После жаркого дня на город опустилась мягкая прохлада, в темно-синем бархатном небе засияли мириады звезд. Только земли Востока знают тайну такой синевы, словно созданной для того, чтобы часами безмятежно сидеть на террасе, вдыхая аромат цветов и прислушиваясь к отзвукам отдаленной песни или внимая сказке тысяча второй ночи. Альдо Морозини, пожалуй, даже получил бы удовольствие от ночной прогулки, если бы только она не была ему так бесцеремонно навязана этим странным мальчишкой. Для Морозини – князя-антиквара – в ночной прогулке явственно присутствовал дух приключений, от страсти к которым его не способна была исцелить даже недавняя женитьба. Впрочем, Лизе этого и не хотелось, больше всего она боялась, как бы муж не «погряз в быту и не закоснел», о чем и сообщала, забавно морща свой хорошенький носик, правда в глубине души надеясь, что Альдо не слишком серьезно отнесется к ее заявлениям.

Вот и теперь, когда этот нелепый мальчишка, такой серьезный, в белой кипе, с пейсами, и при этом одетый в смешные короткие штанишки, внезапно появился на террасе отеля среди суетившихся между столиками кафе высоченных суданцев в белых перчатках, национальных одеждах и красных фесках, Лиза ничего не сказала. Мальчик уверенно, так, словно хорошо знал Морозини, направился прямо к нему и, не обращая никакого внимания на погнавшегося за ним метрдотеля, протянул князю письмо, сказав при этом на безупречном английском, что подождет ответа снаружи. И вышел, держась все с тем же достоинством, но так быстро, будто опасался, что кто-то может задержать его.

Новобрачные в тот вечер ужинали одни на украшенной олеандрами террасе нового отеля «Царь Давид», на стенах которого едва успела просохнуть краска. Все те, кто вызвался сопровождать их в этой поездке, являющейся одновременно и свадебным путешествием, удалились. Адальбер Видаль-Пеликорн – археолог, ставший за время долгих поисков драгоценных камней, которые пропали в незапамятные времена с пекторали Великого Первосвященника, лучшим другом Альдо, – отправился к какому-то своему английскому коллеге. Вот уж поистине, эти коллеги, где бы он ни появился, вырастали как грибы после дождя! Что же до старой маркизы де Соммьер – тетушки Амелии, – то она осталась на яхте барона Ротшильда, бросившей якорь в порту Яффы. Маркизу удерживал там приступ подагры, который наверняка был вызван тем, что она слегка злоупотребляла обожаемым ею шампанским. Естественно, Мари-Анжелина дю План-Крепен – ее компаньонка, кузина и «подручная» – осталась с ней и приплясывала на месте от нетерпения, как боевой конь, в ожидании исцеления маркизы, которому сильно мешало наличие на судне отличного погребка. Разумеется, Мари-Анжелина и не догадывалась о том, что госпожа де Соммьер добровольно выбрала для себя «заточение» на яхте, потому что больше всего боялась одного: как бы в то время, когда ее племянник и Видаль-Пеликорн будут передавать пектораль, План-Крепен, с ее страстью к приключениям, не сунула в их дела свой острый нос. Как только все будет закончено, маркиза сразу же «выздоровеет», переедет в отель «Царь Давид», и истовая католичка Мари-Анжелина сможет наконец направить свои обутые в белые полотняные туфли стопы по пути, пройденному когда-то Господом. А пока обе женщины бесконечно созерцали морские волны и минарет, возвышавшийся над древней Яффой, а Альдо и Лиза безмятежно наслаждались своим медовым месяцем...

Пока Альдо читал послание, переданное ему мальчиком, Лиза Морозини, с деланно рассеянным видом помешивая ложечкой кофе, исподтишка следила за мужем. В те времена, когда она, скрываясь под псевдонимом Мины Ван Зельден, работала у него секретаршей, она бы, конечно, сама вскрыла письмо, прежде чем передать его хозяину, но молодая супруга уже не могла себе этого позволить. Что, впрочем, не мешало ей сгорать от любопытства... К счастью, ее пытка скоро закончилась, Альдо протянул ей листок со словами:

– Вот, посмотри! И скажи мне, что ты об этом думаешь...

