* * *

– Что тут происходит? – утром следующего дня Лукич стоял у входа коридор отделения, и дорогу ему перегораживали двое в форме. – Немедленно отойдите, я врач, мне необходимо пройти.

– Имя, фамилия, – процедил один из новоявленных стражей. – И пропуск.

– Воронцов Алексей Лукич, – Лукич порылся в карманах, выудил паспорт и картонную карточку пропуска. – Вот эта филькина грамота. Позавчера выдали, сроком на два месяца.

– Проходите, – охранник с неохотой отошел в сторону. Лукич пожал плечами и прошел внутрь коридора, в котором почему-то толпилась половина персонала – дежурный врач, Егор Анатольевич, двое санитаров, еще двое охранников и поломойка баба Зоя. Лукич остановился, с удивлением посмотрел на живописную компанию и спросил:

– Что такое?

Все молчали, опустив глаза.

– Егор, что такое? – повысил голос Лукич. – Умер, что ли?

– Не знаю, – едва слышно ответил Егор.

– Он так кричал, так кричал, – тихонечко запричитала баба Зоя, – а потом прекратил. Помер, наверное…

– Так, спокойно и по очереди, – резко сказал Лукич. – Объясните.

Они (на этот раз, не смотря на просьбу – хором) принялись рассказывать. После отъезда Лукича, часам к восьми, приехал начальник… Его, Лукича, начальник… да, Павел Васильевич… он сначала зашел в палату ненадолго, а потом отобрал у охраны ключи, запер палату, сел в ординаторской и никому ключи не отдавал, как ни просили…

Последние фразы Лукич дослушивал уже на бегу. Дверь в ординаторскую он распахнул пинком и, не удостоив Павла Васильевича даже приветствия, резко бросил:

– Ключ, быстро!

– Алексей Лукич, потрудитесь выбирать выражения, – Павел Васильевич, как всегда выглядевший безукоризненно, встал из-за стола, сложил газету, которую до того читал и продолжил. – Вас не касается тактика и стратегия избранного нами метода получения информации, поэтому…

– Ключ! Иначе вы не получите ни хрена вашей информации!… Не думал, что придется работать с фашистами! Это же надо – мучить и так едва живого человека!… Додумались!…

– Вы ответите…

– Обязательно! – взорвался Лукич. – Всенепременно! Отвечу – увольнением прямиком в шахту номер два на предприятии номер один! Но не раньше, чем заберу ключ!…

Павел Васильевич пожал плечами, вынул из кармана связку и швырнул ее на стол. Лукич подхватил.

– Пошли, – приказал он остальным участникам событий, ожидавшим его в коридоре. – Рохли вы все, смотреть противно…

– Алеша, по-моему торопиться уже не стоит, – несмело начал Егор. – Поздно уже торопиться…

– Я с тобой потом побеседую отдельно, – пообещал Лукич. – О твоем склерозе – в частности.

– Не понял…

– Ты на старости лет забыл, как выглядит телефон? – ласково спросил Лукич.

– Прости…

– Ладно, все потом. Открывай скорее.

– Ой, господи!… – баба Зоя уже просунула свой любопытный нос в палату. – Холодина-то какая…

– Окно закрыть, – приказал Егор Анатольевич. – Умер?

– Живой, – ответил Лукич. – Помогите, что встали, как бараны?

– Почему он так?…

Пятый лежал на самом краю койки, одеяло валялось на полу, подушка тоже. Простыня под поврежденной рукой намокла от крови, ее под кроватью натекла небольшая лужица.

– Скорее всего пытался встать, но сил не хватило, – Лукич просунул Пятому руку под спину и положил на койку. Рука его мгновенно оказалась измазана кровью. – Шов разошелся, черт…

– В операционную? – предложил Егор Анатольевич.

– Не надо, тут зашьем. Так, работаем. Окно долго было открыто?

– С вечера, наверное, – ответил один из медбратьев. – Грелки принести?

– Естественно. И грелки, и термометр. Егор, ты чего стоишь? Иди сюда, посмотри…

– Леша, я… мне очень стыдно, правда, и…

– Егорушка, заткнись и помогай! – едко сказал Лукич. – Оправдания оставь на потом, ладно? Его надо вытаскивать, тахикардия страшная, это шок, понимаешь? Новый шок, с которым надо как-то справляться. Поэтому бери ноги в руки и двигай за лекарствами.

