Известие о том привело Новгород в страх несказанный. Ударили в Вечевой колокол; народ бежал на двор Ярославов; чиновники советовались между собою, не зная, что делать; шум и вопль не умолкал с утра до вечера. Граждан было много, но мало воинов смелых; не надеялись друг на друга; редкие надеялись и на собственную храбрость: кричали, что не время воинствовать и лучше вступить в переговоры. Отправили Архиепископа Евфимия, трех Посадников, двух Тысячских и 5 выборных от людей Житых; велели им не жалеть ласковых слов, ни самых денег в случае необходимости. Сие Посольство имело желаемое действие. Архиепископ нашел Василия в Яжелбицах; обходил всех Князей и Бояр, склоняя их быть миротворцами; молил самого Великого Князя не губить народа легкомысленного, но полезного для России своим купечеством и готового загладить впредь вину свою искреннею верностию. Обещания не могли удовлетворить Василию: он требовал серебра и разных выгод. Новогородцы дали Великому Князю 8500 рублей и договорною грамотою обязались платить ему черную, или народную дань, виры, или судные пени; отменили так называемые Вечевые грамоты, коими народ стеснял власть Княжескую; клялися не принимать к себе Иоанна Можайского, ни сына Шемякина, ни матери, ни зятя его и никого из лиходеев Василиевых; отступились от земель, купленных их согражданами в областях Ростовской и Белозерской; обещали употреблять в Государственных делах одну печать Великокняжескую, и проч.; а Василий в знак милости уступил им Торжок. В сем мире участвовали и Псковитяне, которые, забыв долговременную злобу Новогородцев, давали им тогда помощь и находились в раздоре с Василием. Таким образом Великий Князь, смирив Новгород, предоставил сыну своему довершить легкое покорение оного.
[1456 г.] В то время умер в монашестве Князь Рязанский Иоанн Феодорович, внук славного Олега, поручив осьмилетнего сына, именем Василия, и дочь Феодосию Великому Князю. Сия доверенность была весьма опасна для независимости Рязанского Княжения: Василий Темный, желая будто бы лучше воспитать детей Иоанновых, взял их к себе в Москву, но, послав собственных Наместников управлять Рязанью, властвовал там как истинный Государь.
Властолюбие его, кажется, более и более возрастало, заглушая в нем святейшие нравственные чувства. Внук славного Владимира Храброго, Василий Ярославич Боровский, шурин, верный сподвижник Темного, жертвовал ему своим владением, отечеством; гнушаясь злодейством Шемяки, не хотел иметь с ним никаких сношений; осудил себя на горькую участь изгнанника, искал убежища в земле чуждой и непрестанно мыслил о средствах возвратить несчастному слепцу свободу с престолом. Какая вина могла изгладить память такой добродетельной заслуги? И вероятно ли, чтобы Ярославич, усердный друг Василия, сверженного с престола, заключенного в темнице, изменил ему в счастии, когда сей Государь уже не имел совместников и властвовал в мирном величии? Доселе Князь Боровский не изъявлял излишнего честолюбия, довольный наследственным Уделом и частию Московских пошлин; охотно уступил Василию области деда своего, Углич, Городец, Козельск, Алексин, взяв за то Бежецкий Верх со Звенигородом, и новыми грамотами обязался признавать его сыновей наследниками Великого Княжения. Вероятнее, что Василий, желая сделаться единовластным, искал предлога снять с себя личину благодарности, тягостной для малодушных: клеветники могли услужить тем Государю, расположенному быть легковерным, — и Великий Князь, без всяких околичностей взяв шурина под стражу, сослал его в Углич. Удел сего мнимого преступника был объявлен Великокняжеским достоянием; а сын Ярославича, Иоанн, ушел с мачехою в Литву и вместе с другим изгнанником, Иоанном Андреевичем Можайским, вымышлял средства отмстить их гонителю. Они заключили тесный союз между собою, написав следующую грамоту (от имени юного Князя Боровского): «Ты, Князь Иван Андреевич, будешь мне старшим братом. Великий Князь вероломно изгнал тебя из наследственной области, а моего отца безвинно держит в неволе. Пойдем искать