Я отправился в цех, чтобы проверить, как дела. Две последние недели я ночевал на заводе, только пару раз был у Лены. Забыл про свой дом.

В цехах кипела работа. Вдоль печей двигались бригады сталеваров, их движения выверены по циклограммам Гастева.

— Внимание! Замер темпа работы третьей бригады! — молодой хронометрист в форменной куртке из молескина склонился над секундомером с механизмом высшего класса точности.

На стене висела огромная доска показателей, размеченная по системе ЦИТ. Каждый час новые цифры фиксируют выработку бригад. Зеленые и красные флажки отмечают выполнение сменных заданий.

— Леонид Иванович! — ко мне подошел Сорокин, на его очках в стальной оправе осела металлическая пыль. — У нас проблема с синхронизацией бригад. Первая и вторая идут в разном темпе, нарушается общий ритм плавки.

Я взглянул на схему движения бригад, вычерченную на миллиметровке «Контор-Культура». Действительно, из-за разницы в темпе работы возникали простои. При нашем жестком графике это недопустимо.

— Александр Владимирович, — обратился я к Сорокину, — сколько времени нужно на установку световой сигнализации?

— Если использовать лампы разных цветов и реле «Сименс», — он быстро произвел расчет на логарифмической линейке. — Часа три на монтаж, еще час на наладку.

Ай-яй-яй, сроки поджимают. Первая партия брони должна быть готова через три дня, иначе полетят головы.

— Успеем, — я хлопнул Сорокина по плечу. — Даже с опережением графика.

В этот момент по цеху разнесся голос Лебедева:

— Внимание! Первая бригада отстает от графика на две минуты!

Сорокин развернул на верстаке чертеж системы сигнализации:

— Смотрите, для каждой бригады свой цвет: красный, синий, зеленый. Частота вспышек задает темп работы. При отставании сигнал учащается.

Когда я зашел через полчаса в цех, монтажники в брезентовых робах уже тянули провода в медной оплетке по специально установленным креплениям. Электрики в прорезиненных перчатках монтировали патроны для цветных ламп.

— А это, — Сорокин указал на небольшой шкаф с приборами, — блок управления. Хронометрист задает эталонный темп, система автоматически контролирует отклонения.

Я с интересом разглядывал схему:

— Любопытное решение. А если добавить звуковую сигнализацию? У нас как раз есть несколько сирен «Клаксон» от старой системы оповещения.

— Отличная идея! — Сорокин быстро внес изменения в чертеж. — При критическом отставании сирена даст короткий сигнал.

Через два часа система была готова. Над каждым участком работы бригад горели цветные лампы, задавая четкий ритм движений. На пульте управления мерно щелкало реле, отсчитывая эталонный темп.

— Первая бригада, ускорить темп! — раздался голос хронометриста. Красные лампы начали мигать чаще, подгоняя рабочих.

К вечеру разница в темпе работы бригад сократилась до минимума. Производительность выросла на пятнадцать процентов. Система Гастева, усиленная световой сигнализацией, давала потрясающие результаты.

— Теперь мы точно уложимся в сроки, — Сорокин сверился с графиком производства, вычерченным на листе ватмана. — При таком темпе первая партия брони будет готова на сутки раньше срока. Тьфу, тьфу. Лишь бы не сглазить.

Я смотрел, как слаженно двигаются бригады сталеваров под ритмичные вспышки цветных ламп. Каждое движение выверено, каждая операция точно по времени. Система Гастева превратила тяжелый физический труд в точную науку.

— Александр Владимирович, — обратился я к Сорокину, — подготовьте документацию по этой системе сигнализации. Такое решение пригодится и на других участках.

За окнами цеха быстро темнело, но работа продолжалась. В свете электрических ламп мерно вспыхивали цветные сигналы, задавая четкий ритм производства.

После цеха я зашел проверить пульт автоматического управления производством. Центральная диспетчерская залита ярким светом электрических ламп «Филипс».

Сейчас здесь присутствовали еще и Лебедев, Штром и Гришин. Зотов запускал пульт управления. Бонч-Бруевич приехать не смог, умчался вчера по делам опять в Нижний.

