— А что такое физика частиц? — спросил Никт. Скарлетт пожала плечами:
— Ну, есть атомы — это такие маленькие штучки, которые нельзя увидеть. Мы из них состоим. И есть другие штучки, ещё меньше атомов. Это физика частиц.
Никт кивнул, он решил, что отец Скарлетт занимается чем-то воображаемым.
Каждый будний день после обеда друзья вместе гуляли по кладбищу, водили пальцами по надписям, иногда переписывали эпитафии. Никт сообщал Скарлетт всё, что знал про обитателей этой могилы, мавзолея или гробницы, а она рассказывала о том, что прочитала или услышала, или просто о большом мире: об автомобилях, автобусах, телевидении и самолётах (Никт видел их высоко в небе, но думал, что это такие шумные серебристые птицы, и не очень ими интересовался). Зато Никт мог рассказать о том времени, когда люди в могилах были живыми: например, как Себастиан Ридер ездил в "Лондонтаун и видел королеву — толстую тётку, которая сердито глазела на всех из-под меховой шапки и не понимала ни слова по-английски. Себастиан Ридер не помнил, как звали королеву, но сказал, что вроде бы долго она не правила.
— Когда это было? — спросила Скарлетт.
— На его могиле написано, что он умер в тысяча пятьсот восемьдесят третьем. Значит, ещё раньше.
— А кто на кладбище самый старый?
Никт нахмурился.
— Наверное, Гай Помпей. Он приехал сюда через сто лет после первой высадки римлян. Он мне рассказывал. Ему ещё дороги понравились.
— Значит, он самый старый?
— Наверное.
— А давай сделаем себе домик в этом большом каменном доме?
— Ты не сможешь туда зайти. Он закрыт. Они все заперты.
— А ты можешь?
— Конечно.
— А почему я не могу?
— Ну, я гражданин этого кладбища. И много где могу проходить.
— Я хочу поиграть в большом каменном доме.
— Тебе нельзя.
— Ты просто жадный и меня не пускаешь.
— Неправда.
— Жадина!
— Не-а.
Скарлетт засунула руки в карманы куртки и ушла не попрощавшись. В глубине души она знала, что несправедлива к Никту, и от этого злилась ещё больше.
За ужином она спросила родителей, жили ли здесь люди раньше римлян.
— Откуда ты узнала про римлян? — удивился отец.
— Все знают, — презрительно отмахнулась Скарлетт.
— Так жил тут кто-нибудь?
— Кельты, — ответила мать. — Они поселились здесь раньше, а римляне их завоевали.
На скамейке у старой часовни Никт вёл почти такой же разговор.
— Самый старый? — переспросил Сайлес — Откровенно говоря, не знаю. Из тех, с кем я знаком, самый старый на кладбище — Гай Помпей. Но тут жили и до римлян. Много разных и древних племён. Как твоя азбука?
— Хорошо. Кажется. А когда я научусь писать буквы вместе?
Сайлес помолчал.
— Не сомневаюсь, — произнёс он наконец, — что среди многочисленных погребённых здесь талантов найдутся учителя. Я наведу справки.
У Никта перехватило дух: скоро он сможет прочитать всё что угодно: любую книгу, любую историю!
Когда Сайлес покинул кладбище, отправившись по своим делам, Никт направился к иве у старой часовни и позвал Гая Помпея.
Старый римлянин восстал из могилы и зевнул.
— А-а! Живой мальчик! Как поживаешь, мальчик?
— Очень хорошо, сэр.
— Вот и славно. Рад слышать.
В лунном свете волосы старого римлянина казались белыми. Под тогой, в которой его похоронили, были толстые шерстяные гетры и телогрейка: он жил в холодной стране на краю мира; холоднее её разве что Каледония, где люди больше походят на зверей и кутаются в рыжие шкуры. Даже Риму их земли без надобности. Вскоре этих дикарей отгородят большой стеной, и пусть сидят себе в своей вечной мерзлоте.
— Вы самый старший? — спросил Никт.
— На кладбище? Да, я.
— То есть вас здесь первым похоронили?
Гай Помпей замялся.
— Почти… До кельтов на острове жили другие люди. Один из них погребён здесь.
— Ага… — Никт подумал. — Где?
Гай указал на макушку холма.
— Наверху! — решил мальчик.
Гай покачал головой.
