После обеда тетя отослала Алису спать, и Росита подала коньяк, к которому я не притронулся. Конечно, я мог говорить и казался нормальным всем, кроме Линды, но все, чего я хотел — это лечь спать.

Потом девочка позвала из комнаты: «Мистер Бенедикт, мистер Бенедикт», несколько раз, очень тихо. Миссис де Пейсер сказала: «Вот видите! Вы ей понравились», и я ответил, что с удовольствием пожелаю девочке доброй ночи, но Линда меня опередила. Она сказала: «Дорогой, ты слишком устал. Я схожу». — «Нет, — возразила миссис де Пейсер. — Девочка просила его». Но Линда уже скрылась за дверью.

И уже через секунду я узнал, что случилось что-то страшное.

Потому что оттуда не доносилось никаких звуков. Это была самая оглушительная, тишина, какую я слышал в жизни. Миссис де Пейсер просто сидела и смотрела на меня, и тогда я встал и пошел к комнате.

На полпути я услышал крики Линды. Ужасные крики, совершенно дикие. Я ворвался в комнату, и сразу разбилось стекло. Линда впечаталась в окно, вся в хрустале осколков, и через миг исчезла. Какое-то время я не мог двинуться и стоял на пороге, глядя на девочку. Она сжалась на кровати, и долю секунды мне казалось, что она улыбается мне.

Потом я подбежал к окну. Алиса позади начала всхлипывать. Линда лежала внизу, мертвая. Вокруг нее уже собрались постояльцы, вышедшие из столовой. Кое-кто из них подняли головы и увидели меня в разбитом окне. Одна женщина закричала.

— Она подумала, что это ты ее толкнул, — сказал Отто.

— Да. Она потом сильно напортила мне с полицией. Я мог провести остаток жизни в испанской тюрьме.

— А эти, миссис де Пейсер с девочкой, разве не объяснили, в чем дело?

— Они уехали. Они сняли номер до следующей недели, но когда меня вызвали в полицию, они собрали вещи и уехали.

— А полиция их не искала?

— Не знаю. Я их никогда больше не видел. И скажу тебе одну странную вещь, Льюис. Миссис де Пейсер расплачивалась по карточке «Америкэн экспресс», когда уезжала. Сказала клерку, что очень сожалеет, но не может оставаться после такого шока. А через месяц мы узнали, что карточка недействительна. Настоящая миссис де Пейсер умерла, и компания вовсе не собиралась оплачивать ее долги. — Льюис засмеялся. Бревно в костре затрещало, рассыпавшись искрами по снегу. — Ну и что ты об этом думаешь?

— Я думаю, что это чисто американская история. Нужно было спросить девочку, что случилось.

— Я спросил! Я схватил ее за руку и стал трясти, но она только плакала. А потом я уже не мог с ней говорить. Отто, почему ты говоришь, что это чисто американская история?

— Потому что в этой истории все ненастоящее. Даже кредитная карточка. И это, мой друг, echt Amerikanisch.

— Ну, не знаю. Отто, мне нужно немного прогуляться. Всего несколько минут.

— Ружье не возьмешь?

— Нет. Я не собираюсь никого убивать.

— Тогда возьми Флосси.

— Ладно. Пошли Флосси.

Собака вскочила, и Льюис, обуреваемый чувствами, которые больше не мог скрывать, направился вниз по склону, в лес.

Питер Берне уронил вазу; его чуть не стошнило от отвратительного запаха. Он услышал мерзкое хихиканье и почувствовал, что его рука уже похолодела под невидимыми пальцами. Он повернулся и увидел, что его держит мальчик, сидевший на могильной плите у собора. Он улыбался той же идиотской улыбкой, глаза его отливали золотом.

Питер ударил его свободной рукой, ожидая, что он рассеется в воздухе, как двойник Джима Харди, но вместо этого мальчик увернулся и пнул его под коленки. Питер рухнул на пол.

— Подними ему голову, брат, — сказал человек.

Мальчик нагнулся к Питеру, обхватил его голову ледяными ладонями и с силой поднял ее вверх. Зловоние усилилось.

— Убирайся! — вскрикнул Питер, но руки лишь сильнее сдавили ему голову. Его череп как будто вдавливался внутрь.

Глаза его матери были закрыты. Она уже не двигалась.

— Ты убил ее, подонок, — прохрипел Питер. — Нет, она еще жива. Просто без сознания. Она нужна нам живой, правда, Фенни?

— Ты ее задушил, — давление рук мальчика несколько ослабло, но было по-прежнему крепким.

— Но не до смерти, — сказал человек, делая упор на последнее слово. — Я могу еще немного сдавить ее бедное маленькое горлышко. Правда, у нее красивая шейка, Питер?

Он поднял Кристину Берне одной рукой, как будто она весила не больше кошки. У нее на шее багровели громадные синяки.

— Ты сделал ей больно!

— Боюсь, что да. — Я хотел бы проделать то же и с тобой, мой юный любознательный друг. Но наша благодетельница, в дом которой вы с приятелем так нагло вломились, хочет заняться тобой сама. Однако в настоящее время она занята более важным делом. У нее какие-то планы насчет тебя и твоих старших товарищей, но тебе вовсе не обязательное них знать, не так ли, мой дебильный брат?

Мальчик хрюкнул и сильнее сдавил шею Питера.

— Кто ты?

— Я — это ты, Питер, — ответил человек. Одной рукой он все еще держал его мать. — Правда, хороший ответ? Конечно, это не вся правда. Человек по имени Гарольд Симе, знакомый твоих старших друзей, сказал бы, что я Маниту. Дон Вандерли сказал бы, что меня зовут Грегори Бентон и что я из Нового Орлеана. Я в самом деле провел там несколько месяцев, но я не оттуда. Я родился под именем Грегори Бэйта и был известен под ним до самой смерти в 3 году. К счастью я заключил соглашение с очаровательной женщиной, Флоренс де Пейсер, которая снабдила меня кое-какой защитой от смерти — я ведь вовсе не хотел умирать. А чего ты боишься, Питер? Ты веришь в оборотней? Или в вампиров?

Голос его проникал прямо в мозг Питера, усыпляя его, и он не сразу понял, что это вопрос.

— Нет, — прошептал он.

(«Врешь», — сказал голос у него в голове).

Да, он врал, он знал, что человек, держащий за горло его мать, — не человек, это сверхъестественное создание, единственной целью которого было убивать, сеять страх и разрушение; знал, что он питается болью и смертью, что в нем нет ничего человеческого, кроме обличья. Он знал и то, что за этим существом стоит кто-то еще, чья-то злая и мощная воля, для которой оно не более чем сторожевой пес. Все это он понял в какую-то долю секунды. В следующую секунду он понял и другое: все это зло несет в себе окончательную гибель, мрак без просвета.