Старший бухгалтер, седой человек в поношенном сюртуке, трясущимися руками раскладывал на столе бухгалтерские книги в черных клеенчатых обложках.

— Вот здесь, — эксперт из ВСНХ ткнул пальцем в колонку цифр, — списание легированных добавок. А в накладных на готовую продукцию их нет. Куда делись десять тонн феррохрома?

В техническом архиве другая группа проверяющих изучала чертежи и технологические карты.

— Смотрите, — молодой инженер в кожанке поднял синьку. — По документам плита проходит двойную термообработку. А в журнале печей — только одна. Экономят на технологии!

Главный металлург завода, пожилой специалист с орденом Трудового Красного Знамени, побледнел:

— Это… это ошибка делопроизводства…

— Ошибка? — Лазарев развернул акт военной приемки. — А это тоже ошибка? Твердость брони на тридцать процентов ниже нормы. При обстреле рассыпается, как стекло!

В кабинет вошел Рожков, неслышно, как всегда. За ним двое в штатском внесли объемистые папки:

— Товарищ Лазарев, взгляните. Документы из рижского филиала. Весьма познавательно.

Из папок извлекли договоры с немецкими фирмами, банковские выписки, накладные на «фиктивные» поставки оборудования.

— Так-так, — главный бухгалтер ВСНХ придвинул лампу ближе к бумагам. — Триста тысяч рейхсмарок через «Балтик Трейдинг». А в нашей отчетности эти средства проведены как накладные расходы.

Крестовский дернулся, но его остановил жест Рожкова:

— Сидите, Андрей Петрович. Это только начало. Сейчас на складах идет проверка маркировки стали. Там такие интересные результаты.

К вечеру картина стала ясна. Системное занижение качества продукции. Экономия на легирующих добавках. Подделка результатов испытаний. Двойная бухгалтерия. Вывод валюты через подставные фирмы.

— По предварительным подсчетам, — докладывал Лазарев в Москву по телефону, — ущерб только по оборонным заказам — более миллиона рублей. А с учетом валютных операций и того больше.

Крестовский сидел в кресле, обмякший, постаревший. Золотая цепь от часов безжизненно свисала на жилете. На столе перед ним лежал протокол опечатывания заводской документации.

* * *

В просторном кабинете председателя Совнаркома было нещадно накурено. Рыков нервно ходил от массивного письменного стола красного дерева к окну, теребя пенсне на черном шнурке. На столе лежали свежие газеты с разгромными статьями о Крестовском.

— Это удар по всей нашей политической линии, — говорил он собравшимся соратникам. Его обычно уверенный голос звучал встревоженно. — Сегодня Крестовский, завтра другие представители здорового частного капитала. Нас планомерно выдавливают.

В кожаных креслах сидели члены его группы: Томский с неизменной трубкой «Данхилл», Угланов, нервно постукивающий пальцами по подлокотнику, еще несколько ответственных работников.

— Я говорил с Серго, — Рыков снял пенсне, протирая стекла батистовым платком. — Пытался объяснить, что нужно тщательное расследование, что нельзя рубить с плеча…

— И что Орджоникидзе? — Томский выпустил струю дыма.

— «Дорогой, у нас есть доказательства. Железные доказательства!» — Рыков попытался передразнить грузинский акцент. — А сам уже подписал приказ о полной ревизии всех частных предприятий, работающих на оборону.

Секретарь внес папку с документами:

— Алексей Иванович, прибыли материалы проверки ВСНХ.

Рыков схватил бумаги, быстро пробежал глазами:

— Вот! Смотрите! «Предварительные выводы»… «Требуется дополнительная проверка»… Можно же затянуть расследование!

Он схватил телефонную трубку:

— Соедините с товарищем Ягодой… Генрих Григорьевич? Добрый день. По поводу дела Крестовского…

Но уже через минуту его лицо помрачнело:

— Да, понимаю… Да, личное указание… Конечно, если сам товарищ Сталин…

Трубка с грохотом легла на рычаг.

— Поздно, — Рыков тяжело опустился в кресло. — Иосиф Виссарионович лично заинтересовался делом. Приказал провести показательный процесс.