— А где тогда? — не понял Никт.
Старый римлянин взъерошил мальчику волосы.
— В холме. Внутри. Сначала товарищи принесли сюда меня. За мной последовали местные чиновники, а затем мимы в восковых масках, которые изображали мою супругу, умершую от лихорадки в Камулодунуме, и отца, убитого на границе с Галлией. Три сотни лет спустя один крестьянин искал новое пастбище для овец и наткнулся на валун, закрывавший вход. Он откатил его и спустился в Подземелье холма, надеясь найти клад. Через некоторое время крестьянин вышел, а его чёрные волосы оказались белыми, как мои…
— Что он там увидел?
Гай, помолчав, сказал:
— Он не рассказывал. Но больше сюда не вернулся. Валун поставили на место и со временем о происшествии забыли. Потом, двести лет назад, когда строили склеп Фробишеров, ход отыскался снова. Юноша, который его обнаружил, решил, что найдёт там сокровища, и никому ничего не рассказал, Он задвинул ход гробом Эфраима Петтифера и однажды ночью спустился под землю, думая, что никто его не увидит.
— А когда он вылез, у него тоже волосы были белые?
— Он остался там.
— Как это?.. А-а… Кто же в холме похоронен? Гай покачал головой.
— Не знаю, юный Оуэнс Но я ощущал его присутствие, когда кладбище было пустым. В глубине холма что-то затаилось и ждало.
— Ждало чего?
— Я ощущал лишь само ожидание, — отвечал Гай Помпей.
Скарлетт пришла на кладбище, обнимая толстую книжку с картинками, и села рядом с мамой на зелёную скамейку у ворот. Мать листала какое-то наглядное пособие, а девочка читала книжку, грелась в лучах весеннего солнца и изо всех сил старалась не видеть мальчика, который сначала махал ей из-за увитого плющом памятника, а потом, когда она решительно отвела глаза, выскочил — совсем как чёртик из коробочки — из-за могильного камня некоего Дзёдзи Г. Сёдзи (?—1921, «…был странником, и вы приняли Меня»). Мальчик лихорадочно махал Скарлетт рукой. Она делала вид, будто ничего не замечает.
Наконец Скарлетт положила книжку на скамейку.
— Мама, я пойду погуляю.
— Не сходи с дорожки, милая!
Скарлетт не сходила с дорожки до тех пор, пока не повернула за угол и не увидела Никта.
Она скорчила рожицу:
— А я кое-что узнала!
— Я тоже.
— До римлян тут были люди. Давным-давно! Они жили, то есть лежали под землёй прямо в холме, вместе с сокровищами. Эти холмы так и называют — могильники.
— Ага, вот оно что! Теперь понятно. Хочешь посмотреть такую могилу?
— Прямо сейчас? — Скарлетт засомневалась. — Ты знаешь, где она? И вообще, я не могу проходить везде, как ты. — Она видела, как он тенью проскальзывает сквозь стены.
В ответ Никт показал массивный ржавый ключ.
— Я нашёл его в часовне! Он должен отпереть почти все двери. Старые замки часто делали одинаковыми, чтобы было меньше мороки.
Она вскарабкалась по склону и встала рядом.
— Правда?
Он кивнул. В уголках его рта пряталась довольная улыбка.
— Пошли!
Стоял чудный весенний день. Воздух трепетал от птичьих трелей и пчелиного гудения. На ветерке приплясывали нарциссы и ранние тюльпаны. В зелёной траве ярко горели горсточки незабудок и жёлтые кисти первоцветов.
Дети поднялись по склону к мавзолею Фробишеров.
Это был обычный старый склеп — заброшенный каменный дом с металлической решёткой вместо двери. Никт открыл замок своим ключом.
— Там должна быть дырка. Или дверь. За одним из гробов.
Ход, и вправду похожий на дыру, обнаружился за гробом, в самом низу.
— Нам сюда, — сказал Никт. — Полезли.
Приключение нравилось Скарлетт всё меньше и меньше.
— Там ничего не видно. Темно!
— Мне не нужен свет, — возразил Никт, — пока я на кладбище.
— А мне нужен!
Никт подумал, что, бы такое ободряющее сказать. Может, «там нет ничего страшного» — Но если люди выходят оттуда седыми или не выходят вообще, значит, говорить такое с чистой совестью нельзя.