2. Но Альбин являлся еще образцом добродетели в сравнении с его заместителем Гессием Флором{62}. В то время когда тот совершал свои злодейства большей частью втайне и с предосторожностями‚ Гессий хвастливо выставлял свои преступления всему народу напоказ. Он позволял себе всякого рода разбои и насилия и вел себя так‚ как будто его прислали в качестве палача для казни осужденных. В своей жестокости он был беспощаден‚ в своей наглости без стыда. Никогда еще до него никто не умел так ловко опутать правду ложью или придумывать такие извилистые пути для достижения своих коварных целей‚ как он. Обогащаться за счет отдельных лиц ему казалось чересчур ничтожным; целые города он разграбил‚ целые общины он разорил до основания‚ и немного недоставало для того‚ чтобы он провозгласил во всей стране: каждый может грабить‚ где ему угодно‚ с тем только условием‚ чтобы вместе с ним делить добычу. Целые округа обезлюдели вследствие его алчности; многие покидали свои родовые жилища и бежали в чужие провинции.
3. В то время‚ когда Цестий Галл‚ правитель Сирии‚ находился вдали‚ никто не осмеливался посылать к нему депутатов для обжалования Флора. Но когда он прибыл в Иерусалим и как раз перед наступлением праздника опресноков‚ его окружило не менее трех миллионов иудеев со слезной жалобой сжалиться над изнемогающей нацией и освободить ее от Флора‚ губителя страны. Этот находился рядом и стоял возле Цестия‚ но на поднятый против него ропот отвечал язвительными насмешками. Цестий сам успокоил‚ однако‚ народ обещанием настроить Флора милостивее к ним и возвратился в Антиохию. Флор‚ чтобы сгладить в нем произведенное впечатление‚ провожал его до Кесарии‚ но с тех пор он начал подумывать о том‚ как бы вызвать необходимость войны с иудеями‚ в которой он видел единственное средство для сокрытия своих беззаконий. Ибо пока существовал мир‚ он должен был быть всегда готовым к тому‚ что иудеи обжалуют его перед императором‚ но раз ему удастся вызвать открытое восстание‚ тогда он мог надеяться большим злом отвлечь их от разоблачения меньшего. Так он с каждым днем все больше усугублял бедствия народа‚ дабы этим вынудить его к отпадению.
4. Между тем кесарийские эллины добились того‚ что [171] Нерон объявил их хозяевами города‚ и привезли грамоту‚ заключавшую в себе это решение. Это положило начало войне на двенадцатом году владычества Нерона‚ семнадцатом году правления Агриппы в месяце артемизии{63}. Ужасные последствия этой войны нисколько не соответствовали первоначальным ее причинам. Иудеи в Кесарии имели синагогу на месте‚ принадлежавшем эллину этого города. Неоднократно они старались приобрести в собственность это место‚ предлагая за него сумму‚ далеко превышавшую настоящую стоимость. Но владелец ни за что не уступал их просьбам‚ а‚ напротив‚ чтобы еще больше их разозлить‚ застроил это место новыми зданиями и поместил в них мастерские так‚ что для иудеев остался лишь тесный и очень неудобный проход. Вначале некоторые пылкие юноши делали вылазки с целью помешать сооружению построек. Но когда Флор воспретил этот насильственный образ действий‚ богатые иудеи‚ к которым пристал также откупщик податей Иоанн‚ не нашли другого исхода‚ как только подкупить Флора восемью талантами для того‚ чтобы он своей властью приостановил дальнейшую постройку. До получения денег он обещал все; но как только имел их уже в руках‚ он отъехал из Кесарии в Себасту и предоставил раздор своему собственному течению‚ точно он за полученные деньги продал иудеям право употреблять насилие.
5. На следующий день‚ выпавший на субботу‚ когда иудеи в полном сборе были в синагоге‚ один кесариец-бунтовщик взял горшок‚ поставил его вверх дном перед самыми дверьми синагоги и принес на нем в жертву птиц. Этот поступок еще более привел в ярость иудеев‚ так как в нем заключалось издевательство над их законом и осквернение места. Более солидные и спокойные стояли за то‚ чтобы еще раз обратиться к властям. Но страстная и пылкая молодежь‚ напротив‚ горела жаждой борьбы. С другой стороны‚ кесарийские забияки стояли уже готовыми к бою‚ и они-то преднамеренно подослали жертвовавшего. Таким образом‚ вскоре завязался рукопашный бой. Юкунд‚ начальник римской конницы‚ на обязанности которого лежало сохранение тишины и спокойствия‚ устранил жертвенный сосуд и пытался прекратить битву; но так как кесарийцы ему не повиновались‚ то иудеи схватили впопыхах свои законодательные книги и отступили к Нарбате – иудейской местности‚ отстоящей на шестьдесят стадий от Кесарии. Иоанн и двенадцать влиятельных иудеев направились в Себасту к Флору‚ выразили свое сожаление по поводу случившегося и просили его заступничества‚ проронив при этом легкий намек [172] на восемь талантов. Он же приказал бросить их в темницу за то‚ что они – это было вменено им в преступление – унесли из Кесарии свои законодательные книги.
