АЭХ. Гомосексуалисты?

Чемберлен. Пока мы безымянны – нас будто нет.

АЭХ. Гомосексуалисты? Кто в ответе за это варварство?

Чемберлен. А что здесь плохого?

АЭX. Это наполовину латынь, наполовину греческий!

Чемберлен. Похоже, ты прав. Кстати, что случилось со мной?

АЭХ. Откуда мне знать? Верно, превратился в постраничную сноску. (Прислушивается.) Слушай!

Слабо играет «Марсельеза».

Чемберлен. «Марсельеза». Необычно, правда? Для юбилея королевы.

АЭХ. Оскар Уайльд жил во Франции, на побережье у Дьепа. Я послал ему книгу, когда он вышел из тюрьмы.

Чемберлен погружается в темноту.

Слабый отзвук детских голосов, поющих «Марсельезу», перебивает сильный звучный голос Оскара Уайльда. Он декламирует.

Уайльд, сорока одного года, читает из собственного экземпляра «Шропширского парня». Он пьет бренди и курит сигарету.

Вокруг него следы детского праздника в честь бриллиантового юбилея: гирлянды, Юнион Джеки [197] и триколоры [198], остатки большого разукрашенного торта.

Уайльд.

Убит? Конец мгновенный, чинный?
Не промах парень – прямо в лоб.
Болезнь твоя неизлечима,
Уж лучше взять с собою в гроб. [199]

Этот стих Робби не заучивал [200], но не все ваши поэмы были мне в новинку, когда я вскрыл ваш пакет.

Ты всё предвидел, всё продумал,
Прозрел, куда твой путь пролег,
К поре отважный, мудрый с юну…

АЭХ. Мои стихи – стоит им зазвучать – словно докучливые друзья.

Уайльд.

К поре отважный, мудрый с юну –
Бестрепетно спустил курок.
Бедный, глупый мальчик!

АЭХ. Я читал отчет о разбирательстве в «Ивнинг стандард».

Уайльд. О, хвала небесам! Вот почему я не поверил ни единому слову в вашей поэме.

АЭХ. Но это правда.

Уайльд. Отнюдь, это лишь факт. Правда – совершенно другая материя; это работа воображения.

АЭХ. Я уверяю вас. Это случилось вскоре после вашего процесса. Он был кадетом из Вулича [201]. Вышиб себе мозги, чтобы не жить в позоре и не навлечь позор на других. Он оставил письмо для следователя.

Уайльд. Само собой, оставил, и вам стоило бы отправить свою поэму следователю. Искусство занимается исключениями, не типами. Типы – это материал для фактов. Вот тип молодого человека, который застрелился. Он прочел об одном самоубийце в «Ивнинг ньюс» и сам застрелился в «Ивнинг стандард».

АЭХ. Но, позвольте!

Уайльд.

О, рано, – чтоб не ждать проклятий,
В бесчестье от стыда горя.
Тобой убит семьи предатель –
Душа, что в мир явилась зря [202].

Опять-таки, если бы он не застрелился до чтения вашей поэмы, застрелился бы после. Я не лишен сантиментов. Я даже осмелюсь предположить, что разрыдался бы, прочти я ту газету. Но от этого газета не становится поэзией. Искусство не может быть подчинено своему объекту, иначе это не искусство, но биография, а биография – это сито, которым нашу настоящую жизнь не уловить. Обо мне говорили, будто я ходил по Пикадилли с лилией в руке. Мне даже не пришлось этого делать. Сделать нечто – пустяк; заставить говорить, что ты сделал нечто, – вот что важно. Теперь это правда обо мне. У шекспировской Смуглой Леди, вероятно, было зловонное дыхание, – почти у всех пахло изо рта, пока я не дошел до третьего года в Оксфорде, – но искренность – это враг искусства. Вот чему научил меня Пейтер и что Рёскин так и не смог усвоить. Рёскин обращал добродетель в грех. Бедный Пейтер, может, и обратил бы грех в добродетель, но, как и вашему кадету, ему не хватало мужества, чтобы действовать. Я завтракал с Рёскином. На чай пришел Пейтер. Один – импотент, другой – трус: оба они боролись за мою артистическую душу. Но я подхватил сифилис у проститутки, и мои зубы почернели [203] от лечения ртутью. Мы встречались в Оксфорде?

