John Updike

THE WITCHES OF EASTWICK

© И. Доронина, перевод, 1998

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016

Издательство АЗБУКА®

– Ах да, – сказала Джейн Смарт в своей торопливой, однако решительной манере: каждое ее «с-с» производило эффект обугленного кончика только что погасшей спички, прижатого к коже. Так дети, шаля, прижигают друг друга. – С-сьюки сказала, что какой-то мужчина купил имение Ленокс-сов.

– Мужчина? – переспросила Александра Споффорд, испытав странное ощущение неустойчивости, – недвусмысленно произнесенное слово поколебало ее мирную в то утро ауру.

– Из Нью-Йорка, – поспешила добавить Джейн, почти пролаяв последний слог и по-массачусетски проглотив «р». – Судя по всему, у него – ни жены, ни родственников.

– Ах, один из этих.

Северный акцент Джейн напомнил Александре о ходивших слухах, будто с Манхэттена к ним нагрянул какой-то гомосексуалист, и она замерла на месте, словно рассеченная надвое, там, где стояла, – посреди таинственного, непостижимого штата Род-Айленд. Она родилась на западе, где белые и лиловые горы вздымаются в небо в вечной погоне за нежными высокими облаками, а шары перекати-поля несутся по равнине в вечной погоне за горизонтом.

– Сьюки в этом вовсе не уверена, – небрежно возразила Джейн, несколько приглушив свои «с». – На вид он весьма мужествен. Ее поразило, какие волосатые у него руки. В агентстве недвижимости Перли он заявил, что будет использовать всю площадь, поскольку является изобретателем и нуждается в лаборатории. И у него несколько роялей.

Александра хмыкнула; ее голос, несколько изменившийся со времен колорадского детства, казалось, исходил из горла птички, привычно примостившейся у нее на плече. Телефонная трубка до боли натерла ей ухо, а рука затекла и, казалось, вот-вот онемеет.

– Сколько же роялей может быть нужно мужчине?

Вопрос, похоже, обидел Джейн. Ее голос вздыбился, как шерсть на спине у разъяренного черного кота, и стал переливчатым.

– Ну, Сьюки передает лишь то, что рассказала ей Мардж Перли вчера вечером на заседании комитета лошадиной поилки, – ершисто пояснила она.

Этот комитет отвечал за сооружение и – после актов вандализма – восстановление огромной лошадиной поилки из голубого мрамора, которая исторически находилась в центре Иствика, где перекрещивались две главные улицы; план города напоминал букву «L», прилегающую коротким концом к заливу Наррагансет. На Док-стрит сосредоточивался городской бизнес, пересекающая ее под прямым углом Оук-стрит приютила очаровательные старинные жилые дома. Мардж Перли, чьи отвратительные канареечно-желтые таблички «Продается» скакали вверх-вниз по деревьям и заборам, словно по приливным волнам экономики и моды, в соответствии с наплывом и откатом жителей (уже несколько десятилетий Иствик слыл отчасти упадочным – отчасти модным городом), – была грузной предприимчивой женщиной и если являлась ведьмой, то работала совсем на иной частоте – не на той, на которую были настроены Джейн, Александра и Сьюки. У нее был муж, крохотный суетливый Хоумер Перли, вечно подстригавший их живую олеандровую изгородь чуть ли не до состояния стерни, а это уже совсем другое дело.

– Документы посланы в Провиденс, – объяснила Джейн, вонзив свое «нс» прямо в ухо Александре.

– Волосатые руки, – задумчиво повторила Александра. Перед глазами у нее маячила немного поцарапанная, испещренная пятнышками и неоднократно крашенная чернота деревянной дверцы кухонного шкафа. Александра знала, какое буйство атомов, скользящих и завихряющихся, напоминающих кружение бликов перед усталым взором, царит под такой поверхностью. Словно в хрустальном шаре, она прозрела будущее: ей предстоит познакомиться с этим мужчиной и влюбиться в него, но ничего хорошего из этого не выйдет. – А имя у него есть? – спросила Александра.

– Да в том-то и глупость, – ответила Джейн Смарт, – Мардж назвала его Сьюки, а та – мне, но что-то спугнуло его и стерло из моей памяти. У него одна из тех фамилий, которые имеют приставку то ли «ван», то ли «фон», то ли «де».

