Они переночевали и с восходом солнца вновь тронулись в путь. Их зонтики ярко белели, оживляя унылый горный пейзаж. Тут были только Голые скалы да галечник; ничего не росло, кроме лишайника; кругом было абсолютно сухо. Так могла бы выглядеть поверхность Луны.
Они поднимались, пока не достигли первого снега, лежавшего в длинном темном разломе на склоне горы. Они были в трех тысячах футов от вершины, как раз под ледяной шапкой, венчающей Большой Арарат. Именно здесь теплый воздух с долины превращался в пар, который украшал юру волшебным ореолом. Небо над ними обрело светло-зеленый оттенок, его голубизна почти сошла на нет. Мисс Лоуган было очень холодно.
Они наполнили свои бутылочки снегом и передали их на сохранение курду. Позже мисс Лоуган пыталась снова вызвать в памяти уверенную осанку и странную безмятежность на лице своей нанимательницы в начале спуска; оно излучало удовлетворение, граничащее с самодовольством. Они прошли не более нескольких сот ярдов — проводник впереди, мисс Лоуган замыкающей, и пересекали каменистую осыпь, что было скорей утомительно, нежели рискованно, когда мисс Фергюссон споткнулась. Она упала вперед и вбок и, прежде чем курд успел помешать ее продвижению, съехала ярдов на десять вниз по склону. Первой реакцией мисс Лоуган было удивление, ибо ей почудилось, что мисс Фергюссон потеряла опору на маленьком выступе сплошной скалы, не представлявшем никакой опасности.
Когда они подошли к ней, она улыбалась, явно не расстроенная видом крови. Мисс Лоуган не могла позволить курду перевязывать мисс Фергюссон; она взяла лоскуты, оторванные им для этой цели от своей рубашки, но настояла на том, чтобы он отвернулся. Через полчаса или около того они продолжили спуск; мисс Фергюссон опиралась на руку проводника с непонятной беспечностью, словно на прогулке по какому-нибудь собору или зоологическому саду.
За остаток этого дня они преодолели небольшое расстояние, так как мисс Фергюссон нуждалась в частом отдыхе. Мисс Лоуган прикинула, сколько еще добираться до лошадей, и была удручена результатом оценки. К ночи они достигли двух небольших пещер, которые мисс Фергюссон уподобила отпечаткам Богова большого пальца. Курд, осторожно принюхиваясь, вступил в одну из них; затем, убедившись, что она свободна от диких зверей, пригласил войти женщин. Мисс Лоуган приготовила ложа и дала своей спутнице немного опиума; проводник, сделав какие-то загадочные жесты, исчез. Он вернулся час спустя с несколькими чахлыми кустиками, которые ему удалось выломать из скал. Он развел костер; мисс Фергюссон легла, выпила воды и заснула.
Проснувшись, она заявила, что чувствует слабость; руки и ноги плохо слушались ее. Она не ощущала ни прилива сил, ни голода. Этот день они провели в пещере, надеясь, что к следующему утру состояние мисс Фергюссон улучшится. Мисс Лоуган стала размышлять о переменах, происшедших с ее нанимательницей по прибытии на гору. Целью их паломничества было вымолить прощение для полковника Фергюссона. Однако до сих пор Аманда Фергюссон ни разу не молилась; она словно все еще спорила со своим отцом; вместе с тем Бог, чей образ создавался на основе ее речей, явно не походил на Бога, который мог бы легко простить полковнику его упрямое нежелание узреть истинный свет. Значит, мисс Фергюссон уверилась или, по меньшей мере, склонилась к мнению, что душа ее отца уже погибла, что она отвергнута, проклята? Этим ли все объясняется?
Вечером мисс Фергюссон попросила компаньонку покинуть пещеру, чтобы она могла переговорить с курдом наедине. Необходимости в этом не было, ибо мисс Лоуган не понимала ни слова из той турецкой, или русской, или курдской, или какой там еще тарабарщины, которая служила ее спутникам средством общения; однако она сделала, как ей было велено. Она постояла снаружи, глядя на кремовую луну и боясь только, как бы в ее волосах не запуталась летучая мышь.
— Положите меня так, чтобы я могла видеть луну. — Они подняли ее осторожно, словно она была старухой, и перенесли поближе ко входу в пещеру. — Вы отправляйтесь завтра с рассветом. Вернетесь или нет, неважно. — Мисс Лоуган кивнула. Она не спорила, потому что понимала бесперспективность спора; не плакала, потому что за слезы ее отчитали бы. — Я буду вспоминать Святое Писание и предамся Божьей воле. На этой горе Божья воля явлена как нигде. Я не знаю лучшего места, откуда Он мог бы взять меня к себе.