АЭХ. Нет. Однажды мы напечатали стихи в одном журнале. Мое посвящалось умершей матушке. Ваше было о зверствах турок в Болгарии.

Уайльд. О да, я поклялся не прикасаться к турецкому шампанскому и есть исключительно болгарский рахат-лукум. Вы любите торт? Я пригласил пятнадцать детей из деревни, чтобы отпраздновать юбилей. Мы поднимали тосты за королеву и президента Республики, а дети кричали: «Vive Monsieur Melmoth». Месье Мельмот [204] – это я. Мы ели клубнику, и шоколад с гранатовым сиропом, и торт, и каждый ушел с подарком. Это была одна из самых удачных пирушек. Вы бывали на моих пирушках в Лондоне? Нет? Но у нас должны быть общие друзья. Бернард Шоу? Фрэнк Гаррис? Бердслей [205]? Лябушер? Уистлер [206]? У. Т. Стэд? Вы знали Генри Ирвинга [207]? Лили Лэнгтри [208]? Нет? Принца Уэльского? У вас были друзья?

АЭХ. У меня были коллеги.

Уайльд. Однажды я купил ворох лилий в Ковент-Гардене, чтобы подарить мисс Лэнгтри, и пока я ждал кэб, какой-то мальчик сказал мне: «Ох, какой вы богатый!…» «Ох, какой вы богатый!» (Плачет.) О… простите меня. Меня несколько расстроил… торт. Я старался отказаться от него; всякий раз, слабея, я выпивал стакан коньяку; часто я по целым дням не ем торта; но юбилей сломил мою волю, я позволил себе светский эклер и не помнил более ничего, пока не очнулся в груде печений. О, Бози [209]! (Плачет.) Я должен вернуться к нему, понимаете? Робби будет в бешенстве, но тут ничего не поделать. Измена другу – как пушок на весах любви, но об измене самому себе сожалеешь всю жизнь. Бози – вот что из меня вышло. Он испорчен, мстителен, крайне эгоистичен и не слишком одарен, но это лишь факты. Правда в том, что он был Гиацинтом, когда Аполлон полюбил Гиацинта, он весь – слоновая кость и золото, с его губ, подобных розовым лепесткам, исходит музыка, которая наполняет меня восторгом, он единственный, кто меня понимает. «Когда прорезываются зубы, бывает зуд; так же раздражена душа того, кто взирает на красоту юноши; он не может ни спать ночью, ни днем оставаться на одном месте» [210], и еще много тому подобного, но прежде чем Платон смог описать любовь, нужно было изобрести возлюбленного. Мы бы не знали любви, если б могли видеть дальше собственного изобретения. Бози – мое творение, моя поэма. Любовь открыла себя в зеркале изобретения. Тогда лишь мы увидели, что творили, – сжимали кусок льда в кулаке, который не удержать и не выпустить. (Плачет.) Вы так добры, что слушаете меня.

АЭХ. Нет. Моя жизнь отмечена долгими молчаньями. Первая конъектура, которую я опубликовал, была из Горация. Шестью годами позже я от нее отказался. Проперция я отложил в сторону чуть ли не пятьдесят лет назад в надежде, что обнаружится лучший список. Мне казалось важным переждать, если есть хоть малейшая надежда на восстановление текста. Пока – тишина. Тем временем я защищал классических авторов от поправок идиотов и издал Овидия, Ювенала, Лукана и, наконец, Манилия, которого посвятил моему товарищу Мозесу Джексону, – это и все, вот мой песочный замок близ разрушительного моря. Не считая классики, моя жизнь оказалась не настолько короткой, чтобы избежать ошибок, которых я хотел избежать; но ошибок было не много, и шакалы раскопают их с трудом. Я несколько раз переезжал; однажды, как говорят, из-за того, что во время обычной поездки в университет со мной заговорил незнакомец. Это не так, но это правда обо мне. В год бриллиантового юбилея я впервые отправился за границу.

