Наконец Джим уснул. А маленький песик, который лежал под кроватью, положив голову на вытянутые вперед лапы, может быть, тоже спал. А может быть, и нет.

Робин перестал питаться исключительно червями и научился есть рис, кукурузу, салат и семена настурций. Он сильно вырос — во всей округе знали «здоровенную малиновку» из Инглсайда — и его грудка была теперь ярко-красного цвета. Он обожал сидеть на плече мисс Бейкер и смотреть, как она вяжет. Когда Энн возвращалась откуда-нибудь, он летел ей навстречу и прыгал впереди нее по дорожке, как бы показывая дорогу к дому. Каждое утро Робин прилетал на подоконник Уолтера за хлебными крошками. И каждый день купался в корыте на заднем дворе, устраивая страшный скандал, если там не оказывалось воды. Доктор жаловался, что птица разбрасывает его карандаши и спички по всей библиотеке, но ни в ком не находил сочувствия. Да и сам сдался, когда Робин однажды бесстрашно сел ему на ладонь и склевал цветочное семечко. Все были очарованы малиновкой, кроме, пожалуй, Джима, который всей душой привязался к Бруно, но который постепенно постигал горький Урок… что можно купить собаку, но не ее любовь.

Сначала Джиму это и в голову не приходило. Он ожидал, что Бруно первые дни будет тосковать по дому и Родди, но надеялся, что это скоро пройдет. Однако это почему-то не проходило. Бруно был очень послушным песиком, делал все, что ему велели, и даже Сьюзен признала, что никогда не видела более воспитанной собаки. Но в нем не было ни искры веселья. Когда Джим звал его гулять, глаза Бруно загорались, он начинал вилять хвостом и весело бежал вперед. Но немного погодя его взор тускнел, и он покорно трусил рядом с Джимом, поджав хвост. Все обращались с псом как нельзя лучше, ему доставались самые вкусные косточки, никто не возражал против того, чтобы он спал в ногах у Джима. Но Бруно оставался безразличным… далеким… чужим. Проснувшись ночью, Джим садился в постели и трепал его по голове, но Бруно ни разу не лизнул его язычком в ответ и не вильнул хвостом. Пес разрешал себя гладить, но никак не реагировал на ласки.

Джим не хотел сдаваться. В этом мальчике было много упорства, и он не собирался позволить собаке — его собаке, купленной на собственные сбережения, — одержать над ним верх. Он добьется, чтобы Бруно перестал тосковать по Родди… перестал глядеть на всех несчастными глазами… чтобы он полюбил его, Джима.

Джиму все время приходилось защищать Бруно от насмешек товарищей, которые поняли, как он привязан к этой собаке, и вечно к ней «цеплялись».

— У твоей собаки полно блох. Блохастик он, а не Бруно, — дразнился Перри Риз. Пришлось Джиму отлупить Перри и заставить его вслух признать, что у Бруно нет ни единой блохи.

— У моего щенка каждую неделю бывают припадки, — похвастался Боб Рассел, — а у твоего небось ни разу в жизни не было. Если бы у меня была такая собака, я бы пропустил ее через мясорубку.

— У нас как-то был такой пес, — сказал Майк Друк, — но мы его утопили.

— А мой пес ужасный хулиган, — с гордостью объявил Сэм Уоррен. — Давит кур и грызет вывешенное на просушку белье. У твоего на это смелости не хватит.

Джим с грустью признал — сам себе, но не Сэму, — что смелости на это у Бруно в самом деле не хватит. Уж лучше бы он хулиганил. Джиму даже стало обидно, когда Уотти Флэгг похвалил Бруно:

— Хороший у тебя пес, с понятием. Никогда не лает по воскресеньям.

Бруно не лаял и в другие дни недели. И все-таки это был такой милый, такой очаровательный песик.

— Бруно, ну почему ты меня не любишь? — почти со слезами спрашивал Джим. — Я для тебя на все готов… нам было бы так весело…

Джим никому не признавался, что теряет надежду.

Как-то вечером Джим пошел с ребятами на берег печь мидий. Но, увидев, что надвигается гроза, он побежал домой. Море стонало, небо мерцало каким-то зловещим светом. В ту минуту, когда Джим вбежал в калитку, раздался оглушительный удар грома.

— Где Бруно? — крикнул он.

Джим впервые ушел из дому, не взяв с собой Бруно: он думал, что собаку утомит долгая дорога до мыса, не признаваясь даже сам себе, что такой долгий путь в обществе понурой собаки и ему не сулил никакой радости.

Оказалось, что никто не видел Бруно с тех самых пор, как ушел Джим. Мальчик обыскал весь дом, но собаки нигде не было. Лил проливной дождь, беспрерывно сверкала молния. Где же Бруно? Потерялся в этой страшной ночи? Но ведь пес боялся грома. Он только тогда и прижимался к Джиму, когда молния с треском разрывала небо.

Джим был в такой тревоге, что когда дождь перестал, Джильберт сказал ему:

— Мне все равно надо съездить повидать Роя Весткотта. Поедем со мной, Джим. На обратном пути завернем к ферме Крофордов. Мне кажется, что Бруно ушел домой.

— За шесть миль! Не может быть! — воскликнул Джим.

Но оказалось, что так оно и было. Когда они подъехали к заброшенному темному дому Крофордов, они нашли на крыльце несчастное вымокшее создание, глядевшее на них усталыми, печальными глазами. Бруно не стал вырываться, когда Джим взял его на руки и понес к тележке.

Джим ликовал. Как плывут по небу облака, а луна то выглядывает, то вновь прячется за ними! Как замечательно пахнет влажной землей! Теперь все будет хорошо!

— Ну, теперь Бруно поймет, что ему надо жить в Инглсайде, да, папа?

— Может быть, — коротко отозвался Джильберт. Ему не хотелось огорчать сына, но он подозревал, что теперь, расставшись с последней надеждой, песик просто зачахнет от тоски.

Бруно и раньше ел мало, а после этой ночи совсем потерял аппетит и, в конце концов, вообще отказался от еды. Послали за ветеринаром, но тот сказал, что пес здоров.

— Я знал собаку, которая умерла с горя. Боюсь, что здесь происходит то же самое, — предупредил он Джильберта, когда они остались одни.

Ветеринар оставил «укрепляющее» лекарство, Бруно покорно проглотил его, а потом опять опустил голову на лапы и тупо уставился в пространство. Джим долго глядел на него, засунув руки в карманы, а потом пошел в библиотеку поговорить с отцом.

На следующий день Джильберт поехал в Шарлоттаун, нашел там дом тетки Родди и привез мальчика в Инглсайд. Когда Родди поднимался по ступеням веранды, Бруно поднял голову и насторожился. Через секунду исхудавшее тельце метнулось в объятия бледного веснушчатого мальчика.