Послание оказалось коротким. Всего три или четыре строчки и подпись.

«Простите мне это обращение к вам, которое, должно быть, вас удивит, но мне необходимо как можно скорее переговорить с вами об очень важном деле. Если вы согласны, следуйте, ничего не опасаясь, за юным Эзекиелем, которому я всецело доверяю. Рабби Абнер Гольберг».

Покрутив листок бумаги своими длинными тонкими пальцами, Лиза вернула его мужу.

– А что, по-твоему, я могу думать? Ты знаком с этим Гольбергом?

– Я лишь видел его. Он стоял рядом с Великим Раввином, когда мы передавали ему пектораль. Как я понял, его доверенное лицо...

– Тогда мне просто нечего сказать...

Альдо улыбнулся, глядя в фиалковые глаза жены, так чудесно оттенявшиеся пышной золотисто-рыжей шевелюрой, которую ни одни святотатственные ножницы не смогли бы превратить в модную гладкую короткую стрижку. Потом он взял жену за руку, нежно поцеловал в ладонь и встал.

– Мне кажется, стоит пойти. Вернусь – обо всем тебе расскажу. Веди себя хорошо! – добавил он, бросив достойный Отелло взгляд в сторону четырех английских офицеров, сидевших неподалеку от их столика и уже в течение нескольких дней делавших столь же трогательные, сколь и безуспешные попытки познакомиться с Лизой.

Эзекиель действительно ждал князя у выхода из отеля, сидя на низкой стенке в тени терпентинного дерева. Увидев Морозини, он встал, но тут же уселся снова, показав на элегантный белый смокинг лондонского покроя и лакированные туфли Альдо:

– Идти предстоит довольно долго. Переоденьтесь...

– Мы что – пойдем куда-то далеко отсюда?

– Нет, не очень, но лучше переодеться...

Альдо не стал спорить и расспрашивать дальше, поднялся к себе в номер, переобулся в теннисные тапочки, надел брюки попроще, сменил смокинг на свитер и вернулся к мальчику. Они сразу же пустились в дорогу.

Обнаружив, что, пройдя гробницы семьи Ирода, они спускаются в долину Кедрона, Морозини мысленно поблагодарил своего спутника за добрый совет по части одежды. Ему уже показывали эту дорогу, совсем недавно открытую археологами. Два отрезка древних ступенчатых улочек, поросших за долгое время буйной растительностью, пробивавшей себе путь между разбитыми камнями. Попав сюда, князь-христианин, каким был Альдо Морозини, не мог не разволноваться, ведь именно по этим камням так часто ступали когда-то запыленные сандалии Иисуса Христа, когда Он направлялся в горницу Тайной Вечери, в Гефсиманский сад или еще дальше – в Вифанию, селение на склоне горы Елеонской, где жили Его друзья Лазарь, Марфа и Мария... И, может быть, потому, что в поздний час здешние места были пустынными, Морозини растрогался еще больше, его еще сильнее обступили воспоминания, чем на Виа-Долороза, Крестном пути Христа, где всегда было полным-полно визгливых паломников...

Когда они углубились в долину Кедрона, Альдо показалось, будто небо отступило за стены Старого города и каменистые склоны, усеянные гробницами, и он подумал, что именно так и должно выглядеть самое начало долины Иосафата, где Господь намерен осуществить Страшный суд: именно здесь после конца времен соберутся все души перед Господом, и каждому воздастся по делам его...

– Далеко еще? – спросил Морозини, понимавший, что они проделали уже немалый путь вокруг развалин древних крепостных стен.

– Не так уж, – ответил Эзекиель. – Вот Гихонский ключ. Если хотите, можете напиться. Вода здесь свежая, чистая. С древнейших времен это самое драгоценное достояние нашего города.

– Спасибо, мне не хочется пить.

– Вам повезло! – сказал мальчик, жадно глотнув из согнутой ковшиком ладони несколько капель воды. – Ну вот, мы уже пришли, – прибавил он, зажигая светильник, взятый им из выемки в скале. И они углубились в проход, который начинался у родника и исчезал под тяжелыми скалами с развалинами крепостных стен.