вернуться

197

Юнион Джек – национальный флаг Великобритании.

вернуться

198

Триколор – национальный флаг Французской Республики.

вернуться

199

см. стихотворение XLIV в сборнике Хаусмена A Shropshire Lad.

вернуться

200

см. выше, Роберт Росс.

вернуться

201

Кадет из Вулича застрелился через два месяца после вынесения приговора Оскару Уайльду, чтобы не подвергаться преследованиям за гомосексуализм. Этот случай дал сюжет стихотворению XLIV в сборнике A Shropshire Lad.

вернуться

202

Перевод П. Сошкина.

вернуться

203

Лечение сифилиса ртутью считалось в начале ХХ в. наиболее эффективным. По свидетельствам современников, передние зубы, почерневшие от вдыхания паров ртути, Уайльд при разговоре обычно прикрывал рукой.

вернуться

204

Себастьян Мельмот (Sebastian Mel-moth) – один из псевдонимов Оскара Уайльда.

вернуться

205

Обри Бердслей (Aubrey Beardsley, 1872 – 1898) – знаменитый английский иллюстратор и художник, литератор. Близкий друг Оскара Уайльда. Среди наиболее известных работ – иллюстрации к «Смерти Артура» Томаса Мэлори (1893 – 1894), к английскому изданию пьесы Уайльда «Саломея» (1894). Один из издателей журналов The Yellow Book и The Savoy.

вернуться

206

Джеймс Уистлер (James Abbot McNeill Whistler, 1834 – 1903) – великий американский живописец, гравер и дизайнер, ключевая фигура европейского модернизма и прерафаэлизма.

вернуться

207

Генри Ирвинг (Henry Irving, 1838 – 1905) – знаменитый английский актер и режиссер, особенно известен ролями в шекспировских трагедиях. Выступал как чтец и лектор. В 1878 – 1898 гг. руководил лондонским театром «Лицеум».

вернуться

208

Лили Лэнгтри (Lily Langtry, 1853-1929) – английская актриса, считалась одной из красивейших женщин своего времени. В 1925 г. издала ставшую знаменитой автобиографию The Days I Knew.

вернуться

209

Бози, лорд Альфред Дуглас (Bosie, lord Alfred Douglas, 1870 – 1945) – британский поэт, переводчик. Выпускник Оксфорда, Дуглас публиковал в студенческих журналах первые поэтические опыты. Ему принадлежит английский перевод пьесы «Саломея» Уайльда (1894). В 1892 г. началась любовная связь Дугласа и Уайльда. На время судебного процесса над Уайльдом (1895) Дуглас переехал во Францию, чтобы избежать дачи свидетельских показаний. Во Франции вышел его первый сборник стихов (1896), который был переиздан в 1899 г. в Англии. По освобождении Уайльда их связь возобновилась во Франции. В 1923 г. Дуглас был приговорен к полугодовому заключению за клевету в адрес Уинстона Черчилля. Дуглас редактировал несколько литературных журналов и входил в артистическую группу «Эйфе-лева башня» наряду с Диланом Томасом, Роналдом Фербанком, Олдосом Хаксли и др.

вернуться

210

«Когда прорезываются зубы…»· – парафраз из «Федра» Платона: «Когда прорезываются зубы, бывает зуд и раздражение в деснах – точно такое же состояние испытывает душа при начале роста крыльев: она вскипает и при этом испытывает раздражение и зуд, рождая крылья. Глядя на красоту юноши, она принимает в себя влекущиеся и истекающие оттуда частицы ‹…› в недоумении она неистовствует, и от исступления не может она ни спать ночью, ни днем оставаться на одном месте». (Платон. Федр, 25 k-е. Пер. А. Н. Егунова / Указ. соч. С. 160 – 161).