Этой ночью мисс Лоуган и курд дежурили около нее по очереди. Луна, уже почти полная, заливала своим светом полпещеры, где лежала Аманда Фергюссон.
— Отец захотел бы еще музыки в придачу, — как-то заметила она. Мисс Лоуган улыбнулась в ответ, и это рассердило ее компаньонку. — Вы же не можете знать, о чем я говорю. — Мисс Лоуган согласилась вторично.
Стояла тишь. Было холодно и сухо; от кострища тянуло гарью.
— Он считал, что картины должны двигаться. С огнями, музыкой и патентованными печами. Он видел в этом будущее. — Мисс Лоуган, осведомленная немногим больше, чем прежде, ради безопасности хранила молчание. — Но будущее не в этом. Посмотрите на луну. Луне не нужны музыка и цветные огни.
Мисс Лоуган выиграла один маленький, последний спор — скорее благодаря активным действиям, чем при помощи слов, — и обе бутылочки с талым снегом были оставлены мисс Фергюссон. Она согласилась взять также пару лимонов. На рассвете проводник и мисс Лоуган с пистолетом, перекочевавшим теперь на ее пояс, отправились вниз по склону. Мисс Лоуган была настроена решительно, но пока не знала, как лучше поступить. Она, например, подумала, что если крестьяне из Аргури не хотели подниматься на гору до землетрясения, то уцелевшие едва ли пожелают отправиться туда сейчас. Возможно, ей придется искать помощи в более отдаленном селении.
Лошадей не было. Курд издал долгий горловой звук, принятый ею за выражение досады. Дерево, к которому они их привязали, стояло на месте, но лошади исчезли. Мисс Лоуган представила себе, какая паника охватила животных, когда земля заходила под ними ходуном; наверное, они сорвались с привязи и как бешеные помчались вниз с горы, волоча за собою путы. Позже, бредя вслед за проводником к поселку Аргури, она додумалась и до другого объяснения: лошадей могли украсть дружелюбные номады, встреченные ими в то первое утро.
Монастырь Святого Иакова выглядел полностью разрушенным, и они миновали его без остановки. Недалеко от развалин Аргури курд знаками попросил мисс Лоуган подождать, пока он осмотрит поселок. Двадцать минут спустя он вернулся, качая головой, — все было ясно. Когда они обходили руины стороной, мисс Лоуган не могла не заметить, что землетрясение погубило всех жителей, оставив нетронутыми те самые виноградники, которые, если верить мисс Фергюссон, и послужили орудием соблазна, навлекшего на людей кару.
Первого населенного пункта они достигли только через два дня. Это была деревня среди холмов к юго-западу от горы; там курд привел ее в дом священника-армянина, сносно говорившего по-французски. Она объяснила ему, что нужно немедленно собрать отряд спасателей и вернуться на Большой Арарат. Священник отвечал, что ее проводник, без сомнения, как раз занят сейчас поиском людей, способных отправиться на выручку. Его поведение показалось мисс Лоуган странноватым; видимо, он не совсем поверил ее рассказу о том, что они одолели большую часть пути к вершине Массиса, о чьей неприступности хорошо знали как крестьяне, так и святые.
Весь день она ждала возвращения курда, но так и не дождалась его; на следующее же утро в ответ на ее расспросы ей сказали, что он покинул поселок сразу же, как только вышел от священника. Мисс Лоуган была огорчена и разгневана поступком этого Иуды, о чем и не преминула в сильных выражениях сообщить приютившему ее армянину; священник кивнул и предложил помолиться за мисс Фергюссон. Мисс Лоуган не стала возражать, хотя эффективность простой, незамысловатой молитвы в краях, где приносят в жертву собственные зубы, внушала ей серьезные сомнения.
Лишь несколько недель спустя, задыхаясь в каюте грязного пароходика, идущего из Трапезунда, она припомнила, что в течение всего их совместного путешествия курд был почтительным и аккуратным исполнителем указаний мисс Фергюссон; к тому же для нее так и осталось неизвестным, что произошло между ними в тот последний вечер в пещере. Возможно, мисс Фергюссон велела доставить свою компаньонку в безопасное место, а затем покинуть ее.
