Стрингер, откинув голову, рассмеялся, и ручеек крови вылился из его рта.

— Я до сих пор не могу в это поверить, приятель. Ты видел когда-нибудь змею с отрезанной головой? Как она извивается в пыли, а ее голова рядом еще высовывает язык? Бр-р, от таких вещей можно и вправду свихнуться, — он заговорил громче, у его рта пузырилась кровавая пена. — С тех пор у меня все смешалось в голове. Помнишь, в 0-м меня разбил паралич и ты кормил меня детским питанием с ложечки? Какая же это была гадость!

— Это был не ты. Это был мой отец.

— Ну а что я тебе говорю? Все смешалось, и я уже не знаю, чья на мне голова, — Стрингер улыбнулся окровавленным ртом. — Слушай, возьми эту бедную псину и брось в болото, ладно?

— Да, сейчас они заедут за мной. Они взяли машину Уоррена Скэйлса. Его жена беременна.

— Жена этого католика меня абсолютно не интересует, — сказал отец. — Речь о тебе, Льюис. Год в колледже тебя испортили. Весь наш век проклят, Льюис, и перед нашими детьми темнота. А ведь когда-то эта страна была раем. Раем!

Везде поля до самого горизонта, полные даров Господа. Когда я был молод, Всевышний смотрел на меня отовсюду. Я видел его в солнце и в ненастье, и читал Писание в узорах паутины. А теперь мы сами, как пауки, жалкие твари, танцующие в огне, — он посмотрел на воображаемый огонь, лижущий ему колени. — А все началось с железных дорог, Льюис. Они принесли деньги недостойным людям, которые честным трудом не заработали бы и двух долларов. А теперь на страну надвигается финансовый крах, — он смотрел на Льюиса ясными глазами Сирса Джеймса.

— Я закопаю ее в розарии, я обещаю. Как только они пригонят машину.

— Машину, — выговорил отец с отвращением. — Ты никогда не слушаешь меня, Льюис. Ты меня ненавидишь.

— Я слишком намучился с тобой во время твоего паралича.

— На то Господня воля, сын.

Отец повернулся к нему спиной.

— До свидания, отец.

Отец, не оборачиваясь, сказал:

— Ты никогда меня не слушал. Но придет время, сын, и ты пожалеешь. Ты думаешь, что красивое лицо — это все, что нужно для счастья? Твой дядя Лео тоже был красавчик, но в двадцать пять лет он сунул руку в печь и держал ее там, пока она не превратилась в головешку.

Льюис вышел в столовую. Там стояла обнаженная Линда, улыбаясь ему кровавыми губами.

— Твой дядя Лео был просто чокнутый, — сказала она, ее глаза сверкали. — Он читал Писание в узорах паутины, можешь себе представить?

Она медленно пошла к нему, припадая на сломанную ногу.

— Ты не собираешься бросить меня в болото, Льюис? Ты можешь прочитать Писание в этом болоте?

— Это все? — спросил Льюис. — Конец?

— Да, — она подошла достаточно близко, чтобы он почуял исходящий от нее запах смерти.

Льюис прижался к стене.

— Скажи, что ты видел в спальне той девочки?

— Я видела тебя. Таким, каким ты должен быть. Таким, каким ты сейчас будешь.

Пока Питер прятался в подлеске, он был в безопасности. Густая хвоя заслоняла его от дороги.

С другой стороны поднималась стена деревьев, похожих на те, что росли возле дома Льюиса. Питер стал пробираться к ним, чтобы скрыться от «свидетеля Иеговы», машина которого по-прежнему стояла на шоссе. Питер пробирался от одного дерева к другому, и машина медленно ехала за ним, как акула за приманкой.

Питер огляделся вокруг и увидел, что недалеко, примерно в миле от дома Льюиса, лежит голое доле, перерытое при строительстве дорог и бензоколонок — граница Милберна. Там человеку в машине ничего не стоит увидеть его и догнать.

«Вернись, сынок».

«Свидетель» продолжал взывать к нему, надеясь выманить из укрытия. Питер старался отогнать от себя назойливый шепот, забираясь поглубже в лес. Может, ему удастся уйти подальше и избавиться от этого голоса в своем мозгу.

«Вернись, сынок. Я отвезу тебя к ней».

Питер бежал, петляя между деревьев, пока не наткнулся на серебристую проволочную ограду, за которой расстилалось пустое снежное поле. Машину «свидетеля» не было видно. Питер огляделся, но за деревьями не смог разглядеть дороги. Он знал, что в этом поле, если его заметят, он будет беспомощным. «Свидетель» схватит его и отвезет к тому существу, на Монтгомери-стрит.

«Она интересуется тобой, Питер».

Еще один далекий, отчаянный призыв.

"Она даст тебе все, что хочешь.

Все, что ты хочешь.

Все, что ты хочешь".

Синий автомобиль опять появился в поле его зрения, остановившись на краю дороги. Питер быстро отступил назад в лес. Человек вышел из машины и встал рядом в позе терпеливого ожидания, глядя в сторону Питера.

«Вернись, мы отдадим тебе твою мать».

Да. Отдадут. Она будет такой же, как Джим Харди и Фредди Робинсон, со стеклянными пустыми глазами и чужим механическим голосом.

Питер сел на землю, пытаясь вспомнить, есть ли поблизости другие дороги, идущие в Милберн. Он хорошо изучил округу во время их ночных поездок с Джимом.

Но вид терпеливого человека у машины не давал ему сосредоточиться. Он не мог вспомнить, что находится за лесом — ферма? Нужная информация вытеснялась в его мозгу образами темных домов, где за плотно закрытыми шторами таятся неведомые существа. Но что бы там ни было за лесом, нужно было идти именно туда.

Питер осторожно встал, отошел от опушки и потом пустился бежать. Скоро он вспомнил, куда направляется: к старой, давно заброшенной дороге из Милберна в Бингемтон. Из разбросанных на ней мотелей и магазинчиков остался только овощной магазин «Лавр», где его мать обычно покупала фрукты.

Если он верно определил расстояние, то он выйдет к магазину через двадцать минут. Оттуда до города уже рукой подать.

За пятнадцать минут он промочил ноги и разорвал куртку о сучья, но подошел близко к старой дороге. Лес заметно поредел.

Скоро он вышел к дороге, все еще не уверенный, находится магазин справа или слева от нее. Но он надеялся найти его по обилию людей и машин.

«Теряешь время, Питер, Разве ты не хочешь увидеть свою мать?»

Он застонал, чувствуя вторжение в свой мозг голоса «свидетеля». Синий автомобиль стоял на дороге, и Питер мог разглядеть внутри силуэт «свидетеля», ждущего, когда он покажется.