– Зря я не посчитался с твоим мнением, – отозвался Адальбер, но Альдо услышал в голосе друга легкую дрожь, выдавшую его боль. И Альдо тем труднее было это перенести, что за спиной англичанки внезапно показались два вооруженных до зубов араба, и еще несколько появились из арок, расположенных на уровне водоема. К тому же среди этих людей были двое сыновей Халеда, иными словами – убийцы набатеянки.

Тем временем голос, который умел, когда надо, быть таким нежным, продолжал звучать:

– Вам следовало бы получше скрывать свою радость от нашей встречи, господа! Особенно вам, дорогой Адальбер! Вы могли бы с большей элегантностью признать свое поражение. Мне-то казалось, вы хороший игрок.

– А я считал вас настоящей леди! Но вы оказались убийцей и едва ли стоите веревки, на которой вас повесят! Ведь именно вы убили этого несчастного, не так ли?

– Зачем, по-вашему, мне самой пачкать руки? Ведь Али и Карим так ловко управляются с кинжалом! Этот несчастный, как вы его назвали, – хотя, по-моему, вы чересчур снисходительны к нему! – был убит на расстоянии, одним броском, но зато прямо в сердце.

– И как только вы посмели представить меня своей семье! – не удержался Видаль-Пеликорн.

– Ой, только не надо беспокоиться о моей семье! Она и не такое повидала. Правда, я охотно признаю, что среди людей, с которыми ее сводила судьба, было немного равных вам. Вы – великий археолог и достойный враг.

– Враг? – презрительно повторил Морозини. – Как истинная дочь Альбиона, вы умеете смешивать жанры. Разве не вы говорили о свадьбе?

– Я и на это могла бы пойти! Перспектива была не лишена приятности: муж из хорошей семьи, богатый, порядочный; к тому же – ученый, который мог бы открыть мне свободный доступ во все музеи Франции и других стран: этим пренебрегать никак не следовало. Над этим даже стоило всерьез подумать, и, признаюсь, я это обдумывала. К несчастью для вас, милый Адальбер, мне слишком дорога моя независимость... и еще кое-кто. И поскольку я приняла решение, то позволила себе сбросить маску.

– Иными словами, я должен быть вам крайне признателен? – спросил Адальбер, к которому вместе с уверенностью вернулось и чувство юмора. – Примите мою нижайшую благодарность за то, что помогли избежать чудовищной глупости! Я тоже ценю свою независимость, дражайшая Хилари! Если, конечно, вас действительно так зовут.

Женщина звонко расхохоталась:

– Да, это интересный вопрос. Кто же я – Хилари или, например, Вайолет, Сандра, Дейзи или Пенелопа? Мне в самом деле случается менять имена. При моем роде деятельности это бывает необходимо.

Упоенная победой англичанка, казалось, находила живейшее удовольствие в том, чтобы покрасоваться перед мужчинами, оказавшимися в ее полной власти. Но, как часто случается с людьми, наделенными непомерным честолюбием, она слишком разговорилась, слишком расхвасталась, упиваясь собственными словами, и внезапно в голове у Альдо промелькнула ослепительная догадка. Дело в том, что в течение двух или трех последних лет кто-то воровал старинные, а нередко и древние драгоценности из частных коллекций и даже музеев, которые охранялись не так надежно, как крупные национальные собрания. Ловкому вору или, вернее, воровке, потому что было известно, что это женщина, всегда удавалось скрыться, не оставив следов. Свидетели, случайно оказавшиеся в том или ином месте, могли припомнить лишь то, что видели некую особу в черном костюме – таком, какой был на Хилари сегодня вечером, – из-под которого скромно выглядывала белая блузка. Короче говоря, наряд, какой носило множество женщин и который не позволял не только схватить воровку с поличным, но хотя бы опознать ее. За неимением лучшего имени газеты прозвали ее Марго-Сорокой, и вокруг нее начала создаваться легенда...

– А нет ли случайно среди ваших имен и Марго? – почти небрежно поинтересовался Альдо, с удовольствием отметив, что женщина вздрогнула, услышав этот вопрос.

– Что за странная мысль? – откликнулась она, нервно хихикнув. – Для меня это слишком заурядное имя...

