Первым местом, которое я осмотрел, был дом Кирнса. Мне хватило всего пяти минут, чтобы исключить его: аллея, ведущая к нему, с двух сторон была окружена стенами. Мира оставила такси у ее начала, а из домика не было другого пути на улицу.

Слева от аллеи, за стеной, находился мясной склад, а справа – грязный двухэтажный товарный склад. При ближайшем осмотре ни один из них не показался мне идеальным для прикрытия, а вот место через улицу было прекрасным. Хотя оно было открытым, но на столько загромождено глыбами камней, и разбросанных и сваленных в кучу, что там могла спрятаться целая компания. Некоторые из этих камней не были обработаны, а часть – обработаны и отполированы.

Как вы знаете, я засвидетельствовал, что Мира не убивала женщину, и потому мне было приятно видеть этот двор с камнями. Там стояло двое мужчин, и один из них работал долотом. Разумеется, в восемь часов вечера их там не было. Я снова перешел улицу, вернулся на аллею и прошел к дому.

У Кирнса был садик довольно приличных размеров – скажем, сорок на шестьдесят с распустившимися цветами и маленьким прудом с фонтаном. Выложенная камнями тропинка вела к двери двухэтажного кирпичного дома, выкрашенного в белый цвет. Я не знал, что в Манхеттене есть что-нибудь подобное, а ведь считал, что знаю Манхеттен. На камнях среди цветов на полпути к дому стоял человек в серой рубашке и синих джинсах. Я остановился и спросил его:

– Вы – Владо Кирнс?

– А что, похож? – поинтересовался он.

– И да, и нет. Вы – Мортон?

– Это мое имя. А ваше?

– Гудвин.

Я направился к дому, но он крикнул:

– Там никого нет, – и я вернулся.

– Где мистер Кирнс?

– Не знаю, он недавно ушел.

– Когда он вернется?

– Не могу сказать.

– Мне следовало бы позвонить, – я выглядел разочарованным. – Я хочу купить картину. Я уже приходил к нему вчера вечером, стучал, но ничего не получилось. Я громко стучал, так как слышал, что включен то ли телевизор, то ли радио.

– Это был телевизор. Я смотрел передачу и слышал, как вы стучали. Если его нет дома, я обычно не открываю двери вечером: здесь поблизости несколько головорезов.

– Да я не виню вас. Просто, жаль, что прозевал его. Во сколько он ушел вчера вечером?

– Какая разница, когда он ушел, если его здесь не было?

Совершенно точно и логично не только для него, но и для меня. Если Кирнса там не было, когда Мира приезжала на такси, то не имеет значения, во сколько он ушел. Мне бы хотелось задать Мертону еще один вопрос: выходил ли кто-нибудь вместе с ним? Но по его взгляду я понял, что он еще раз блеснет логикой, и, пропустив эту возможность, я пообещал, что еще вернусь, и ушел.

Не было смысла слоняться вокруг. Весьма вероятно, что Кирнса вызвали в кабинет окружного прокурора, и трудно было предположить, как скоро он вернется обратно. В телефонной книге я нашел рабочий адрес Гильберта Ирвинга на Уолл-стрит, но ехать туда в такой ранний час было совершенно бесполезно. Однако, я запасся и его домашним адресом – на Западной Семьдесят восьмой улице, и поскольку я надеялся поймать его там до того, как он уйдет, то отправился пешком назад к цивилизации и остановил свободное такси.

Было девять пятнадцать, когда я вышел из такси перед многоквартирным домом с привратником на Семьдесят восьмой улице. В вестибюле навстречу мне поднялся человек в униформе, и я сказал ему:

– Я хочу видеть мистера Гильберта Ирвинга. Скажите ему – друг мисс Холт.

Тот подошел, позвонил по телефону, вернулся и сказал:

– Четырнадцать «В».

Он следил за мной, словно хищник, провожая взглядом к лифту. Когда я вышел на четырнадцатом этаже, лифтер остался стоять, наблюдая, как я нажимал кнопку, как открылась дверь и меня пригласили войти.

Особу, встретившую меня, нельзя было отнести ни к служащим, ни к лакеям. Может быть, в униформе она и считалась бы служанкой, но только не в длинном ниспадающем шелковом одеянии, которое она, вероятно, называла платьем для завтрака. Не предлагая снять шляпу, она сказала:

– Сюда, пожалуйста, – и повела меня через холл, через арку в комнату размером вполсада Кирнса, к креслам, стоящим в углу. Она села на одно из них и указала мне на другое.

