Летописи Китая дали нам самые древние астрономические наблюдения. А двадцатью четырьмя веками позднее они же дают нам наиболее точные наблюдения, какие были сделаны до возрождения астрономии и даже до применения телескопов с квадрантами. Мы видели, что астрономический год в Китае начинался с зимнего солнцестояния и что для установления его начала наблюдали полуденные тени гномона около солнцестояний.
Гобиль, один из наиболее знающих и рассудительных иезуитских миссионеров, посланных в эту империю, познакомил нас с рядом наблюдений такого рода, продолжавшихся с 1100 г. до н.э. по 1280 г. н.э. Они с очевидностью указывают на уменьшение наклонности эклиптики, которое в этом длинном интервале было равно одной тысячной окружности. Цзу Чун-чжи, один из наиболее искусных китайских астрономов, сравнивая наблюдения, сделанные им в Нанкине в 461 г., с теми, которые были сделаны в Лояне в 173 г., определил величину тропического года более точно, чем это сделали греки и даже астрономы аль-Мамуна. Оп нашёл его равным 365.24282 суток, почти таким же, как Коперник. В то время как Хулагу способствовал процветанию астрономии в Персии, его брат Хубилай, основавший в 1271 г. династию Юань, оказывал такое же покровительство астрономии в Китае. Он назначил главой математической коллегии Го Шоуцзина, первого из китайских астрономов. Этот великий наблюдатель приказал сделать гораздо более точные инструменты, чем те, которые были в употреблении до него. Самым ценным из них был гномон в 40 китайских футов, оканчивавшийся медной пластинкой с отверстием диаметром в толщину иглы. От центра этого отверстия он считал высоту гномона. Он измерял тень до центра изображения Солнца. Он говорил: «До сих пор наблюдали только верхний край Солнца, и было трудно различить конец тени. Кроме того, гномон в восемь футов, которым постоянно пользовались, слишком короток. Эти соображения привели меня к употреблению гномона в сорок футов и к наблюдению центра изображения». Гобиль, у которого мы взяли эти подробности, сообщил нам некоторые из этих наблюдений, сделанных с 1277 по 1280 гг. Они ценны благодаря своей точности и неоспоримо доказывают уменьшение наклона эклиптики и эксцентриситета земной орбиты с той эпохи до наших дней. Го Шоуцзин в 1280 г. с замечательной точностью определил положение точки зимнего солнцестояния относительно звёзд. Он совмещал его с апогеем Солнца, что имело место 30 годами раньше. Принятая им величина года в точности равна нашему григорианскому году. Китайские методы вычисления затмений хуже арабских и персидских. Несмотря на частые встречи с ними, китайцы не использовали знаний, приобретённых этими народами. Они распространяли даже на астрономию свою постоянную приверженность древним обычаям.
История Америки, до её завоевания испанцами, сохранила нам некоторые следы астрономии, так как самые элементарные представления об этой науке у всех народов были первыми плодами их цивилизации. Мексиканцы вместо недели использовали небольшой период в 5 дней, их месяцы были по 20 дней, и 18 таких месяцев составляли год, начинавшийся в день зимнего солнцестояния. К нему они прибавляли 5 дополнительных дней. Есть основания считать, что они составляли большой цикл из 104 лет, в который вставляли 25 дополнительных дней. Это предполагает продолжительность тропического года, более соответствующую истинной, чем у Гиппарха, и примечательно, что она почти такая же, как у астрономов аль-Мамуна. Перуанцы и мексиканцы тщательно наблюдали тени гномона в солнцестояниях и равноденствиях. Для этой цели они построили даже колонны и пирамиды. Однако, если учесть трудность столь точного определения длины года, склоняешься к мысли, что это не их работа и что это определение пришло к ним из Старого Света. Но от какого народа и каким способом они её получили? Почему, если оно было им передано через Северную Азию, у них было деление времени, столь отличающееся от употреблявшегося в этой части света? Эти вопросы, по-видимому, невозможно разрешить.
