– Но почему?
– Чтобы завладеть ее трупом и вонзить кол ей в грудь. Они говорят, что она от них отвернулась, потому что продалась дьяволу и стала вампиром. Ни один путешественник из тех, кто туда отправился, не вернулся назад...
– И что же, вы тоже во все это верите?
– Во что? В существование вампиров? В Трансильвании все в них так или иначе верят. Что касается Илоны – ее зовут так же, как звали ее мать, бабушку и прабабушек, – то я не знаю, сколько во всем этом правды. У цыган, знаете ли, богатое воображение, но тут я иногда начинаю думать, что они отчасти правы. У нас говорят: нет дыма без огня...
– У нас тоже так говорят. И... далеко ли отсюда ее уютное жилище?
– Примерно двадцать километров вверх по течению Тирнава-Маре... Только не говорите мне, что вы собираетесь туда заглянуть!
– А надо было бы, – сказал Альдо. – Напоминаю вам, что мы пишем книгу, и читателей наверняка заинтересует такая волнующая история. Какое завершение линии Влада Цепеша!
Шаффнер сходил за бутылкой цуйки и наполнил тойю, крохотный графинчик, который все трое тут же и опорожнили.
– Если вы туда пойдете, я дам вам с собой бутылку цуйки, она вам пригодится. Но вашу даму вам лучше бы оставить здесь. Илона всегда ненавидела женщин... мне кажется, в том числе и родную мать!
– Мы так и хотели сделать.
– И еще надо будет... – Отто смущенно умолк, кашлянул, потом все-таки решился договорить: – Надо вам будет уплатить то, что вы мне должны. Когда вернетесь, тогда будем считать по новой...
– Хорошо еще, что у него хватило такта не сказать «если вернетесь», – заметил Адальбер, когда они поднялись к себе в номера, – только, похоже, он не слишком-то верит в то, что мы вернемся. Как ты думаешь, должны ли мы принимать всерьез его предостережения?
– Предостережение, от кого бы оно ни исходило и в чем бы ни заключалось, всегда надо принимать всерьез. А я вот о чем себя спрашиваю: не прочла ли эта Илона твою знаменитую книжку или, может быть, посмотрела фильм о вампирах? Уж очень все в точности сходится: свирепые псы, заменяющие волков, слуги – мастера на все руки, старый замок... Мне кажется, все это предназначено для того, чтобы отвадить простодушных, но назойливых и любопытных гостей.
– Иными словами, изумруды должны быть по-прежнему у нее, и она их таким образом охраняет?
– Именно так думала Саломея, и Саломее я верю. А наш хозяин, видимо, не в курсе...
– Поскольку не упомянул о них? Подобные вещи чужим не рассказывают. Алчность легко заставляет позабыть страх. Ну, так что мы будем делать?
– Само собой, отправимся туда, и завтра же! Но на этот раз надо уговорить Хилари остаться здесь.
Легко сказать – уговорить Хилари! Когда на следующее утро они спустились к завтраку, мисс Доусон, успокоенная и уверенная в себе, наотрез отказалась остаться в тылу.
– Я не расстанусь с Адальбером, и Адальбер не расстанется со мной, – твердо заявила она. – Куда он, туда и я!
Альдо почувствовал, как в нем закипает ярость.
– Сколько вам лет? – грубо спросил он. – Три года? Или уже четыре исполнилось?
– Двадцать три! – покраснев, ответила она. – Но вам, князь, как джентльмену, следовало бы знать, что дамам таких вопросов не задают.
– Я только хотел кое-что уточнить: поскольку вам уже двадцать три года, вы же сумели их как-то прожить без Адальбера?
– Я не сталкивалась с подобными проблемами.
– Послушайте: нам надо нанести визит владелице одного замка в окрестностях города, она ненавидит женщин и, кроме того, возможно, буйно помешанная. Вы весьма осложните нашу задачу.
– Но я вовсе не мешаю вам идти туда одному! – уколола она Морозини. – В конце концов, вы тоже вполне можете без него обойтись...
– Хилари, – запротестовал Адальбер, – я тоже должен пойти туда, это входит в мои обязанности. Образумьтесь хоть немного!
– Нет. Только не в том, что касается вас. Вы... очень дороги мне, – прибавила она, покраснев еще сильнее, чем прежде.
