Известный поэт Семонид Аморгосский, живший в конце седьмого века до нашей эры, посвятил женщинам целую поэму, она так и озаглавлена: «О женщинах». Поэт рассказывает, из каких животных были женщины созданы Зевсом. Но плохо знает греков тот, кто подумает, что поэт сравнил представительниц прекрасного пола с «рыбками», «птичками» или «кошечками»:

Есть женщины, подобные попусту лающим собакам. Такую жену не унять, даже если муж ей «зубы вышибет булыжником в сердцах». Другие женщины похожи на «осла, облезлого от плетей», они все делают «под брань, из-под кнута». У кого-то жена сотворена из земляных комьев: «что зло и что добро – не по ее уму». Другая жена «мужу своему мерзка до тошноты». «Иную сотворил из обезьяны Зевс». И даже те немногие женщины, которые сотворены из пчел, не искупают всеобщего вреда, происходящего от слабого пола:

Можно назвать Семонида сатириком, можно считать, что он писал свою поэму сгоряча, после бурного скандала с женой. Но другой поэт, великий Гесиод, младший современник Гомера, в поэме «Работы и дни» четко и продуманно сформулировал общенациональную точку зрения на брак. Обращаясь к своему брату Персу, Гесиод дает ему множество полезных советов о том, как жить, как вести хозяйство, как торговать, как пировать и как соблюдать правила личной гигиены. Не обошел поэт и такую важную вещь, как женитьба. Брачные рекомендации даются между советами о том, как надо грамотно нагружать корабль, и о том, как «чтущий богов рассудительный муж» должен мочиться. Строфа о браке по размеру ровно в два раза длиннее строфы о правилах мочеиспускания, что, видимо, соответствует значимости этих деяний в глазах поэта.

В другой своей знаменитой поэме «О происхождении богов» Гесиод высказывается еще определеннее. Возможно, за время, прошедшее между написанием этих поэм, он успел жениться, и, видимо, не слишком удачно. Иначе трудно объяснить ту ярость, с которою он обрушивается на представительниц прекрасного пола:

Поэт сравнивает мужей с хлопотливыми пчелами, которые «изо дня в день суетятся и белые соты выводят», а жен – с трутнями, которые «все время внутри остаются под крышею улья и пожинают чужие труды в ненасытный желудок».

Справедливости ради надо отметить, что греческие жены действительно сидели целыми днями в своих домах, как «под крышею улья». Но делали это они не по своей воле. Свободы времен Троянской войны миновали, и в годы расцвета афинской демократии греческой женщине возбранялось выходить из дома без мужа или отца. В крайнем случае она могла показаться на улице в сопровождении служанки, но и это не рекомендовалось без особой необходимости. Афинский оратор Гиперид говорил, что «женщина, выходящая на люди, должна достичь того возраста, когда встречные не спрашивают, чья она жена, но чья мать».

Крупнейший афинский законодатель Солон в начале шестого века до нашей эры издал закон, по которому женщина при выезде из города могла взять с собой «пищи и питья не больше, чем на обол, иметь корзинку не больше локтя». Этим гречанок предостерегали от дальних путешествий, ведь на один обол можно было купить всего лишь одну шестую часть барана, или четыре килограмма зерна, или один литр дешевого вина. Кроме того, по закону Солона ночью женщина могла отправиться в дорогу только в повозке и только с зажженным фонарем.

Сохранились и некоторые другие законы Солона, непосредственно касавшиеся супружеской жизни. Солон уничтожил обычай давать за девушкой приданое и разрешил ей приносить с собой лишь немного одежды (три гиматия) и вещи из домашней обстановки «небольшой ценности». Как пишет Плутарх, «по его мысли, брак не должен быть каким-то доходным предприятием или куплей-продажей». При этом Солон стоял на страже нравственности: так, мужу давалось право убить любовника жены, если он заставал его на месте преступления. Девушку, уличенную в связи с мужчиной, отец или брат получали право продать. Но, будучи поборником нравственности, Солон тем не менее ревностно отстаивал сексуальные права супругов. Согласно его закону после свадьбы «невесте давали поесть айвы и запирали ее вместе с женихом». А если богатый старик женился на юной сироте из-за ее приданого, ему вменялось в обязанности иметь свидание с нею «по крайней мере три раза в месяц». Если же муж на таковое свидание был неспособен, неудовлетворенная жена получала право вступить в связь с кем-либо из его ближайших родственников. Впрочем, Плутарх считал, что закон этот издан не для удовлетворения богатых сирот, а для воспитания мужчин, которые будут «терпеть позор, неся наказание за свою алчность и наглость».

Кроме того, в Афинах брак считался полноценным, только если и муж, и жена были афинскими гражданами. В середине пятого века до нашей эры Периклом был предложен закон, по которому у супругов три поколения предков с обеих сторон должны были обладать полными гражданскими правами; в противном случае дети от этого брака таковых прав не получали. Сам Перикл тогда был благополучно женат на своей родственнице и за права своих детей был спокоен. Но вскоре он повстречал гетеру Аспазию Милетскую…

Аспазия была, по словам Плутарха, «умной женщиной, понимавшей толк в государственных делах». Тем не менее профессия ее была «не из красивых и не из почетных: она была содержательницей девиц легкого поведения». Однако Перикл настолько пленился красавицей гетерой, что развелся с женой и ввел Аспазию в свой дом. О том, как пренебрежительно относились афиняне к своим женам, можно судить по словам Плутарха, изумленно описывающего отношения Перикла и Аспазии: «Говорят, при уходе из дома и при возвращении с площади он ежедневно приветствовал ее и целовал». Однако поцелуи поцелуями, а сын Перикла от гетеры, по его же закону, не мог претендовать ни на гражданство, ни на отцовское наследство. И лишь когда Перикл во время эпидемии потерял обоих своих законных сыновей, афиняне из уважения к великому стратегу в виде исключения даровали гражданство его сыну от Аспазии.