А второе пробуждение было совсем уж неожиданным: я едва не скатилась с койки, несмотря на бортик, уже в процессе падения успев судорожно зацепиться за лежанку. Так что финишировала я довольно мягко, пусть и на полу, но сидя и держась за кровать; правда, всё равно едва не скатилась к противоположной стене. В ужасе обнаружила, что это не я сильно ворочалась во сне, а пол задрался градусов на тридцать. Когда сообразила, что это не конец света, а я по-прежнему нахожусь на корабле, испугалась, пожалуй, ещё сильнее, решив, что мы тонем. Путаясь в одеяле, кинулась к иллюминатору, держась за доступные выступающие части обстановки и упираясь ногой в шкаф. За висящими под хорошим углом к окну занавесками обнаружилось только небо; моря в обозримом пространстве не наблюдалось.

Правда, пока я металась и паниковала, угол наклона пола быстро нормализовался, да и море вернулось. Вместе с привычным положением горизонтали ко мне вернулась и способность трезво мыслить; дошло, что никуда мы не тонем, просто по какой-то причине выполнили очень крутой поворот. Паника хоть и отпустила, но не до конца. Не просто же так Рем подобные виражи закладывает, наверняка что-то случилось.

Торопливо одевшись, я вывалилась в коридор. Как раз вовремя: пол опять начал наклоняться, но уже в противоположную сторону. Хватаясь руками буквально за воздух и едва не стуча головой об стену, я добралась до лестницы. С удовольствием вцепившись в перила (наконец-то достаточно стабильная опора, приспособленная для того, чтобы держаться!), я выбралась на палубу.

— А-а-а, карр-р-рамба! — шарахнуло меня снаружи звуковой волной, после чего окатило некоторым количеством умопомрачительно холодной воды. Я отметила, что идёт дождь; даже, скорее, ливень. Волны вздымались и опадали с обеих сторон корабля; они были довольно высокие, но уворачивались мы явно не от них! И вообще, откуда тут это слово из моего мира?

Впрочем, ответ я узнала быстро. На фальшборте, ограждающем верхнюю палубу, балансировал Серёга. Воспользовавшись в кои-то веки необычно устроенными ногами по прямому назначению, он вцепился в перила, помогая себе крыльями, и отмахивался мечом от наседающих со всех сторон непонятных чёрных летучих тварей размером со среднюю собаку. Надо полагать, ругался именно он.

Вцепившись в косяк, я наблюдала за носящимися туда-сюда эльфами с оружием; далеко не все чёрные твари отвлекались на внушительную заметную фигуру историка, и занятий хватало для каждого, способного держать оружие в руках. Удовольствия участникам представления добавляли и резкие виражи.

Непонятно, каким чудом не попавшись под руку кому-то из команды, под когти тварей и не сорвавшись, по ходящей ходуном наклонной мокрой поверхности палубы я добралась до следующей лестницы. Немного перевела дух, вцепившись в холодное дерево, и полезла наверх. Одно непонятно: за каким лешим?

Тут же стала понятна причина рваной траектории движения: Рем, одной рукой держащий штурвал, отвлекался на пикирующих на него тварей.

— Вася, сюда! — рявкнул эльф, не оборачиваясь. Я послушно ринулась на зов, врезавшись в спину мужчины. Не оборачиваясь, он пронзительно свистнул; от этого звука даже у меня уши заложило, а чёрных тварей, похожих на обезьян-мутантов, буквально снесло. Рем развернулся, придерживая штурвал правой рукой, в которой был зажат длинный прямой меч, а левой дёрнул меня к себе, буквально влепив в этот самый штурвал. — Держи!

— Но я…

— Держи, всё потом!

Я вцепилась в деревянные ручки как утопающий в соломину; и провалилась в сознание корабля. Быстро, без настройки, с открытыми глазами; как будто Элу с нетерпением ждала моего появления и сама с не меньшим отчаяньем вцепилась в меня.

Я почувствовала панический страх корабля. И поняла, что летучие твари — это сущие мелочи, а настоящая проблема в другом.

Нас загоняли. Три стремительных чёрные тени, скользящие под самой поверхностью воды. Подводные лодки?!