В эту минуту дверь зала распахнулась, впуская странную процессию: попа в черной рясе и золотой епитрахили, с кадилом в руке, и трех мальчиков, похоже, исполнявших роль певчих. Ни на кого не глядя, священник обошел зал, размахивая кадилом и нараспев приговаривая что-то непонятное, прошел в кухню, где старуха, опустившись на колени, поцеловала ему руку, оттуда – в другой зал, который помещался за кухней, потом вернулся обратно, ласково улыбнулся троим присутствующим, безотчетно вставшим при его появлении, еще немного помахал кадилом и, наконец, направился к двери. У порога Отто тоже поцеловал ему руку, и оба вышли. Слышно было, как заскрипели ступеньки под ногами священника и его свиты... В зале сильно пахло ладаном, и Хилари расчихалась.
– Что это еще за дурацкая комедия? – очень недовольная, воскликнула она.
Но ответ она получила несколько позже – от Шаффнера, и довольно нелюбезный: трактирщик явно давал ей понять, что ему не по вкусу ее возмущение.
– Надо же время от времени освящать дома... Это местный обычай, и мы его придерживаемся!
Но Альдо с Адальбером только переглянулись: они догадались, что хозяин гостиницы счел нужным позвать священнослужителя перед тем, как отпустить постояльцев в рискованную экспедицию... И когда, часом позже, они отъезжали от крыльца в надежной повозке, запряженной двумя могучими конями, которых он для них где-то разыскал, Шаффнер еще долго стоял на пороге и смотрел им вслед. Обернувшись, Альдо увидел, что трактирщик осенил их размашистым крестным знамением, затем перекрестился сам.
– Он-то уже не надеется увидеть нас живыми! – шепнул Морозини сидевшему рядом Адальберу.
Хилари, закутанная в меха и укрытая двумя одеялами, устроилась рядом с возчиком под козырьком, который должен был защищать пассажиров от дождя и снега. Но сейчас погода вроде бы исправилась, немного потеплело, и первый недавно выпавший снег начинал таять под лучами бледного зимнего солнца, выглядывавшего из-за черных елей... Повозка поднималась вдоль берега реки, и перед путешественниками разворачивался великолепный пейзаж: фоном для него служили суровые и величественные Карпаты, в сторону которых они и направились. Последнюю часть пути им предстояло проделать пешком: возчик заранее предупредил их об этом:
– Я подожду вас на постоялом дворе в деревушке, оттуда до замка всего каких-то два километра...
– Вы что же, не довезете нас до места? – возмутился Адальбер, мысленно пообещав себе при этом сказать на этот счет по возвращении несколько теплых слов трактирщику. – Но ведь с нами дама!
– Она может остаться со мной, если пожелает. Впрочем, для нее так было бы куда лучше...
– Да почему же?
В ту же минуту из чащи леса до них донесся далекий вой, который тем не менее ни с чем нельзя было спутать.
– Слышите? – спросил возчик. – Волки! Я не хочу рисковать ни своими конями, ни собственной шкурой...
Все было решено, сбить его с этого было невозможно, оставалось лишь объяснить положение Хилари: очевидно, что возчик всерьез перепуган. Его испуг заставлял предположить, что в конце пути их подстерегает опасность куда более реальная, чем обещают местные поверья. Мисс Доусон стала расспрашивать, что это за таинственная женщина, к которой они едут. Адальбер рассказал ей все, что знал, то есть очень немногое, и закончил свой рассказ словами:
– Одно мы знаем точно: она ненавидит всех прочих женщин, и естественный вывод из этого тот, что вы спокойно дождетесь нас на постоялом дворе...
Он вложил в свой ответ всю твердость, на какую только был способен, но девушка рассмеялась ему в лицо, а потом обиженно заявила:
– Когда же вы наконец расстанетесь с мыслью отделаться от меня? Что мне здесь делать с этим мужланом и кучкой грязных крестьян? Кроме них, здесь никого нет. Может, мне с ними поиграть в кости, заливая в себя этот мерзкий алкоголь, каким у нас побрезговал бы и портовый грузчик?
Альдо подумал, что вчера этот напиток вовсе не казался ей таким уж отвратительным, но решил не вмешиваться в то, что все сильнее напоминало семейную сцену. Впрочем, Хилари продолжала свою обличительную речь: