– Можно, – так же тихо ответил врач. – Я потом объясню вам, как. Кстати, в тридцати километрах от “трёшки” находится большой и красивый город Москва, столица нашей Родины. От души советую посетить. Не пожалеете.

– Что ж, – сказал Лин. – Мы учтём. Спасибо, что сказали.

– Теперь – о вас, – Эдуард Гершелевич немного повысил голос. – Про тебя, Лин, я могу сказать, что ты в принципе здоров. Конечно, если вычесть побои, переутомление и голод. – Лин усмехнулся, а врач продолжил. – Единственный совет, который я могу тебе дать – лежи. Пока есть такая возможность. И ешь. Вас пока не кормили?

– Нет, – сказал Лин. – Сказали – слишком много чести…

– Я распоряжусь, – ответил врач. – С тобой, Пятый, дело пока что обстоит хуже, но, думаю, всё будет в порядке. Ещё четыре дня поколем тебе лекарство и посмотрим, что получится. Пока – лежать, много пить, поменьше разговаривать. Лучше всего – спи. Как ты сейчас себя чувствуешь?

– Нормально в принципе… – Пятый на секунду прислушался к своим ощущениям и добавил: – Только вот слабость, а так…

– Тогда – ладно, – врач поднялся со стула и направился к выходу. На пороге он задержался и сказал: – Вы пока отдыхайте, если что – зовите. Вечером поговорим… о том, что я вам обещал. Поняли? И разговаривайте немного потише, там, в коридоре – отличная слышимость.

Он вышел. Лин поудобней улёгся, пристроил под голову подушку и сказал:

– Слушай, а ведь это – настоящие кровати! Ты только подумай!

– Да, – согласился Пятый. Спать ему пока что не хотелось, а вот вопросов, напротив, накопилось слишком много. – Рыжий, а что было вчера? Я так и не понял. Приезжал этот, что ли?

– Ну да, – подтвердил Лин.

– И что? Ты с ним говорил?

– Гершелевич не дал, – с удовольствием констатировал Лин. – Я же тебе говорю, он классный мужик. Может, он как-то поможет нам…

– Не особо рассчитывай, – возразил Пятый. – Он слишком много лет прожил, чтобы кому-то помогать. Он дорожит тем, что прожил.

– Может, ты и прав, – подумав сказал Лин. – А может, и нет.

– Узнаю Лина, – сказал Пятый. – Ты всегда оспаривал то, что я говорил.

– А я с очень большим трудом узнаю тебя, – сказал в ответ Лин. – Будто ты – и в то же время – не ты… Чёрт возьми, да что же с тобой случилось? – с отчаянием в голосе произнёс Лин.

– Я и сам не пойму, рыжий. Просто во мне что-то сломалось… по крайней мере, я это вижу именно так. – Пятый устало вздохнул. – Я начал всё видеть как-то по-другому… Знаешь, раньше всё это показалось бы мне диким, странным… я, может быть, испугался бы или удивился тому, что происходит. А сейчас… – он на секунду замялся. – Мне это всё кажется простым и обыденным. Даже если бы мы умерли – я бы не удивился. Теперь меня страшно удивляет Дом – мне не верится, что мы там жили, что всё это было… Временами мне начинает казаться, что мы всю свою жизнь прожили здесь, что в ней ровным счётом ничего не было. И ещё одно.

– Что же? – спросил Лин.

– Я понял, что они все в какой-то степени правы. Каждый для себя. Они ценят жизнь… Что ж, всё верно. Здесь жизнь коротка, поэтому она и стоит столь дорого. Вот только мы с тобой плохо вписываемся в эту картину.

– Да, друг мой, ты болен, – покачал головой Лин. – И это ещё мягко сказано! Могу себе представить, до чего ты в состояние додуматься. А что будет ещё через некоторое время… м-да. Ты хоть сам-то понял, что сейчас сказал?

– Понял, – ответил Пятый. – Ты считаешь, что я свихнулся?…

– Можно сказать и так, – покачал головой Лин. – Дома у нас, оказывается, не было…

– Да был он конечно, всё я знаю. Просто на меня временами находит такая безнадёга, что можно додуматься до чего угодно. И потом… когда ребята погибли… ты видел, как это было?…

– Немного, самый конец. Ты же знаешь, я выскочил позже…

– А я – с самого начала, – Пятый на секунду зажмурился. – Лин, налей попить, что-то голова кружится…

– Плохо? – взволновался Лин. – Эдуарда позвать?

– Нет, всё нормально, не беспокойся. Давай поспим немножко, Лин. Ладно? А то я так устал…

– Хорошо, – Лин встал со своей кровати и сел рядом с Пятым. – Знаешь, что я тебе скажу? – спросил он. Пятый промолчал. – Мне всё равно, можешь ты улыбаться или нет. Мне всё равно, сошёл ты с ума или за одну ночь вдруг стал гением. Мне всё равно, что ты там говоришь о Доме. Ты только не умирай, ладно? Пока ты жив – я жив тоже. Помнишь, мы с тобой обещали Арти, что останемся вместе не смотря ни на что?

– Помню, – тихо сказал Пятый. – Конечно, рыжий. Ты тоже постарайся. – он прикрыл глаза. – А Дом… да Бог с ним, с Домом. Какое это теперь имеет значение?…

Вечер наступил незаметно, сумерки, пробравшиеся к окнам, обосновались за ними робко, словно не веря в своё право сменить рассеянный пасмурный дневной свет. Лин и Пятый даже не поняли, что свечерело – они проспали почти весь день. За этот день Эдуард Гершелевич заходил к ним ещё дважды, а они так и не узнали об этом. В последний свой приход старый врач несколько долгих минут просидел рядом с Пятым, осматривая его и сокрушенно качая головой. Пятый был жестоко избит, но сам даже не замечал этого.

– Бедный мальчик, что они с тобой сделали, – прошептал Эдуард Гершелевич под конец. Он накинул на Пятого одеяло, встал. – А второй?… Да разве так можно?… Чего подобным образом они хотят этим двоим доказать? Что они оба – собственность, с которой можно обращаться как хочешь? Ничего они не добьются, это однозначно.

Врач вышел и пошёл по коридору к кабинету, который ему предоставили во временное пользование – пока он вынужден помогать этим двоим. Плохой кабинет – тесный, маленький. Окно не заклеено, дует из всех щелей… Настроение у Эдуарда Гершелевича было отвратительное, утешало лишь то, что он смог помочь парню – Пятому стало лучше, антибиотик действовал. “Надо спросить, сколько им лет, – подумал врач. – Уж больно молодо выглядят… Неужели они и впрямь что-то могут знать?… Сомнительно, однако наше руководство редко ошибается, если дело касается вопросов, связанных с нужной информацией. Странно. Кто-то говорил, что они – биологи, а что такое пенициллин – не знают… Что ж это за биологи такие?”

Лин проснулся первым. Он встал, на нетвёрдых ногах подошёл к столу, налил себе чая, залпом выпил. Какая роскошь! Спать сколько влезет и пить сладкий чай. Лин подошёл к кровати друга и посмотрел на Пятого. Тот всё ещё спал, но выглядел гораздо лучше, чем утром. Исхудавшее лицо его было спокойно, безмятежно. Тело едва просматривалось под одеялом. “Разбудить его, что ли? – подумал Лин. – Они же ужин обещали, было бы жалко, если бы он проспал”.

– Эй, Пятый, – тихонько позвал Лин и несмело потряс друга за плечо. – Просыпайся, давай. Вечер уже.

– Чего… – проговорил Пятый неразборчиво. Он открыл глаза и попытался было сесть, но Лин удержал его.

– Лежи, вставать не надо, – сказал он. – Просто укол скоро, да и поесть обещали.

– Надо… – Пятый всё ещё не проснулся до конца. – Лин, вставай… изобьют опять… – на секунду лицо его исказило отчаяние, но вместе с тем – решимость. У Лина болезненно сжалось сердце. Это всё – проклятый “тим”, будь он неладен.

– Лежи, – умоляюще повторил Лин. – Лежи, пожалуйста! Это я, Лин, это не они… вот так… проснись немножко, ты просто забыл, где мы…

– Рыжий, ты? – взгляд Пятого прояснился, он встряхнул головой, отгоняя сон. – Я перепутал, наверное… мы всё ещё тут?…

– Сообразил наконец! – вздохнул Лин. – Я уже за тебя испугался…

В дверь постучали.

– Да, – откликнулся Лин, – Эдуард Гершелевич, это вы?

– Я, – раздался голос из-за двери, – Лин, открой, у меня руки заняты…

Лин бросился к двери и открыл, пропуская врача. Тот поставил кастрюльку и чайник на стол и достал из кармана лекарство и шприц.

– Лин, – попросил он, – сходи к охране за тарелками. А я пока тут разберусь…

– А можно? – спросил с недоверием Лин. – Они, вроде, нас боялись.