— Может, через Калинина? — предложил Угланов. — Он всегда за умеренную линию…

— Бесполезно, — Рыков достал из письменного прибора «Фабер» папиросу. — Это не просто дело о вредительстве. Это удар по всей правой оппозиции. По нашей линии в экономике.

В этот момент секретарь снова вошел в кабинет:

— Алексей Иванович! Срочное сообщение — Крестовский арестован. При попытке уничтожить документацию.

Рыков снял пенсне, устало потер переносицу:

— Все. Теперь его не спасти. А нам… нам нужно готовиться к худшему. Это только начало.

За окнами кабинета на Старой площади падал январский снег.

* * *

Первым взяли Петра Васильевича Нечаева, финансового директора завода. Грузный мужчина лет пятидесяти, с бородкой и брюшком, туго обтянутым атласным жилетом, был арестован в особняке на Поварской. Его застали за уничтожением документов в изразцовой печи. Из потайного сейфа изъяли несколько записных книжек с закодированными банковскими счетами.

В кабинете следователя ОГПУ Нечаев, то и дело промокая лоб шелковым платком, торопливо писал показания. Его холеные руки с перстнем-печаткой заметно дрожали:

— … через рижский филиал «Балтик Трейдинг» проводили фиктивные поставки. Вся документация шла через доверенных людей. Реальные средства переводились на личные счета Крестовского в швейцарских банках.

Следующим стал Сергей Николаевич Волков, технический директор. Высокий худощавый человек за пятьдесят, с благородной сединой на висках и внешностью дореволюционного инженера. В момент ареста в заводской лаборатории он методично уничтожал протоколы испытаний бракованной брони. На нем был старомодный сюртук и накрахмаленный воротничок со стоечкой.

— Да, сознательно занижали содержание легирующих элементов, — писал он каллиграфическим инженерным почерком, поминутно шмыгая носом. — По прямому указанию Крестовского заменяли дорогие материалы более дешевыми. Результаты испытаний фальсифицировались…

Особенно ценные показания дал Михаил Степанович Красильников, начальник отдела снабжения. Коренастый, с окладистой русой бородой, в поношенном костюме-тройке старомодного покроя. Он буквально соревновался с писарем, торопясь выложить все:

— Систематически поставляли бракованные материалы. Экономили на всем — на коксе, на ферросплавах. Разницу делили между собой, основную часть забирал Крестовский.

Вечером того же дня арестовали Алексея Дмитриевича Строганова, заведующего складами. Бывший купец второй гильдии, грузный мужчина шестидесяти лет с массивным золотым перстнем-печаткой, взяли в конторе. На нем был добротный костюм английского сукна, крахмальная манишка и шелковый галстук с жемчужной булавкой.

При обыске в рабочем кабинете, отделанном дубовыми панелями, за картиной Айвазовского нашли тайник с документами на подпольный цех в Коломне. В кожаном портфеле обнаружили записи о поставках краденого металла.

В кабинете следователя Строганов, утирая лоб платком, торопливо писал:

— … да, организовали тайное производство. Списанный металл переплавляли, документы оформляли как новые поставки. Крестовский лично определял, куда идет товар…

Последним в этот день взяли Василия Петровича Рукавишникова, начальника технического контроля. Сухощавый, подтянутый, несмотря на свои пятьдесят пять лет, с аккуратно подстриженными седыми усами. Его арестовали дома, в квартире на Пречистенке, когда он пытался спрятать техническую документацию в тайник в полу на кухне.

— Качество продукции систематически занижалось, — писал он ровным почерком в протоколе, поминутно протирая запотевшую шею. — Испытания проводились формально, акты подписывались заранее. Крестовский требовал экономить на всем, особенно на оборонных заказах.

К полуночи в кабинете Рожкова на дубовом столе выросла внушительная стопка протоколов. Он задумчиво перелистывал страницы:

— Смотрите, какая интересная картина складывается. Каждый из них отвечал за свой участок: финансы, производство, снабжение, контроль. Но все нити вели к Крестовскому. Он создал целую систему.