Пятый вдруг вздрогнул, с хрипом вздохнул, тело его свело конвульсией. Лукич сориентировался мгновенно – вовремя повернул ему голову на бок и придержал за плечи.

– Ой, кончается, – прошептала баба Зоя, с интересом подходя поближе. – Ой, Господи…

– Баб Зой, уйди, не вводи в грех, – попросил один из медбратьев. Лукич с благодарностью посмотрел на него. – Никто тут не кончается.

– Я пол хотела подтереть, – тут же нашлась баба Зоя. – Под кроватью.

– Потом, – железным голосом произнес Лукич. – Тут не кино, чтобы стоять и пялить глаза.

Обиженная баба Зоя вышла. Лукич бегло осмотрел Пятого, потом взял с пола одеяло, скатал его в валик и сунул Пятому под ноги. Сел рядом, посчитал пульс… Вскоре в палату влетел Егор Анатольевич и дежурный врач.

– Ну что тут? – спросил Егор Анатольевич. – Шок все-таки? Не ошибся ты?…

– Травматический, сволочь, как минимум вторая степень, – Лукич вздохнул. – Что принесли?

– Морфий, адреналин, камфару, сейчас кислород притащат.

– Ребят, поменяйте белье, и принесите клеенку, – попросил Лукич. – Вы зашьете сами? – спросил он у молодого дежурного врача.

– Да, конечно, – ответил тот уверенно. – Вам надо отойти?

– Надо, – согласился Лукич. – Я быстро вернусь. Пока шейте… кстати, температура сколько?

– Тридцать четыре, – сказал кто-то.

– Уже хорошо. В общем, работайте, я сейчас.

В ординаторскую Лукич шел медленно, он старался как-то справиться с гневом, от которого у него темнело в глазах и начинали трястись руки. Перед дверью он глубоко вздохнул, лишь потом взялся за ручку.

– Ну что расскажете, уважаемый Алексей Лукич? – вежливо спросил Павел Васильевич. – Я оказался прав?

– Нет, – ответил Лукич спокойно. – Прав оказался я. Вы его едва не убили.

– Но не убил же, – успокаивающе улыбнулся Павел Васильевич.

– Вы отдаете себе отчет в том, что оставили тяжело больного человека без всякой помощи на огромный для него срок – почти десять часов? Вы понимаете, что это могло закончиться трагически?

– Понимаю. Только вот человека ли я оставил в палате, а? Вы же врач, сами все понимаете, – развел руками Павел Васильевич.

– Совершенно не важно, человека или нет, – отмахнулся Лукич. – Я бы даже крысу так не оставил. Я бы попросил вас… – слова давались ему с трудом, но он продолжил. – Вы можете уволить меня, если вам угодно, но больше не надо проводить подобных экспериментов. Ни на ком – ни на людях, ни на… нелюдях. Или проводите, но не при мне.

– Зачем увольнять одного из лучших сотрудников? – удивился Павел Васильевич. – Я понимаю степень вашего раздражения, ваша работа едва не пошла насмарку, но и вы должны понять меня. Я тоже сдаю отчеты.

– При чем тут отчеты! – Лукич едва сдерживал раздражение. – Эти десять часов он страдал так, что вам и в страшном сне не приснится!

– Надеюсь, после этого он станет более сговорчивым, – спокойно сказал Павел Васильевич.

В ординаторскую постучали.

– Войдите, – позволил Павел Васильевич. Вошел один из санитаров.

– Алексей Лукич, можно вас… там зовут, – парень явно робел в присутствии начальства.

– Всего хорошего, – попрощался Павел Васильевич. – Мне пора уезжать, я и так задержался непозволительно долго.

Лукич не ответил. Он молча вышел и пошел по коридору вслед за своим провожатым.

– Что такое? – спросил Лукич, когда они подошли к палате.

– А он очнулся, стал вас звать, – пояснил санитар.

В палате все еще толпилась масса народу.

– Я пришел, – сообщил присутствующим Алексей Лукич. – Чего случилось?

– Леш, поговори с ним, – попросил Егор Анатольевич. – А то мы кислород просто так переводим – вместо того, чтобы тихо лежать, он…

– Товарищи, вы погуляйте в коридоре пять минут, ладно? Я позову, – попросил Лукич. – Я тут, Пятый, – сказал он, присаживаясь рядом с койкой, когда все вышли.

– Боже мой… – Пятый говорил сипло, с трудом подбирая слова. – Алексей Лукич… я не смогу…