В многочисленных рукописях, хранящихся в наших библиотеках, есть много древних, ещё не известных нам наблюдений, которые могли бы пролить свет на астрономию и, в особенности, на вековые неравенства небесных движений. Их изучение должно привлечь внимание учёных, знакомых с восточными языками, потому что большие изменения в системе мира не менее интересно знать, чем перевороты в истории государств. Последующие поколения, которые смогут сравнить длинный ряд очень точных наблюдений с теорией всемирного тяготения, воспользуются их согласием гораздо лучше нас, кому древние времена оставили чаще всего лишь ненадёжные наблюдения. Но эти наблюдения, подвергнутые здоровой критике, смогут, хотя бы частично, компенсировать своим количеством ошибки, которым они подвержены, и возместить нам недостаток точных наблюдений, подобно тому, как в географии, чтобы установить положение места, дополняют иногда астрономические наблюдения, сравнивая между собой сообщения разных путешественников. Таким образом, хотя общая картина имеющихся наблюдений с самой глубокой древности до наших дней и очень несовершенна, всё же в ней весьма явственно замечаются изменения эксцентриситета земной орбиты и положений её перигея, вековые движения Луны по отношению к её узлам, её перигею и к Солнцу и, наконец, изменения элементов планетных орбит. Особенно заметно последовательное уменьшение наклонности эклиптики в течение почти трёх тысяч лет, получаемое путём сравнения наблюдений Чжоу Гуна, Пифея, Ибн-Юнуса, Го Шоуцзина и Улугбека с современными.
Глава IV ОБ АСТРОНОМИИ В СОВРЕМЕННОЙ ЕВРОПЕ
Современная Европа обязана первыми лучами света, рассеявшими мрак, окружавший её больше двенадцати веков, главным образом арабам. Они достойно передали нам сокровища знаний, полученные ими от греков, которые сами были учениками египтян. Но по роковому стечению обстоятельств у всех этих народов накопленные знания исчезли после того, как они их передали другим.
Уже давно деспотизм, охвативший своим варварством прекрасные страны, бывшие колыбелью наук и искусств, изгладил даже воспоминание о науках и искусствах, вплоть до имён великих людей, которые их прославили.
Альфонс, король Кастилии, был одним из первых правителей, поощрявших возрождающуюся в Европе астрономию. Эта наука насчитывает мало столь ревностных покровителей. Но собранные им астрономы плохо поддержали его, и опубликованные ими таблицы не стоили тех непомерных затрат, которых они потребовали. Одарённый здравомыслием, Альфонс был приведён в смущение путанным скоплением кругов и эпициклов, по которым заставляли двигаться небесные тела. «Если бы бог, — сказал он, — позвал меня для совета, всё было бы в большем порядке». Этими словами, которые были расценены как безбожные, он дал понять, что мы ещё далеки от познания механизма вселенной. Во времена Альфонса Европа благодаря поощрению императора Германии Фридриха II получила первый латинский перевод «Альмагеста» Птолемея, сделанный с арабского языка.
Наконец, мы достигаем эпохи, в которой астрономия, выйдя из узкой, закрытой сферы, где она пребывала до тех пор, поднялась путём быстрых и постоянных успехов на ту высоту, где мы её видим теперь. Пурбах, Региомонтан, Вальтер подготовили эти прекрасные дни науки, и Коперник дал им начало, счастливо объяснив небесные явления вращением Земли вокруг себя и Солнца. Потрясённый, как и Альфонс, чрезвычайной сложностью системы Птолемея, он искал у древних философов более простое объяснение вселенной. Он узнал, что некоторые из них считали, что Венера и Меркурий обращаются вокруг Солнца, что Нисетас, по словам Цицерона, приписал Земле вращение вокруг своей оси и этим избавил небесную сферу от непостижимой скорости, которую приходилось приписывать ей, чтобы выполнялось суточное вращение. Аристотель и Плутарх указали ему, что пифагорейцы заставляли Землю и планеты двигаться вокруг Солнца, которое они помещали в центр мира. Эти ослепительные идеи его поразили. Он приложил их к астрономическим наблюдениям, которые накопились со временем, и получил удовлетворение, увидев, что они без труда укладываются в теорию движения Земли. Суточное вращение неба оказалось лишь иллюзией, вызванной вращением Земли, а прецессия равноденствий свелась к движению земной оси. Круги, придуманные Птолемеем, чтобы объяснить прямые и попятные движения планет, исчезли. Коперник увидел в этих движениях только кажущиеся явления, вызванные сочетанием движения Земли и планет вокруг Солнца, и вывел относительные диаметры их орбит, до того времени не известные. Наконец, всё говорило в этой системе о той прекрасной простоте, которая очаровывает нас в средствах природы, когда нам посчастливится их узнать. Коперник опубликовал свой труд под названием «Об обращениях небесных сфер». Чтобы не возмущать установившиеся предрассудки, он представил его как гипотезу.
