увидеть ее — и увидел. А теперь должен заплатить, как и обещал». Понимаешь, я ведь сам сказал, что «готов отдать все!» — значит надо отдать. А что у меня есть, кроме вас? Мои родители до сих пор не понимают, почему я принял их решение без сопротивления, они ждали тяжелой борьбы…".

Прошло 25 лет. я ничего не знаю о дальнейшей судьбе моего друга. Очень многое изменилось. Большинство моих одноклассников — евреев (и не только евреев) теперь живут в Израиле, Америке, Канаде. Время от времени о них поступают скупые вести. Все они, наверное, давно забыли, как в 1973 году считали Мишку предателем, а он был всего лишь первой ласточкой.

Но мистическую подоплеку этой трагедии, перемешавшей в себе социальные проблемы, первую любовь и романтику человека, умеющего страстно переживать, мечтать, чувствовать, знаю я одна. И только огромный срок, лежащий между сегодняшним днем и временем описанных мной событий, дает мне право впервые рассказать о ней.

Кучерова А.С. из г. Черкасска описывает трагическую историю, рассказанную ей стариком-соседом.

Эта драматическая история случилась в отрочестве с соседом дедом Николаем. Я помню его старым и больным, всегда сидящим на скамеечке за двором. Мы любили его и с интересом слушали рассказы о старом времени. Деда нет в живых уже лет двадцать, а вот рассказ его остался.

Было Николаю тогда лет четырнадцать-пятнадцать. Поздно вечером пришли в дом сваты — сестра у него была на выданье. Отца не было, а был он на мельнице. У них своя мельница километра за три от дома. Мать и попросила: «Поезжай, Микола, за тятькой». Запряг он лошадей в сани и помчался радостный — в первый раз ночью одному ехать доверили. Страха не было никакого.

Неожиданно кони заржали, вздыбились, остановились. Впереди в темноте ночи четко вырисовывался белый женский силуэт: Николай, по его словам, не успел ничего понять и испугаться. «Что тебе надо?» — крикнул он ей. «Не спеши, — услышал он голос из темноты, — все равно не успеешь, отца твоего сейчас мельница зарежет». И вот тогда мальчишку объял ужас. «Пошла вон, дура!» — закричал он, что есть сил хлестнул лошадей, и они рванули галопом. Страх раздирал душу, он стегал лошадей, и те неслись с бешеной скоростью, но перед самой мельницей опять захрапели и остановились. И снова мелькнул перед ними белый женский силуэт. «Пошла вон!» — диким голосом закричал подросток, и снова услышал в ответ: «А отца все равно зарежет мельница…»

Крича от страха, Николай хлестал лошадей, и уже через несколько минут был на мельнице. Объяснил отцу, что его прислала мать, и что ждут сваты. На мельнице несмотря на позднее время, было еще два клиента. Отец сказал: «Сейчас быстро отпустим их и поедем».

С этого момента начинается самая трагическая часть истории. Дед Николай без слез не мог ее рассказать. Всю жизнь ему казалось, что в происшедшем есть его вина: «Я глаз с отца не спускал, след в след за ним шел. Только на секунду отвлекся — на глаза попалась банка с керосином, показалось мне, что близко она к закромам стоит, взял ее, чтоб передвинуть: И тут раздался скрежет и крик отца…»

Случилось самое страшное — то, чего так боялся Николай. Он бросился к жерновам — отец был перерезан пополам.

Вот так вместо свадьбы в дом пришли похороны.

А. Скачков, г. Геленджик.

Это было лет 30 назад. Я в то время жил в Тульской области и работал в совхозе. Там мы с соседом построили себе двухквартирный деревянный дом. Вход у каждого был со своей стороны. И вот однажды, помнится, зимой стоял я на веранде и вдруг увидел как с утепленного тесового потолка струйкой потекла вода. Длилось это секунды. Вылилось примерно со стакан. Чтобы выяснить причину протечки, я поднял люк потолка и начал разгребать опилки над тем листом, где появилась вода. Но они, так же как и бумага, простеленная под ними, были сухие. Откуда взялась вода — до сих пор остается загадкой. Знаю только по рассказам, слышанным в детстве, что подобные явления — дурное предзнаменование, проделки домового, которые предвещают беду.

Помню, то же самое случилось у нас в деревенской избе. Отец подставил ладонь — вода лилась теплая. Полез он на потолок проверить, в чем дело, а там над местом протечки сухо. И кто-то из родных после этого (не помню кто) погиб.

И когда снова я столкнулся с этим явлением, все повторилось. Словно в подтверждение дурного предзнаменования умер наш сосед по дому…

Очевидцы загадочного явления, наблюдавшегося в ночном небе зимой 1937 года, откликнитесь!

Передо мной письмо, пришедшее из казахстанской глубинки: станция Панюшкино Курмангазинского р-на Атырауской области. Судя по датам, указанным в нем, пишет очень пожилая женщина — Янкова Нина Матвеевна. Казалось, можно было бы отложить его в сторону и не включать в состав книги, но есть в нем нечто, что заставляет меня из большой серии подобных выбрать именно это.

Письмо объемное, в нем затронуто много тем.

Это размышления о прожитой жизни: «…В 1938 году моего отца арестовали. И начались наши мучения, и не только наши — всей страны… В начале войны был сильный подъем патриотизма — коснулся он и меня. Не окончив школу, я поступила на ускоренный курс обучения в фельдшерскую школу г. Кзыл-Орды… После войны всю свою трудовую жизнь продолжала работать фельдшером…»

Это и трагедия сегодняшнего дня, пришедшая к русским людям, оказавшимся на старости лет «приживалами в чужом доме»: «…Я простой человек, живущий вдали от своей родины, где кипят страсти и люди без стыда и совести рвут на части общественный пирог, и я не могу сама себе ответить на вопрос — зачем одному человеку нужно слишком много, когда другому не на что купить марку, чтобы отправить это письмо?..»