— Что ты имеешь в виду? — спросил я.

— Добро пожаловать в Тарну, — сказал человек и исчез в тумане.

Этот разговор обеспокоил меня и я невольно отправился к стенам города. Но меня остановили огромные ворота Тарны, запертые двумя гигантскими бревнами, сдвинуть которые могла разве что упряжка тарларионов, громадных ящеров или же сотня рабов. Ворота были окованы стальными полосами и медными пластинами. Черное дерево, из которого он были сделаны, тускло поблескивало передо мной.

— Добро пожаловать в Тарну, — сказал охранник, стоящий в тени ворот и опиравшийся на копье.

— Благодарю, воин, — сказал я и отправился обратно в город.

Позади себя я услышал смех, но такой же горький, как и у горожанина.

Я долго бродил по улицам и, наконец, обнаружил низкую дверь в стене цилиндра. По обеим сторонам двери в нишах, укрытые от дождя, горели лампы, заправленные жиром тарлариона. В этом мерцающем свете я смог разобрать надпись на двери:

«Здесь продается кал-да».

Кал-да — это горячий напиток, сделанный из разбавленного вина ка-ла-на с добавлением лимонного сока и жгучих пряностей. Я не любил этот обжигающий рот напиток, но члены низших каст обожали его, особенно те, кто занимался тяжелым трудом. Я думаю, что популярность этого напитка в основном объяснялась его дешевизной и способностью согреть человека, чем вкусовыми качествами.

Однако я решил, что в такую ночь, дождливую и промозглую, ничего лучше чашки кал-да мне не найти. Более того, раз есть кал-да, значит должны быть хлеб и мясо. Я вспомнил желтый горийский хлеб — плоский, круглый, горячий и ароматный, и рот у меня наполнился слюной. Я подумал, что здесь смогу съесть кусок жареного табука, а если повезет, то и бифштекс из тарска — шестиногого быка, населяющего леса Гора. Я улыбнулся про себя, нащупав в кармане тугой мешочек с монетами, потом наклонился и толкнул дверь.

Спустившись на три ступени, я очутился в теплой, тускло освещенной комнате с низким потолком. Здесь стояли обычные для Гора низкие столы, за которыми сидели человек пять-шесть мужчин, одетых в серое. Разговор прекратился, когда я вошел. Все глаза устремились на меня. В комнате не было воинов. Оружия тоже, кажется, ни у кого не было.

Наверное, я показался им очень странным — одетый в алое воин из чужого города, появившийся так неожиданно.

— Чего ты хочешь, — спросил меня хозяин, щуплый лысый человечек в серой тунике с короткими рукавами и в черном переднике. Он не подошел ко мне, а остался за стойкой, сосредоточенно вытирая деревянную поверхность.

— Я иду через Тарну и хотел бы приобрести тарна для путешествия, — сказал я. — А сейчас хочу поесть и отдохнуть.

— Это не место для членов Высших Каст.

Я осмотрелся, окинув взглядом угрюмые лица людей, сидящих за столами. В тусклом свете было трудно определить, к каким кастам они принадлежали, так как все они были в сером, а принадлежность к касте обозначалась только цветной полоской на плече. Мне не понравилось в этих людях не то, что они были из низших каст, а отсутствие в них духа, энергии, гордости, чувства собственного достоинства. Они были какие-то инертные, безразличные, подавленные и униженные.

— Ты из Высшей Касты, касты Воинов, — сказал хозяин, — тебе не подобает оставаться здесь.

Мне вовсе не хотелось вновь выходить в холодную дождливую ночь, снова бродить по улицам, мерзнуть и мокнуть, ища место, где можно поесть или поспать. Я достал монету из кожаного мешка и бросил ее хозяину. Тот ловко подхватил ее в воздухе и с сомнением стал ее осматривать. Это была серебряная монета. Он попробовал ее на зуб, скулы его напряглись. Алчное удовольствие появилось в глазах. Я знал, что ему не захочется возвращать монету.

— Какой она касты? — спросил я.

Хозяин улыбнулся.

— У монет нет каст.

— Тогда принеси мне поесть и выпить.

Я прошел к самому дальнему столику в темном углу. Оттуда я мог видеть дверь. Затем прислонил копье и щит к стене, положил меч перед собой. Затем приготовился ждать.