– Возможно. Правда, Марго-Сорока ни разу никого не убила, а здесь перед нами труп. И тем не менее то обстоятельство, что не вы сами нанесли удар, ничего не меняет: убийца именно вы...

– Кроме того, можно предположить, что эта Марго продемонстрировала еще не все свои таланты, не развернулась в полную силу, – перебил его Адальбер. – Убийство, знаешь ли, такая штука, стоит только начать, и втянешься! Я даже думаю, что вскоре должна наступить и наша очередь. Нам ведь слишком много известно об этой...

Взрыв звонкого смеха не дал ему договорить. Удивительно, как могла эта молодая элегантная белокурая женщина так беззаботно смеяться в такой зловещей обстановке, с плавающим рядом трупом и в присутствии этих людей с мрачными лицами...

– До чего же вы мелодраматичны, дорогой Адальбер! Вы мне решительно нравитесь. Так почему же вы думаете, будто я стану вас убивать?

– Потому что так выходит по логике вещей, – пожав плечами, ответил за него Морозини. – Мой друг только что вам объяснил: мы слишком много о вас знаем!

– То, что вы знаете, ничего вам не даст. Сейчас я вам объясню почему. Только раньше мне хотелось бы – меня заставляет это сделать нежность, которую я к вам питаю, – оправдать себя в ваших глазах, милые мои друзья. Я только что сказала вам, что не убивала Гольберга, и это правда. Я не только сама этого не делала, но даже и не я отдавала приказ его убить.

– Но кто же в таком случае?

– Неужели вы думаете, что я вам это скажу? А теперь, пожалуй, самое время закончить эту приятную встречу. Не будете ли вы так любезны, милый князь, отдать мне чудесные изумруды, ради которых вам столько пришлось потрудиться?

В тишине ночи ответ прозвучал, словно выстрел:

– Нет!

– У вас нет выбора, – со вздохом объяснила Хилари. – Не заставляйте меня приказывать обыскать вас. Это было бы... так неприятно!

– Делайте что хотите! Добром я вам их не отдам. Я должен вам объяснить... Эти камни – выкуп за мою жену, которую похитила ваша жертва...

– Я знаю.

– Откуда вы можете это знать?

– Говорю вам, знаю, значит, знаю! В любом случае, этот человек мертв. Вашей жене нечего опасаться, он больше ничего плохого ей не сделает.

– Напротив, именно теперь есть чего бояться! – вмешался Адальбер. – Если те, кто стережет жену Альдо, узнают о смерти Гольберга, они убьют ее! Хилари, если осталось в вас хоть что-то от той девушки, которую я любил, не берите на душу еще одно преступление. Ведь речь идет о молодой женщине, которую не может не полюбить всякий, кто ее узнает!

– Черт возьми! Как пылко вы говорите! Вероятно, вы тоже принадлежите к толпе ее поклонников?

– Не думаю, чтобы за вами еще сохранялось право расспрашивать меня об этом. Тем не менее готов признаться, что отношусь к Лизе Морозини с нежностью и готов ради нее на многое.

– Меня это нисколько не интересует. Хватит, довольно болтовни: давайте сюда изумруды, князь!

– Я убью всякого, кто посмеет ко мне приблизиться!

В одно мгновение в руке Морозини оказался револьвер, глянувший черным дулом, и Хилари, уже протянувшая руку за камнями, остановилась и даже попятилась в испуге:

– Не валяйте дурака: говорю вам, ей больше ничто не угрожает!

– Откуда вам знать?

– О, для этого у меня есть все основания: теперь она в моей власти. Этот... этот достойный человек привел вашу Лизу с собой. И мне оставалось лишь ее подобрать!

– В самом деле? Тогда все очень просто: верните ее мне и берите изумруды. У меня и в мыслях никогда не было оставлять их у себя.

– В последнем я и не сомневаюсь, но, если бы только я вас послушалась, вы наверняка немедленно пустили бы по моему следу полицию и забрали бы назад свои драгоценные камушки.

– Нет. Я даю вам слово. У меня нет ни малейшего желания оставлять у себя эти изумруды. Совсем напротив! Я просто не знаю другого предмета, который был бы способен так же приносить несчастья, как они!