– Как шикарно, – заметила Александра, уже начиная расти и распространяться в ожидании предстоящего вторжения. Высокий смуглый европеец, лишенный своего древнего геральдического наследия, обреченный проклятием на скитания. – Когда он предполагает въехать?

– Она сказала, что скоро. Возможно, уже въехал! – В голосе Джейн послышалась тревога.

Александра представила, как слишком, пожалуй, густые для такого худого лица брови подруги выгибаются дугами над темными, обиженно глядящими глазами, коричневый цвет которых всегда оказывался на деле чуть светлее, чем помнилось. Если Александра являла собой тип крупной меланхоличной ведьмы, всегда растягивающейся в тонкую плоскость, чтобы создать нужное настроение и слиться с ландшафтом, в душе довольно ленивой и по сути холодной, то Джейн была горячей, быстрой, целенаправленной, как остро заточенный карандаш; сущность же Сьюки Ружмонт, вечно занятой, неустанно собирающей городские новости, направо и налево расточающей улыбки и приветствия, казалась неопределенной, переменчивой, непостоянной. Об этом думала Александра, кладя трубку на рычаг. Все распадается на триады. И чудеса случаются вокруг нас по мере того, как природа ищет и обретает неотвратимые формы; кристаллические и органические объекты совмещаются под углом в шестьдесят градусов, поскольку равнобедренный треугольник – отец любой структуры.

Она снова принялась расставлять банки мейсоновского соуса для спагетти – для такого количества соуса спагетти понадобилось бы больше, чем она и ее дети могли бы съесть, даже окажись они заколдованы на сто лет пребывания в итальянской волшебной сказке: ряды дымящихся банок громоздились на дрожащей и поющей проволочной решетке над голубым в белую крапинку паровым котлом. Это было, как Александра смутно сознавала, своего рода забавной данью ее нынешнему любовнику – сантехнику итальянского происхождения. Рецепт исключал лук. Два зубочка измельченного чеснока следовало поджарить в течение трех минут (не более и не менее, в этом состояло таинство) в разогретом масле, добавить побольше сахара, чтобы нейтрализовать кислоту, одну натертую морковь, много перца, потом – соль; но что придавало соусу возбуждающую силу, так это чайная ложка истолченного базилика и щепотка белладонны, способствующей высвобождению энергии, без чего результатом концентрации мужской силы был бы просто убийственный прилив крови. Все это следовало добавить к ее собственноручно выращенным томатам, которые заполонили все подоконники в доме, несмотря на то что за минувшие несколько недель Александра постоянно резала их и тушила для соуса. С тех пор как два года назад Джо Марино стал навещать ее ложе, какое-то абсурдное плодородие обуяло привязанные к колышкам растения, высаженные на прилегающем к дому сбоку огороде. В течение всего долгого дня огород освещало с юго-запада солнце, косые лучи которого проникали сквозь ровный ряд ив. Скрюченные маленькие помидорные веточки, мясистые и бледные, словно сделанные из дешевой зеленой бумаги, обламывались под тяжестью немыслимого количества плодов; в таком изобилии было некое безумие, истерика, подобная тем, что устраивают порой дети, капризно требующие лакомства. Сорванные плоды казались живыми существами: страстными, хрупкими и предрасположенными к гниению. Когда Александра брала в руки водянистые оранжево-красные шары, она представляла, что сжимает гигантскую мошонку своего любовника. Во всем этом, пока Александра трудилась на кухне, ей чудилось нечто печально-менструальное: кроваво-красный соус, предназначенный для белых спагетти. Толстые белые трубочки превращались в ее воображении в полоски собственного бледного жира. Ах, эта извечная женская борьба с весом: в своем тридцативосьмилетнем возрасте Александра находила ее все более неестественной. Неужели, чтобы приманить любовь, нужно умерщвлять собственную плоть, подобно древнему святому-неврастенику? Естественность есть показатель и контекст всего здорового, так что, если разыгрывается аппетит, его нужно удовлетворять, следуя законам космического порядка. Тем не менее иногда Александра презирала себя за леность, выразившуюся в том, что она завела любовника, принадлежащего к нации, известной своей терпимостью к полноте.