Но ждать не пришлось. Едва я успел устроиться за столом, как хозяин поставил передо мной большую кружку горячего ка-ла-на. Она обожгла мне руки. Я сделал большой глоток обжигающей жидкости и он прокатился по мне жидким огнем. Вкус у него был омерзительный, но напиток согрел меня и привел в хорошее настроение. Мне даже захотелось смеяться, что я и сделал.

Жители Тарны, сидевшие за столами, посмотрели на меня, как на сумасшедшего. Изумление ясно отразилось на их грубых лицах. Этот человек смеялся! Я подумал, что в Тарне люди не часто смеются.

Таверна была грязная и темная, но кал-да примирил меня с ней и с ее унылыми посетителями.

— Говорите, смейтесь, — обратился я к ним, ведь они не проронили ни слова с момента моего появления. Я посмотрел на них. Затем сделал глоток и почувствовал, как горячие круги завертелись у меня перед глазами. Я схватил копье и постучал по столу.

— Если вы не умеете говорить, не хотите смеяться, тогда пойте!

Они были уверены, что попали в компанию сумасшедшего. На меня, наверное, подействовал кал-да, но мне хотелось расшевелить этих серых бессловесных людей. Но люди Тарны отказывались нарушить молчание.

— Вы что, не знаете языка, — спросил я, обращаясь к ним на языке, который был наиболее распространен в городах Тарна. — Это ваш язык?

— Наш, — пробормотал один.

— Тогда, почему вы молчите? — спросил я с вызовом.

Никто мне не ответил.

Пришел хозяин с хлебом, медом, солью и, к моему удивлению, с громадным куском жареного терока. Я набил рот едой и запил все куском кал-да.

— Хозяин! — крикнул, стуча по столу копьем.

— Да, воин, — отозвался тот.

— А где рабыни?

Хозяин, казалось, онемел.

— Я желаю видеть танец девушек!

Люди Тарны были в ужасе. Один прошептал:

— В Тарне нет рабынь.

— Увы! — воскликнул я. — Ни одной потаскухи во всем городе!

Два или три человека рассмеялись. Наконец-то я расшевелил их.

— А эти существа, которые бродят по улицам в масках из серебра, действительно женщины? — спросил я.

— Действительно, — ответил один из людей, подавив смех.

— Сомневаюсь, — воскликнул я, — может мне притащить сюда одну из них, пусть станцует для нас?

Люди расхохотались.

Я изобразил, что поднимаюсь на ноги и охваченный ужасом хозяин замахал на меня руками и принес еще кал-да. Он решил напоить меня, чтобы я после этого смог только свалиться под стол и заснуть. Некоторые люди подошли к моему столу.

— Откуда ты? — спросил один осторожно.

— Я всю жизнь прожил в Тарне, — сказал я. Громкий хохот был мне ответом.

И вскоре, отбивая такт копьем, я стал петь песни — дикие пьяные военные песни, которые научился много лет назад у бродячих торговцев, песни любви, одиночества, песни о великолепных городах, о красивых полях, лесах и морях планеты.

Кал-да этой ночью лился рекой и трижды потный, но довольный хозяин, менял масло в висячих лампах. Люди с улицы, оглушенные звуками, доносившими из таверны, заходили и вскоре присоединялись к нашему веселью. Входили и воины, но вместо того, чтобы наводить порядок, они скидывали шлемы, наполняли их кал-да и присоединялись к нам, чтобы есть и пить, а также петь.

Огни в лампах замигали и погасли. За окном уже пробивался мутный рассвет. Многие уже ушли, другие валялись под столами или по углам комнаты. Даже хозяин спал, опустив голову на стойку. За ним стоял огромный котел с кал-да, впервые за эту ночь пустой и холодный. Я протер сонные глаза. Кто-то положил мне руку на плечо.

— Проснись, — услышал я.

— Это он, — сказал другой голос, показавшийся мне знакомым.

Я с трудом поднялся на ноги и оказался лицом к лицу с заговорщиком с желтой, как у лимона, кожей.

— Мы ждем тебя, — сказал другой голос и теперь я увидел солдата, которого встретил у ворот. За ним в голубых шлемах стояли еще трое.

— Это вор, — сказал желтолицый, указывая на меня. Его рука указала на стол, на котором лежал полупустой мешочек с монетами.