Так возвеличил Москву Иоанн Калита, и внук его, Димитрий, дерзнул на битву с Ханом… Сей Герой не приобрел почти ничего, кроме славы; но слава умножает силы — и наследник Димитриев, ласкаемый, честимый в Орде, возвратился оттуда с милостивым ярлыком, или с жалованною грамотою на Суздаль, Городец, Нижний; восстановил таким образом древнее Суздальское Великокняжение Боголюбского во всей полноте оного, и мирным присвоением бывших Уделов Черниговских — Мурома, Торусы, Новосиля, Козельска, Перемышля — распространил Московскую Державу, которая, с прибавлением Вятки, составляла уже знатную часть древней единовластной России Ярослава Великого, будучи сверх того усилена внутри твердейшим началом Самодержавия. Рюрик, Святослав, Владимир брали земли мечем: Князья Московские поклонами в Орде — действие, оскорбительное для нашей гордости, но спасительное для бытия и могущества России! Ярослав обуздывал народ и Бояр своим величием: смиренные тиранством Ханов, они уже не спорили о правах с Государем Московским, требуя от него единственно покоя и безопасности со стороны Моголов; видели прежних Владетельных Князей слугами Донского, Василия Димитриевича, Темного и менее жалели о своей древней вольности.

История не терпит оптимизма и не должна в происшествиях искать доказательств, что все делается к лучшему: ибо сие мудрование несвойственно обыкновенному здравому смыслу человеческому, для коего она пишется. Нашествие Батыево, куча пепла и трупов, неволя, рабство толь долговременное составляют, конечно, одно из величайших бедствий, известных нам по летописям Государств; однако ж и благотворные следствия оного несомнительны. Лучше, если бы кто-нибудь из потомков Ярославовых отвратил сие несчастие восстановлением единовластия в России и правилами Самодержавия, ей свойственного, оградил ее внешнюю безопасность и внутреннюю тишину: но в два века не случилось того. Могло пройти еще сто лет и более в Княжеских междоусобиях: чем заключились бы оные? Вероятно, погибелию нашего отечества: Литва, Польша, Венгрия, Швеция могли бы разделить оное; тогда мы утратили бы и государственное бытие и Веру, которые спаслися Москвою; Москва же обязана своим величием Ханам.

Одним из достопамятных следствий Татарского господства над Россиею было еще возвышение нашего Духовенства, размножение Монахов и церковных имений. Политика Ханов, утесняя народ и Князей, покровительствовала Церковь и ее служителей; изъявляла особенное к ним благоволение; ласкала Митрополитов и Епископов; снисходительно внимала их смиренным молениям и часто, из уважения к Пастырям, прелагала гнев на милость к пастве. Мы видели, как Св. Алексий Митрополит успокоивал отечество своим ходатайством в Орде. Знатнейшие люди, отвращаемые от мира всеобщим государственным бедствием, искали мира душевного в святых Обителях и, меняя одежду Княжескую, Боярскую на мантию инока, способствовали тем знаменитости духовного сана, в коем даже и Государи обыкновенно заключали жизнь. Ханы под смертною казнию запрещали своим подданным грабить, тревожить монастыри, обогащаемые вкладами, имением движимым и недвижимым. Всякий, готовясь умереть, что-нибудь отказывал церкви, особенно во время язвы, которая столь долго опустошала Россию. Владения церковные, свободные от налогов Ординских и Княжеских, благоденствовали: сверх украшения храмов и продовольствия Епископов, Монахов, оставалось еще немало доходов на покупку новых имуществ. Новогородские святители употребляли Софийскую казну в пользу государственную ; но Митрополиты наши не следовали сему достохвальному примеру. Народ жаловался на скудость: Иноки богатели. Они занимались и торговлею, увольняемые от купеческих пошлин. — Кроме тогдашней набожности, соединенной с высоким понятием о достоинстве Монашеской жизни, одни мирские преимущества влекли людей толпами из сел и городов в тихие, безопасные обители, где слава благочестия награждалась не только уважением, но и достоянием; где гражданин укрывался от насилия и бедности, не сеял и пожинал! Весьма немногие из нынешних монастырей Российских были основаны прежде или после Татар: все другие остались памятником сего времени.