управы: ты владения, я родителя и владения. Будем одним человеком. Без меня не принимай никаких условий от Василия. Если он уморит отца моего в темнице, клянися мстить; если освободит его, но с тобою не примирится, клянуся помогать тебе. Если Бог дарует нам счастие победить или выгнать Василия, будь Великим Князем: возврати моему отцу города его, а мне дай Дмитров и Суздаль. Не верь клеветникам и не осуждай меня по злословию; что услышишь, скажи мне и не сомневайся в истине моих крестных оправданий. Что завоюем вместе, городов или казны, из того мне треть; а буде по грехам не сделаем своего доброго дела, то останемся и в изгнании неразлучными: в какой земле найдешь себе место, там и я с тобою», и проч. Сбылося только последнее их чаяние: они долженствовали умереть изгнанниками. Враги Государя Московского имели убежище в Литве, но не находили там ни сподвижников, ни денег. Казимир отправлял дружелюбные Посольства к Василию, думая единственно о безопасности своих Российских владений. — Напрасно также верные слуги Ярославича, с горестию видя несколько лет заточение своего Князя, мыслили освободить его: взаимно обязались в том клятвою, условились тайно ехать в Углич, вывести Князя из темницы и бежать с ним за границу. Умысел открылся. Сии люди исполняли долг усердия к законному их властителю, несправедливо утесненному; но Великий Князь наказал их как злодеев, и притом с жестокостию необыкновенною: велел некоторым отсечь руки и голову, другим отрезать нос, иных бить кнутом. Они погибли без стыда, с совестию чистою. Народ жалел об них.
[1458—1459 гг.] Присвоив себе Удел Галицкий, Можайский и Боровский, Василий оставил только Михаила Верейского Князем Владетельным; других не было, внуки Кирдяпины, несколько лет правив древнею Суздальскою областию в качестве Московских присяжников, волею или неволею выехали оттуда. Уже все доходы Московские шли в казну Великого Князя; все города управлялись его Наместниками. Одна Вятка, быв частию Галицкой области, не хотела повиноваться Василию: жители ее, как мы видели, помогали Юрию, Шемяке, Косому и за несколько лет до того времени сами собою выжгли Устюжскую крепость Гледен. Князь Ряполовский, посланный смирить Вятчан, долго стоял у Хлынова и возвратился без успеха: ибо они задобрили Воевод Московских дарами. В следующий год пошло туда новое сильное войско с Великокняжескою дружиною, со многими Князьями, Боярами, детьми Боярскими; присоединив к себе Устюжан, взяло городки Котельнич, Орлов и покорило Вятчан Государю Московскому. Однако ж дух вольности не мог вдруг исчезнуть в сей народной Державе, основанной на законах Новогородских. Василий удовольствовался данию и правом располагать ее воинскими силами.
Любя умножать власть свою, он еще не дерзал коснуться Твери, где Князь Борис Александрович, сват его, скончался независимым (в 1461 году), оставив престол сыну, именем Михаилу. — Василий не теснил более и Новогородцев и дружелюбно гостил у них (в 1460 году) около двух месяцев, изъявляя милость к ним и Псковитянам, которые прислали ему в дар 50 рублей, жаловались на Немцев и требовали, чтобы он позволил Князю Александру Черторижскому остаться у них Наместником. Василий согласился; но Черторижский сам не захотел того и немедленно уехал в Литву. Псковитяне желали иметь у себя Василиева сына, Юрия: отпущенный родителем из Новагорода, сей юноша был встречен ими с искреннею радостию и возведен на престол в храме Троицы; ему вручили славный меч Довмонта: Юрий взял его и клялся оградить им безопасность знаменитого Ольгина отечества. Надлежало отмстить Ливонским Немцам, которые, утвердив мир с Россиянами на 25 лет, сожгли их церковь на границе. Но дело обошлось без войны: Орден требовал перемирия, заключенного потом с согласия Великокняжеского на пять лет в Новегороде, куда приезжали для того Послы Архиепископа Рижского и Дерптские; а Князь Юрий вслед за родителем возвратился в Москву, получив в дар от Псковитян 100 рублей и вместо себя оставив у них Наместником Иоанна Оболенского-Стригу.
