Я решил перейти прямо к делу.

-- Доктор, просим извинить нас за то, что мы нарушили ваше уединение и вторглись в местную социальную среду. Нам вполне понятно ваше желание работать спокойно и без помех. Но нам необходимо попасть в Ла Чорреру, и мы надеемся, что вы поможете нам нанять здесь носильщиков, которые будут нас сопровождать. К тому же мы прибыли сюда с особой целью. Я имею в виду вироловые галлюциногены, о которых вы сообщили Шульцу.

Разумеется, я передаю свои слова в сжатом виде: наша беседа заняла больше времени и шла не столь гладко. Мы поговорили, наверное, минут двадцать. К концу разговора мы выяснили, что доктор Гузман поможет нам подыскать носильщиков и отправиться В путь, но на это уйдет несколько дней. Еще мы узнали, что Гузман - ярый структуралист, марксист и шовинист, поборник прав мужской части населения, что его интерес к витото граничит с манией, а коллеги в Боготе считают его помешанным. Он не пообещал нам, что мы непременно найдем у-ку-хе, и сказал, что оно - тайна постепенно вымирающего племени. После того как беседа закончилась, наша маленькая группа вместе с десятком селян вернулась к реке, и мы перенесли снаряжение в ветхую заброшенную хижину на краю деревни.

Когда мы разбивали лагерь, к нам подошла Анна-Лиза Гузман, принесла несколько чашек дымящегося кофе и осталась поболтать. В отличие от ее мужа, наше присутствие, похоже, скорее радовало женщину, нежели настораживало. Она училась в Лондонской экономической школе, изучала антропологию, а материал для дипломной работы собирала в Колумбии, где и встретила пылкого пожилого коллегу. Теперь, она разрывалась между полным свар и интриг мирком университета Боготы и деревушкой Сан-Хозе-дель-Энканто. Ее очень тревожила пагубная склонность мужа жевать коку.

Как и большинство мужчин племени витото, Гузман не мог жить без коки, и от постоянного ее употребления у него развилась настоящая паранойя. По утрам его подбородок всегда украшали пятна коки. Поскольку к женщинам в племени относились крайне сурово, Альфредо сказал Анне-Лизе, что для того, чтобы вписаться в местное общество, ей придется усвоить образ жизни здешних женщин. Это подразумевало, что она должна толочь камнями корни коки, а также приготовлять коку, жевать которую женщинам не разрешалось. Мужчины тем временем полеживают в гамаках и слушают транзисторные приемники. Женщины вместе с собаками и детьми живут/год домами, мужчины же - в домах. В пять часов пополудни женщин с детьми и собаками отсылают спать. Мужчины удаляются в длинный дом, где предаются беседам и жеванию коки до половины пятого утра. В качестве самой изысканной разновидности юмора у них ценится пуканье. Существует десять тысяч способов пукать, и все вызывают буйное веселье.

Мы жили с этими людьми бок о бок и оставались в столь неуютном окружении до утра восемнадцатого февраля. Такой срок - почти целая неделя - потребовался для того, чтобы уговорить двух юношей бросить охоту и помочь нам перенести пожитки до Ла Чорреры.

Мы были рады перерыву в нашем путешествии, поскольку плавание на "Фабиолите" нас изрядно измотало. Каждый день я проводил часть времени за ловлей насекомых, а иногда писал или размышлял, лежа в гамаке. Доктора Гузмана за эту неделю мы видели очень редко. Он относился к нам с такой же скрытой опаской, как и другие мужчины - предводители общины. Правда, не все были одинаково робки: всегда находилось несколько витото разного возраста, которые пристально наблюдали за тем из нас, кто в данный момент был наиболее занят делом. Одним из самых странных поступков доктора Гузмана была его просьба, чтобы на любой вопрос, касающийся отношений в нашей группе, мы отвечали, что все мы братья и сестры. Такое утверждение вызывало у людей изумление, естественное для любого разумного существа. Поэтому я полагаю, что мы чрезвычайно заинтересовали селян;

ведь единственный авторитет, у которого они черпали все сведения об окружающем мире, уверял их, что столь разношерстная группа, как мы, состояла исключительно из родных братьев и сестер. И эта была лишь одна из странностей добрейшего доктора.