Однако ж, несмотря на свою знаменитость и важность, Духовенство наше не оказывало излишнего властолюбия, свойственного Духовенству Западной Церкви, и, служа Великим Князьям в государственных делах полезным орудием, не спорило с ними о мирской власти. В раздорах Княжеских Митрополиты бывали посредниками, но избираемыми единственно с обоюдного согласия, без всякого действительного права; ручались в истине и святости обетов, но могли только убеждать совесть, не касаясь меча мирского, сей обыкновенной угрозы Пап для ослушников их воли; отступая же иногда от правил Христианской любви и кротости, действовали так в угодность Государям, от коих они совершенно зависели, ими назначаемые и свергаемые. Одним словом, церковь наша вообще не изменялась в своем главном, первобытном характере, смягчая жестокие нравы, умеряя неистовые страсти, проповедуя и Христианские и государственные добродетели. Милости Ханские не могли ни задобрить, ни усыпить ее Пастырей: они в Батыево время благословляли Россиян на смерть великодушную, при Димитрии Донском на битвы и победу. Когда Василий Темный ушел из осажденной Москвы, старец Митрополит Иона взял на себя отстоять Кремль или погибнуть с народом и наконец, будем верить летописям, в восторге духа предвестил Василию близкую независимость России. — История подтверждает истину, предлагаемую всеми Политиками-Философами и только для одних легких умов сомнительную, что Вера есть особенная сила государственная. В западных странах европейских духовная власть присвоила себе мирскую оттого, что имела дело с народами полудикими — Готфами, Лонгобардами, Франками, — которые, овладев ими и приняв Христианство, долго не умели согласить оного с своими гражданскими законами, ни утвердить естественных границ между сими двумя властями: а Греческая церковь воссияла в Державе благоустроенной, и духовенство не могло столь легко захватить чуждых ему прав. К счастию, Святой Владимир предпочел Константинополь Риму.

Таким образом, имев вредные следствия для нравственности Россиян, но благоприятствовав власти Государей и выгодам Духовенства, господство Моголов оставило ли какие иные следы в народных обычаях, в гражданском законодательстве, в домашней жизни, в языке Россиян? Слабые обыкновенно заимствуют от сильных. Князья, Бояре, купцы, ремесленники наши живали в Улусах, а Вельможи и купцы Ординские в Москве и в других городах. Но Татары были сперва идолопоклонники, после Магометане: мы называли их обычаи погаными ; и чем удобнее принимали Византийские, освященные для нас Христианством, тем более гнушались Татарскими, соединяя их в нашем понятии с ненавистным зловерием. К тому же, несмотря на унижение рабства, мы чувствовали свое гражданское превосходство в отношении к народу кочующему. Следствием было, что Россияне вышли из-под ига более с Европейским, нежели Азиатским характером. Европа нас не узнавала: но для того, что она в сии 250 лет изменилась, а мы остались, как были. Ее путешественники XIII века не находили даже никакого различия в одежде нашей и западных народов: то же без сомнения могли бы сказать и в рассуждении других обычаев. Как в Италии, Франции, Англии с падения Рима, так у нас с призвания Князей Варяжских все в главных чертах сделалось Немецким, смешанным с остатками первобытных обычаев Славянских: к чему после присоединилось занятое нами от Греков. Древний характер славян являл в себе нечто Азиатское; являет и доныне: ибо они, вероятно, после других Европейцев удалились от Востока, коренного отечества народов. Не Татары выучили наших предков стеснять женскую свободу и человечество в холопском состоянии, торговать людьми, брать законные взятки в судах (что некоторые называют Азиатским обыкновением): мы все то видели у Славян и Россиян гораздо прежде. В языке нашем довольно слов Восточных: но их находим и в других Славянских наречиях; а некоторые особенные могли быть заимствованы нами от Козаров, Печенегов, Ясов, Половцев, даже от Сарматов и Скифов: напрасно считают оные Татарскими, коих едва ли отыщется 40 или 50 в словаре Российском. Новые понятия, новые вещи требуют новых слов: что народ гражданский мог узнать от кочующего?