Я-человек недоумевала, а я-корабль — не понимала, что такое подводные лодки, просто знала, что те чёрные тени — это смерть.

Мы шли в пределах широкого фарватера, слева чуялись мели, справа, со стороны синей полосы берега, тянулись шхеры и широкая россыпь мелких скалистых островов. И тени были быстрее, чем летящая на всех парусах айтананаэо.

«Мне страшно!» — не оформленная в крик эмоция корабля.

А, может, рискнём? — вдруг мелькнула шальная мысль.

Мгновение понадобилось, чтобы мы поняли друг друга. Страх меня-корабля сменился восторженным предвкушением, а неуверенность и растерянность меня-человека — незнакомым доселе охотничьим азартом.

Заложив красивую плавную дугу, мы повернули к берегу — благо, он был недалеко. И, промчавшись под самым носом одного из преследователей, разминувшись на считанные метры, проскочили впритирку между двух скал. А дальше началось невообразимое.

Мы петляли среди рифов на огромной скорости. Были моменты, когда корабль разворачивался практически на месте, гася скорость и инерцию невероятным напряжением всех сил. Мачты скрипели и прогибались, паруса с резкими хлопками открывались и складывались, и меня-корабль пронзало болью до самого киля, а вместе с тем — и меня-человека. Где-то слышались чьи-то крики, ощущалось чужое присутствие, но всё это проскальзывало на самой границе сознания. Всё внимание было сосредоточено на отчаянной, сумасшедшей гонке наперегонки со смертью.

Элу действительно была большой умницей. Очень опытной и очень талантливой; я оценила это в полной мере. Ей не хватало только капли уверенности, тепла рук на штурвале и открытого человеческого разума, способного раскинуться сетью ощущений на десятки метров вокруг. Как у меня это получилось, я потом так и не поняла. Было предположение, что виной всему непонятная природа дракона, тот короткий полёт из центра бури, что-то резко и без сожалений перевернувший внутри, но кто сможет ответить, правдиво ли оно?

И преследователи оставили нас.

Две чёрных тени столкнулись между собой и исчезли, а в дыру, образовавшуюся на месте их встречи, хлынули потоки воды. Воронка схлопнулась за пару мгновений, пыхнув напоследок высоким фонтаном брызг. Третья же испарилась, будто её никогда и не было.

Быстро погасив скорость, мы остановились посреди внушительных размеров проплешины между россыпями островов. Я-корабль, сонно покачиваясь на волнах, чувствовала себя счастливой и гордой, а я-человек, бездумно глядящая пустыми глазами вперёд, — опустошённой, выжатой и… тоже счастливой? Это было ощущение, похожее на перекатывающую в мышцах на следующий день после чрезмерной нагрузки боль: ноющую, усталую, но очень приятную. Или ощущение морального удовлетворения от хорошо выполненной трудной работы.

— Раани, просыпайся, — мягкий вкрадчивый голос осторожно и безболезненно разделил слившиеся сущности. Я проморгалась, избавляясь от непонятных разводов перед глазами, и попыталась сообразить, где нахожусь и что происходит.

Судорожно стиснутые побелевшие ладони всё ещё сжимают штурвал. Поперёк туловища обхватывают чужие крепкие руки; своих ног я не чувствую совсем. По телу волнами растекается чудовищная слабость.

— Стерх, помоги, она, кажется, очнулась, — продолжил тот же голос, принадлежавший, как я уже сообразила, эльфу. В поле зрения появился бывший бог; он осторожно разжал мои сведённые судорогой ладони, бережно забрал вялую тушку из рук эльфа.

— Как же ты меня напугала! — выдохнул он, прижимая меня к себе и удерживая при этом на весу. Потом, будто опомнившись, подхватил на руки, удобно устроив головой на своём плече. Я, наконец, очнулась настолько, чтобы обрести способность двигать головой и более-менее связно думать.

— Не только тебя, — нервно хмыкнул Серж. Как оказалось, сейчас на капитанском мостике присутствовали все наши.

— Как ты себя чувствуешь, эони? — весело поинтересовался Рем, искоса глядя на меня и придерживая одной рукой штурвал. Корабль медленно и осторожно крался к фарватеру, не чета предыдущей гонке. В общем-то, теперь спешить было некуда.