Однажды знойным днем, в одиночестве охотясь в лесу за насекомыми, я вышел из-за большого дерева и наткнулся на удивленного Гузмана - он совершенно неподвижно застыл над ручьем с острогой в руке. Мы возвращались в деревню вместе, и по дороге он изложил мне свои взгляды на жизнь:

- Вас везде подстерегают опасности. Никогда не плавайте в реке в одиночку. Под водой скрываются огромные твари. Здесь водятся анаконды. Лес кишит змеями. Не забывайте об этом, когда отправитесь в Ла Чорреру. Лес не прощает ошибок.

Я провел месяцы в джунглях Индонезии и каждый день ловил насекомых в лесах Амазонки, с тех самых пор, как началось наше путешествие в Сан-Хозе-дель-Энканто. У меня были свои представления о лесных опасностях, но они меркли в сравнении с рассказами безудержно жестикулирующего доктора, который брел рядом со мной. Нам явно не повезло, что мы угодили в столь странную ситуацию. Гузман держал жену в ежовых рукавицах. Он жил в кошмарном мире видений, преследовавших его из-за пристрастия к коке. У жены его не было случая перемолвиться словом с людьми, говорящими по-английски, с того времени, как она поселилась в джунглях. Естественно, ее интересовало, что творится в мире. Жевать коку ей не разрешалось, а Гузман своим поведением все больше походил на мужчин племени витото.

То и дело происходили разные случайности, которые держали нас в постоянном напряжении. Близ деревни убили бушмейстера, самую ядовитую из гадюк, после чего принесли и стали демонстрировать всем. Случайности? Скорее, дурные предзнаменования или зловещие события. Как-то утром огромный тарантул, самый большой из тех, каких мне приходилось видеть, совершил рейд по деревне - так, во всяком случае, могло показаться со стороны, поскольку его внезапно обнаружили почти в самом ее центре. А может быть, кто-то нарочно выпустил его?

Ночью, за два дня до отправления, около нашей хижины загорелось дерево. Во всем этом угадывалась недвусмысленная враждебность, и мы ускорили подготовку к отправлению. Но без носильщиков было не обойтись, а нанять их мы могли только после того, как мужчины вернутся с охоты.

От Гузмана почти ничего нельзя было добиться. По поводу у-ку-хе он сказал: "Это просто смехотворно, мой друг. Вам его не достать. Эти люди даже не понимают испанского. Они говорят только на витото. Пятьдесят лет назад здесь истребили сорок тысяч их соплеменников. У них нет причин относиться к вам дружелюбно, а снадобье они держат в строжайшем секрете. Что вообще вы здесь делаете? Мой вам совет, убирайтесь из джунглей подобру-поздорову, пока это еще возможно".

Но он был и по-своему полезным источником информации: мы узнали, что у-ку-хе всегда готовят с добавками золы других деревьев, которую смешивают с ДМТ-содержащей смолой. Мы чувствовали, что именно эти дополнительные ингредиенты и есть ключ к его оральной активности, поскольку обычно ДМТ нейтрализуется ферментами в толстой кишке. Деннис был полон решимости предпринять подробную ботаническую идентификацию "таинственных активизаторов". В идеале мы надеялись первыми составить хорошую коллекцию этих растений. Это будет нашим скромным вкладом в этноботанику Амазонки.

Наконец восемнадцатого мы тронулись в путь - вшестером, в сопровождении двух юношей витото. Староста деревни вышел, чтобы пожелать нам счастливого пути. Даже доктор Гузман улыбался, несомненно довольный тем, что жизнь в деревушке снова войдет в свою колею после того, как ему целую неделю приходилось играть роль хозяина, принимающего делегацию всемирного электронного племени.

Пожалуй, никто так не радовался прощанию с деревушкой, как я. Шагая по широкой тропе, или троче, я чувствовал, как мое настроение поднимается. Наконец-то все надоевшие препятствия остались позади! Только Соло продолжал еще докучать мне своим присутствием. И я решил: будь что будет, но этот нарыв придется вскрыть. Слишком уж странными становились отношения в нашей группе. Соло был в своем репертуаре. Он настоял, что он отправится 'по троче первым. Уйдет далеко вперед, потом заострит колья и воткнет их в землю по особой схеме - это будут фетиши.