– Возможно, человек внизу не понял меня, – предположил я, продолжая стоять. – Я спрашивал мистера Ирвинга.

– Я знаю, – ответила она. – Его нет. Я его жена. Мы друзья мисс Холт, и мы расстроены ужасно… из-за ее неприятностей. Вы ее друг?

Ее голос оказался для меня полным сюрпризом, потому что он совсем не подходил к ней. Она была стройной и не очень высокой, с маленьким круглым лицом и небольшим выразительным ртом. Но ее глубокий сильный голос скорее мог принадлежать женщине-сержанту. Никакого намека на когти, о которых упоминала Джуди, но они могли быть спрятаны внутрь.

– Новый друг, – сказал я. – Мы знакомы с нею двенадцать часов. Если вы читали утренние газеты, то могли заметить, что в тот момент, когда полицейские нашли тело в такси, она сидела у подъезда Ниро Вульфа с человеком по имени Арчи Гудвин. Я и есть тот самый Гудвин, и она наняла меня, чтобы выяснить некоторые детали.

Она запахнула халат, прикрывая свои ноги.

– Из сообщения по радио я поняла, что она наняла Ниро Вульфа. Она была арестована в его доме.

– Это техническая неувязка. А вообще, мы оба занимаемся этим. Я встречаюсь с людьми, которые могут дать какую-то информацию, и мистер Ирвинг в моем списке. Он уже в конторе?

– Да, думаю там. Сегодня он ушел раньше обычного, – хотя ее нога была в безопасности, во всяком случае, выше лодыжки, она снова поправила халат. – Информация какого рода? Возможно, я могла бы помочь?

Я не мог спросить ее, рассказывал ли ей муж о том, что Мира сообщила ему о своем намерении воспользоваться машиной Джуди. Но она хотела помочь, и я сел.

– Почти все может оказаться полезным, миссис Ирвинг. Был ли ваш муж или вы друзьями также и Фоуб Арден?

– Я была. Мой муж, конечно, знал ее, но сказать, что они были друзьями – нельзя.

– Значит, они были врагами?

– О нет! Они просто не были ни тем, ни другим.

– Когда вы видели ее в последний раз?

– Четыре дня назад, в прошлую пятницу, на коктейле в доме Владо Кирнса. Я думала об этом, когда вы пришли. Она была жизнерадостным человеком.

– С тех пор вы ее не видели?

– Нет… – она собиралась что-то добавить, но промолчала. Это было настолько очевидным, что я спросил.

– Но вы что-нибудь слышали о ней? Письмо или телефонный звонок?

– Как вы узнали? – спросила она.

– Я ничего не узнавал. Большая часть работы детектива – это предположения. Так это было письмо?

– Нет, – она поколебалась, – я бы хотела помочь вам, мистер Гудвин, но сомневаюсь, важно ли это, и еще, конечно, я не хочу никакой огласки.

– Конечно, нет, миссис Ирвинг, – я был полон сочувствия. – Если вы опасаетесь, сообщу ли я в полицию что-либо из того, что вы мне расскажете, то совершенно точно – нет. Они арестовали моего клиента.

– Хорошо. – Она скрестила ноги, взглянув вниз, чтобы убедиться, что ничего не выглядывает из-под халата. – Я звонила Фоуб вчера днем. У нас с мужем были билеты в театр на вчерашний вечер, но около трех часов он позвонил мне и сказал, что неожиданно приехал его коллега с западного побережья, и он должен пригласить его пообедать. Тогда я позвонила Фоуб, и мы договорились встретиться без четверти семь у Мартини, пообедать и пойти вместе в театр. Я была там вовремя, но она не пришла… В четверть восьмого я позвонила ей, но никто не ответил. Я не люблю обедать одна в таких местах, как у Мартини, поэтому я подождала ее еще немного, оставила для нее записку в несколько слов и пошла к Шрафту. Ее там не было. Я подумала, что она придет прямо в театр «Мажестик», и ждала ее в вестибюле до девяти, а затем оставила для нее билет в кассе и вошла. Я бы рассказала обо всем полицейским, если бы считала это важным. Но на самом деле, оно не говорит ни о чем, кроме того, что она была дома около трех часов, когда я ей звонила. Правда, ведь?