Старший бухгалтер, седой человек в поношенном сюртуке, трясущимися руками раскладывал на столе бухгалтерские книги в черных клеенчатых обложках.
— Вот здесь, — эксперт из ВСНХ ткнул пальцем в колонку цифр, — списание легированных добавок. А в накладных на готовую продукцию их нет. Куда делись десять тонн феррохрома?
В техническом архиве другая группа проверяющих изучала чертежи и технологические карты.
— Смотрите, — молодой инженер в кожанке поднял синьку. — По документам плита проходит двойную термообработку. А в журнале печей — только одна. Экономят на технологии!
Главный металлург завода, пожилой специалист с орденом Трудового Красного Знамени, побледнел:
— Это… это ошибка делопроизводства…
— Ошибка? — Лазарев развернул акт военной приемки. — А это тоже ошибка? Твердость брони на тридцать процентов ниже нормы. При обстреле рассыпается, как стекло!
В кабинет вошел Рожков, неслышно, как всегда. За ним двое в штатском внесли объемистые папки:
— Товарищ Лазарев, взгляните. Документы из рижского филиала. Весьма познавательно.
Из папок извлекли договоры с немецкими фирмами, банковские выписки, накладные на «фиктивные» поставки оборудования.
— Так-так, — главный бухгалтер ВСНХ придвинул лампу ближе к бумагам. — Триста тысяч рейхсмарок через «Балтик Трейдинг». А в нашей отчетности эти средства проведены как накладные расходы.
Крестовский дернулся, но его остановил жест Рожкова:
— Сидите, Андрей Петрович. Это только начало. Сейчас на складах идет проверка маркировки стали. Там такие интересные результаты.
К вечеру картина стала ясна. Системное занижение качества продукции. Экономия на легирующих добавках. Подделка результатов испытаний. Двойная бухгалтерия. Вывод валюты через подставные фирмы.
— По предварительным подсчетам, — докладывал Лазарев в Москву по телефону, — ущерб только по оборонным заказам — более миллиона рублей. А с учетом валютных операций и того больше.
Крестовский сидел в кресле, обмякший, постаревший. Золотая цепь от часов безжизненно свисала на жилете. На столе перед ним лежал протокол опечатывания заводской документации.
В просторном кабинете председателя Совнаркома было нещадно накурено. Рыков нервно ходил от массивного письменного стола красного дерева к окну, теребя пенсне на черном шнурке. На столе лежали свежие газеты с разгромными статьями о Крестовском.
— Это удар по всей нашей политической линии, — говорил он собравшимся соратникам. Его обычно уверенный голос звучал встревоженно. — Сегодня Крестовский, завтра другие представители здорового частного капитала. Нас планомерно выдавливают.
В кожаных креслах сидели члены его группы: Томский с неизменной трубкой «Данхилл», Угланов, нервно постукивающий пальцами по подлокотнику, еще несколько ответственных работников.
— Я говорил с Серго, — Рыков снял пенсне, протирая стекла батистовым платком. — Пытался объяснить, что нужно тщательное расследование, что нельзя рубить с плеча…
— И что Орджоникидзе? — Томский выпустил струю дыма.
— «Дорогой, у нас есть доказательства. Железные доказательства!» — Рыков попытался передразнить грузинский акцент. — А сам уже подписал приказ о полной ревизии всех частных предприятий, работающих на оборону.
Секретарь внес папку с документами:
— Алексей Иванович, прибыли материалы проверки ВСНХ.
Рыков схватил бумаги, быстро пробежал глазами:
— Вот! Смотрите! «Предварительные выводы»… «Требуется дополнительная проверка»… Можно же затянуть расследование!
Он схватил телефонную трубку:
— Соедините с товарищем Ягодой… Генрих Григорьевич? Добрый день. По поводу дела Крестовского…
Но уже через минуту его лицо помрачнело:
— Да, понимаю… Да, личное указание… Конечно, если сам товарищ Сталин…
Трубка с грохотом легла на рычаг.
— Поздно, — Рыков тяжело опустился в кресло. — Иосиф Виссарионович лично заинтересовался делом. Приказал провести показательный процесс.