— Готовность усилительного каскада? — Протасов склонился над схемой, глаза поблескивали в свете ламп.

— Все лампы ГК-3 проверены и откалиброваны, — Зотов поправил кожанку. — Параметры в норме.

На главном пульте управления сверкали отполированные бронзовые корпуса электронно-лучевых трубок. Мраморные панели щитов управления были уставлены приборами «Сименс» и «Вестон». В углу мерно жужжал мотор «АЭГ», отвечающий за развертку изображения.

— Внимание, включаем первый канал! — скомандовал Зотов.

Щелкнул рубильником с эбонитовой рукоятью. На экране одной из трубок появилось изображение внутренности мартеновской печи. Но тут же оно пошло волнами помех.

— Наводки от силовых кабелей, — нахмурился Зотов, глядя на осциллограф. — Они проложены слишком близко к сигнальным линиям.

Лебедев нахмурился, а Штром скептически ухмыльнулся и пробормотал ругательство по-немецки.

Я взглянул на часы. Скоро конец рабочей смены, а система должна быть готова к утренней плавке. Промедление недопустимо.

— Вася, — обратился я к изобретателю, — какие есть варианты?

Тот задумчиво потер подбородок:

— Переложить кабели уже не успеем. Нужно что-то другое, — он задумчиво тер подбородок. А потом оживился. — У меня есть идея! — Зотов метнулся к чертежному столу, где были разложены схемы на ватмане. — Мы можем создать экранирующий контур из свинцовых листов.

— Интересно… — Протасов склонился над чертежом. — А если добавить заземление через дроссели?

— Именно! — Зотов быстро набросал схему карандашом. — Смотрите: свинцовый экран отводит наводки на землю, а дроссели гасят паразитные токи.

Лебедев достал блокнот из кармана штанов, поглядел в него:

— На складе есть рулоны свинцовой фольги. Остались от упаковки импортного оборудования.

— Действуйте! — я кивнул. — Времени в обрез.

Работа закипела. Я отправился опять в цех, чтобы лично проконтролировать ход работ.

Монтажники в брезентовых рукавицах осторожно оборачивали сигнальные кабели свинцовой фольгой. Электрики в прорезиненных перчатках устанавливали дроссели в точках заземления.

— Леонид Иванович, — Зотов показал еще один чертеж, — я добавил фильтры на входные каскады. Должно отсечь высокочастотные помехи.

Величковский, тоже присоединившийся к нам, внимательно изучил схему:

— Очень элегантное решение. В Америке Зворыкин бьется над подобной проблемой, а вы вот так просто ее решили.

Через три часа система была готова к повторному запуску. В диспетчерской собрались все участники работ. Величковский тоже пришел посмотреть, оторвавшись от своих бесконечных анализов стали.

— Включаем! — скомандовал я.

Снова щелкнул рубильник. На экранах электронно-лучевых трубок появилось четкое изображение всех участков мартеновского цеха. Никаких помех — только ясная картинка технологического процесса.

— Потрясающе! — Величковский протер даже хлопнул в ладоши. — Теперь мы можем контролировать плавку, не подходя к печам.

Я внимательно осмотрел показания всех приборов. Система работала безупречно. Каждый параметр плавки теперь под постоянным контролем.

— Пусть сменные диспетчеры проведут пробную вахту, — распорядился я. — К утренней плавке все должны уверенно управлять системой.

За окнами диспетчерской уже сплошная темнота, озаренная только светом фонарей. А у меня дел по горло.

Теперь я отправился конструкторское бюро при заводе. Проверить, куда там пропал Сорокин. Что-то его давно не видно.

В техническом бюро завода горел яркий свет. За широкими чертежными столами работали молодые конструкторы. До сдачи оборонного заказа оставалось меньше двух суток, и каждый чертеж проходил тройную проверку.

Сорокин склонился над кульманом «Рейсшинен», его остро отточенный карандаш быстро скользил по ватману. На столе рядом лежали раскрытые справочники в потертых кожаных переплетах и старая логарифмическая линейка.