6. Весь Иерусалим был страшно возмущен этими происшествиями; но‚ несмотря на это‚ жители столицы все еще сдерживали свой гнев. Флор же‚ как будто он специально нанялся для этого‚ нарочно раздувал пламя войны. Он послал за храмовой казной и приказал взять оттуда семнадцать талантов под тем предлогом‚ будто император нуждается в них. Весть об этом привела народ в негодование; с громкими воплями он устремился в храм‚ взывал к имени императора и молился об освобождении от тирании Флора. Некоторые из более возбужденных открыто хулили имя Флора‚ обошли толпу с корзинками в руках и просили милостыни‚ приговаривая: «Подайте бедному‚ несчастному Флору!» Это‚ однако‚ не заставило его устыдиться своей жадности‚ а‚ напротив‚ подстрекало его на дальнейшие вымогательства. Вместо того‚ чтобы поспешить к Кесарию‚ потушить разгоревшуюся там войну и устранить причины неудовольствия‚ за что ему же заплатили‚ – он ринулся в Иерусалим с конницей и пехотой‚ чтобы силой римского оружия отстоять свои требования и страхом и угрозами волновать город.
7. Чтобы заранее смягчить его гнев‚ граждане вышли навстречу солдатам с приветствиями и сделали все для того‚ чтобы принять Флора как можно почтительнее. Флор же выслал вперед центуриона Капитона с пятьюдесятью всадниками и с приказом возвратиться назад в город. «Пусть не заигрывают теперь в дружбу с тем‚ которого они раньше так постыдно поносили; если же они настоящие молодцы и так незастенчивы в своих выражениях‚ то пусть же они осмеют его в глаза‚ пусть докажут свою любовь к свободе не только на словах‚ но и с оружием в руках». Когда всадники Капитона нагрянули прямо на толпу‚ последняя‚ ужаснувшаяся такого приема‚ рассеялась‚ прежде чем успела приветствовать Флора и засвидетельствовать солдатам свои чувства преданности. Все поспешно разошлись по домам и провели ночь в страхе и унынии.
8. Флор переночевал в царском дворце‚ а на следующий день приказал поставить перед дворцом судейское кресло‚ на которое он взошел‚ Первосвященники и другие высокопоставленные лица‚ как и вся знать города‚ предстали перед этим судилищем. Флор потребовал тогда от них выдачи тех‚ которые его оскорбляли‚ присовокупив угрозу‚ что в случае отказа они сами по платятся за виновных. Они же‚ напротив‚ указывали на мирное настроение народа и просили его простить [173] тех‚ которые грешили своими речами. Неудивительно‚ говорили они‚ если среди такой огромной массы находятся некоторые горячие головы и по молодости своей необдуманные; отыскать их теперь невозможно‚ так как все переменили свой образ и из страха перед наказанием будут отпираться от своей вины. Пусть он лучше позаботится теперь о поддержании мира среди населения‚ о сохранении города для римлян; пусть лучше простит немногих провинившихся ради многих невинных‚ а не ввергнет в несчастье огромную массу благонадежных из-за горсти злодеев.
9. Этот ответ только увеличил его гнев; он громко отдал приказ войску разграбить так называемый верхний рынок и убить всех‚ которые только попадутся им в руки. Повеление начальника пришлось по вкусу алчным солдатам: они не только разгромили указанную им часть города‚ но врывались во все дома и убивали жильцов. Все пустились бежать в тесных улицах; кто был застигнут‚ тот должен был умереть‚ и ни единый способ разбоя не был упущен солдатами. Многих спокойных граждан они также схватили живыми и притащили к Флору‚ который велел их прежде бичевать‚ а затем распять. Общее число погибших в тот день вместе с женщинами и детьми (и бессловесные дети не были пощажены) достигало около 3600. Еще больше усугубило несчастье неслыханное до тех пор у римлян изуверство; Флор отважился на то‚ чего не позволял себе никто из его предшественников: лиц всаднического сословия‚ хотя иудейского происхождения‚ но носивших римское почетное звание‚ он приказал бичевать перед трибуналом и распять их{64}.