— Может, через Калинина? — предложил Угланов. — Он всегда за умеренную линию…
— Бесполезно, — Рыков достал из письменного прибора «Фабер» папиросу. — Это не просто дело о вредительстве. Это удар по всей правой оппозиции. По нашей линии в экономике.
В этот момент секретарь снова вошел в кабинет:
— Алексей Иванович! Срочное сообщение — Крестовский арестован. При попытке уничтожить документацию.
Рыков снял пенсне, устало потер переносицу:
— Все. Теперь его не спасти. А нам… нам нужно готовиться к худшему. Это только начало.
За окнами кабинета на Старой площади падал январский снег.
Первым взяли Петра Васильевича Нечаева, финансового директора завода. Грузный мужчина лет пятидесяти, с бородкой и брюшком, туго обтянутым атласным жилетом, был арестован в особняке на Поварской. Его застали за уничтожением документов в изразцовой печи. Из потайного сейфа изъяли несколько записных книжек с закодированными банковскими счетами.
В кабинете следователя ОГПУ Нечаев, то и дело промокая лоб шелковым платком, торопливо писал показания. Его холеные руки с перстнем-печаткой заметно дрожали:
— … через рижский филиал «Балтик Трейдинг» проводили фиктивные поставки. Вся документация шла через доверенных людей. Реальные средства переводились на личные счета Крестовского в швейцарских банках.
Следующим стал Сергей Николаевич Волков, технический директор. Высокий худощавый человек за пятьдесят, с благородной сединой на висках и внешностью дореволюционного инженера. В момент ареста в заводской лаборатории он методично уничтожал протоколы испытаний бракованной брони. На нем был старомодный сюртук и накрахмаленный воротничок со стоечкой.
— Да, сознательно занижали содержание легирующих элементов, — писал он каллиграфическим инженерным почерком, поминутно шмыгая носом. — По прямому указанию Крестовского заменяли дорогие материалы более дешевыми. Результаты испытаний фальсифицировались…
Особенно ценные показания дал Михаил Степанович Красильников, начальник отдела снабжения. Коренастый, с окладистой русой бородой, в поношенном костюме-тройке старомодного покроя. Он буквально соревновался с писарем, торопясь выложить все:
— Систематически поставляли бракованные материалы. Экономили на всем — на коксе, на ферросплавах. Разницу делили между собой, основную часть забирал Крестовский.
Вечером того же дня арестовали Алексея Дмитриевича Строганова, заведующего складами. Бывший купец второй гильдии, грузный мужчина шестидесяти лет с массивным золотым перстнем-печаткой, взяли в конторе. На нем был добротный костюм английского сукна, крахмальная манишка и шелковый галстук с жемчужной булавкой.
При обыске в рабочем кабинете, отделанном дубовыми панелями, за картиной Айвазовского нашли тайник с документами на подпольный цех в Коломне. В кожаном портфеле обнаружили записи о поставках краденого металла.
В кабинете следователя Строганов, утирая лоб платком, торопливо писал:
— … да, организовали тайное производство. Списанный металл переплавляли, документы оформляли как новые поставки. Крестовский лично определял, куда идет товар…
Последним в этот день взяли Василия Петровича Рукавишникова, начальника технического контроля. Сухощавый, подтянутый, несмотря на свои пятьдесят пять лет, с аккуратно подстриженными седыми усами. Его арестовали дома, в квартире на Пречистенке, когда он пытался спрятать техническую документацию в тайник в полу на кухне.
— Качество продукции систематически занижалось, — писал он ровным почерком в протоколе, поминутно протирая запотевшую шею. — Испытания проводились формально, акты подписывались заранее. Крестовский требовал экономить на всем, особенно на оборонных заказах.
К полуночи в кабинете Рожкова на дубовом столе выросла внушительная стопка протоколов. Он задумчиво перелистывал страницы:
— Смотрите, какая интересная картина складывается. Каждый из них отвечал за свой участок: финансы, производство, снабжение, контроль. Но все нити вели к Крестовскому. Он создал целую систему.